Проклятье, с*ка! 1 (СИ) - Морале А. (читаем книги бесплатно TXT, FB2) 📗
Но это не помогло. Нотации, критика, ругань, придирки стали регулярными. Он хотел выбить из меня дурь и сделать нормальным человеком. А ещё хотел научить жить правильно. Он ведь желал мне только добра!
Мама… Мама сначала пыталась влезть в наши дела, что-то говорила Мите, но ссориться с мужем, а Митя на тот момент стал её официальным партнёром по жизни, она не желала. Да и я не хотела этого. Я хотела, чтобы она была счастлива.
А Митя в то время расходился не на шутку. Периодические контрольные проверки в моей комнате стали регулярными. Осмотр шкафа, одежды, карманов, ящиков столов, ящиков с нижним бельём. Он открывал шкафы и начинал рыться прямо при мне, тыкая меня в «непорядок». Тут неправильно сложено, там нет системы, здесь помятое, а здесь, скорее всего, несвежее. Мог даже понюхать, чтобы убедиться в своей правоте.
Однажды я не сложила грязное бельё в корзину, не помню почему, то ли телефон зазвонил, то ли мама позвала. Вернулась через пять минут, а он стоит. Держит с омерзением мои трусики и с красными от бешенства глазами начинает тихо шипеть, уж лучше бы орал:
— Это неуважение ко мне, как к Мужчине! Так ведут себя только бабки в хосписе и наркоманки в притонах! И чего мне ждать дальше? Ты начнёшь свои ссаные трусы мне на стол кидать или в кровать?! Свои! Ссаные! Трусы! Забирай и не вздумай больше кидать их где попало!
А ведь трусы не были ссаными. Да вообще они не были использованы, что самое обидное. Самые обычные женские трусики с бирками, которые я только купила в магазине и хотела постирать. Самое интересное, что трусы были внизу вороха одежды. Он специально рылся, чтобы достать их и ткнуть меня носом в них.
Было много всего. Мой школьный рюкзак постоянно проверялся, не дай бог там найдётся запрещёнка. Я даже не знала, какую запрещёнку он искал. Было много упрёков: «Я тебя кормлю и плачу за жильё! Уважай меня!» А ничего, что раньше я как-то жила без его еды и платы за жильё, и родители как-то справлялись и ни разу меня в этом не упрекали? Но нет, этот «кормилец» предпочитал периодически напоминать о таком.
Он злился, если мама проявляла ласку ко мне или уделяла внимание, ведь Мите тогда достанется меньше. По его мнению, с ребёнком нельзя так сюсюкаться и носиться.
— Вытащи свою сиську у неё изо рта! — брезгливо говорил он маме. — Ты с ней носишься, как с грудничком!
Я старалась как можно реже появляться дома. Уж лучше в парке на лавочке посидеть или погулять по улице, или зайти в магазин, или задержаться в школьной библиотеке. Да всё было лучше, чем идти домой! За поздние возвращения домой меня, конечно же, ругали и отчитывали. Но лучше так — короткая ругань вечером, чем слушать его нытьё целый день. У нас даже сложилась такая небольшая семейная традиция: я слушаю нотации минут десять и сразу спать. Хорошая традиция… А потом я дожидалась, пока мама с отчимом уснёт и пробиралась на кухню, чтобы поесть.
Лет в пятнадцать, когда у меня выросло здесь и округлилось здесь, Митя перешёл на новый уровень. Теперь его любимым позывным для меня было «малолетняя шалава».
— Где эта малолетняя шалава шлялась до поздней ночи?
— А, бл*довала у своих наркотов, шалава?
— Малолетним шалавам право слова не давали!
Ну, если я сижу в школе, или застряла в библиотеке, или прогулялась с одноклассниками и при этом всём имею сиськи — я точно шалава. А знаешь, какая ещё у нас в семье была… есть традиция? Каждый месяц я писаю на тест на беременность. Неплохо, да? Я хотела напроситься жить к бабе с дедом. Но кто же меня туда отпустит, ведь я просто хочу сбежать туда, чтобы бесконтрольно бл*довать!
Я пыталась бунтовать. Кричала ему в лицо «