Школьные годы чудесные (СИ) - Рюмин Сергей (читать книги бесплатно txt, fb2) 📗
— Я стараюсь! — отозвалась она.
Даже на мою достаточно громкую реплику Наталья Михайловна решительно не обратила внимания.
После второго урока на перемене у нас, средних и старших классов, был завтрак. Разумеется, в школьную столовую на приём пищи мы ходили бегом, включая девчонок, хотя порций всегда хватало всем.
После первого урока завтракали 1–3 классы. У дверей столовой на первой перемене выставляли дежурных, которые не пускали представителей старших классов, чтобы не мешать малышне завтракать. Иногда для усиления у дверей столовой вставал дежурный учитель.
На второй перемене дежурных уже не было. И работал буфет. Прорвавшись через толпу, я купил две полоски. Принес, предложив Светлане:
— Будешь?
— Спасибо!
Не успела она взять пироженку, как вторую у меня выхватил Мишка:
— Я тоже буду! — и хитро улыбнулся мне приветливой улыбкой людоеда. Так я остался без мучного к чаю.
Третий урок был химия. И опять Татьяна Федоровна о чём-то распиналась у доски, но так тихо и невнятно, что проще было открыть и читать учебник.
Ближе к концу урока дверь кабинета отворилась без стука. В класс вошел Ершов в сопровождении директора школы.
— Где Ковалёв? — начал он без каких-либо предисловий, вроде «здрасьте».
Я встал.
— Поехали, Антон! — сказал он как-то то ли устало, то ли замученно. — Времени нет. Всё потом.
Я пошел на выход. Проходя мимо Мишки, попросил:
— Вещи мои забери, хорошо?
— Пошли, пошли! — поторопил меня опять чекист.
Во дворе школы стояла черная «волга» с «цветомузыкой» на крыше.
— Садись! — Ершов открыл мне заднюю дверь. Сам сел впереди рядом с водителем.
— Поехали!
Водитель сразу же включил и мигалку, и сирену. «Волга» рванула с места. Я, даже находясь на заднем сиденье, ухватился за ручку над дверью.
Мы мчались, нет, скорее летели исключительно по встречной полосе, распугивая немногочисленные машины. Всё-таки пассажиропоток в середине рабочего дня был не особо плотным.
— Куда едем? — спросил я, когда мы уже проехали химзавод.
— В госпиталь, — бросил Ершов. — Дениса подранили.
— Сильно?
Ершов смолчал. Я осознал некорректность своего вопроса. Конечно, сильно. Иначе за мной бы они не приехали.
«Волга» заехала прямо во двор, практически не останавливаясь на КПП. Солдаты с повязками на рукаве только козырнули, поднимая шлагбаум. Ершов вышел, махнул рукой:
— За мной.
Мы поднялись на второй этаж, прошли до конца по коридору. Остановились перед дверью с надписью «Реанимация».
«Все, как в БСМП!» — подумал я.
Только в отличие от больницы, дверь в реанимационный отсек была открыта. Ершов снял с вешалки белый халат, надел. Второй надел я. Вешалка с халатами стояла прямо у двери.
Прошли дальше, до конца коридора, упёрлись в дверь с надписью «Операционная». Над ней горела красная лампа «Не входить». Возле двери стояла кушетка, на которой сидели мужик в возрасте и молодая женщина. Поодаль стояли еще трое мужчин в костюмах-галстуках, все как на парад. Видимо, коллеги.
Ершов кивнул им и приоткрыл дверь, осторожно зашел. Следом за ним шагнул и я. Нам навстречу выскочила женщина в халате и маске:
— Сюда нельзя! Нельзя!
И попыталась нас вытолкнуть. Следом за ней из застекленной комнаты вышел мужчина, тоже в халате, маске и шапочке и, снимая резиновые перчатки, устало буркнул:
— Всё, уже можно!
— В смысле? — не понял Ершов.
— Всё, можно заходить, — яростно с непонятной досадой ответил хирург, бросив перчатки в контейнер. — Можно польку бабочку танцевать. Всё, что хотите!
Следом за хирургом из операционного отсека вышли две женщины, тоже из числа медперсонала. Одна развела руками:
— Мужайтесь… Увы… Все мы не вечны…
Ершов оттолкнул её, бросился в отсек. Я — за ним. На столе под многоламповой люстрой лежало тело, с головой накрытое простыней. Игорь повернулся ко мне.
— Опоздали, — бросил он. — Опоздали…
От отчаяния он сел прямо на пол и заплакал. В отсек зашла медсестра, попыталась его поднять.
— Пойдемте, здесь нельзя посторонним!
Она потянула за рукав и меня.
Я замер. Сквозь призму магического зрения я увидел, как над самым телом замер серебристый сгусток — точно такой же, как на кладбище в деревне.
Я осторожно, словно боясь спугнуть, протянул к нему щупальце «хлыста», формируя на его конце кисть руки. Этой кистью я ухватил этот серебристый сгусток, слегка сжал, не выпуская.
— Работаем! — выкрикнул я, не отрываясь.
— Что? — сзади поднялся Ершов.
— Не пускай сюда никого и не отвлекай!
Я пустил в тело, лежащее на операционном столе под простыней, конструкт регенерации, предварительно напитав его силой Жизни по максимуму. В магическом зрении я увидел, как стали зарастать раны — совсем небольшая на сердце внизу, откуда сочилась кровь. В сердце я направил еще один импульс силы Жизни — чтобы рана побыстрее зажила и перестала кровоточить. Кровь тоже ведь придется каким-то образом убирать из полости.
Из ранки на сердце в грудину вывалился маленький кусочек металла.
Наверное, это выглядело донельзя странно, а может быть, даже и страшно — уже в мёртвом теле вовсю шел процесс регенерации. При этом я не забывал удерживать серебристый сгусток в «руке», сформированной из «хлыста».
— Сделайте мне чай, крепкий, черный, сладкий! — снова сказал я. Мне показалось или на самом деле — мой голос стал непонятно сиплым. Я еле выдавил из себя эти слова.
Даже на груди рана — хирургический разрез — и тот заживал, превращаясь в тонкий шрам. Кусочек металла, чуть деформированная пуля успела выйти из грудины вместе с запекшимися сгустками крови. Остальную кровь внутри полости должны были убрать подселенные мною в организм конструкты постепенной регенерации — как у той самой девочки Оксаны. Вот удивится Устинов, когда его дальше в жизни ни одна болячка не возьмет — от банальной простуды до всяких там онкологий и ИБС!
Если он оживёт, конечно. Впрочем, о другом результате я даже и не думал.
Как только раны зажили, я сформировал еще одну «руку», на этот раз из «плети» — силы Жизни. Этой «рукой» я залез Устинову в грудь, сжал сердце, разжал, снова сжал, разжал, словно медицинскую грушу-спринцовку. Еще раз, и еще. Я увидел, как заструилась кровь по венам и артериям. Еще раз! Я выпустил сердце из «руки», вытащил её из груди и ударил его импульсом силы Жизни — как разрядом тока. Тело ожило. Ожило!
Но душа-то еще была у меня в другой «руке». На секунду я задумался, куда её «воткнуть»? В грудь? В голову?
Я ничего не нашел лучше, как запихнуть её Устинову в рот. Причем прямо через простыню. Да еще, запихивая её, стукнул его, как ладонью плашмя, по лицу, правда, не «хлыстом», а «плетью», максимально расширив узкий жгут до состояния полосы сантиметров в 10 шириной. Мертвый «хлыст» вызвал бы инсульт.
Тело, точнее, уже оживший «ранбольной» Устинов, закашлялся и сел на столе, роняя простыню на пол.
— Готово! — сипло сообщил я и отошел к стене, опираясь на неё рукой. Я, в отличие от этого «ранбольного», был готов не стоять, а упасть там.
Глава 16
Глава 16
Откат. Позабыт, позаброшен.
— Чай сделали? — еле двигая непослушным языком, спросил я у Ершова. Тело отказывалось слушаться. Ноги стали ватными. В глазах то мутнело, то темнело. В общем, только усилием воли я держался, чтобы не лечь прямо в операционной на пол в обмороке.
— Какой чай? — недоуменно переспросил Ершов.
— Сладкий, крепкий! — прорычал я. Хотявряд ли рычанием это можно было назвать. Так сипение какое-то.
— Потом! — отмахнулся Ершов. — Всё потом! И покормим, и напоим!
Он бросился к Устинову, поддержал его, стал помогать слезть с операционного стола. За ним потянулись какие-то провода, трубки…
Я вышел из отсека. Меня сразу оттеснили в сторону люди в белых халатах. Ворвались из коридора и мужики в костюмах, и женщина.
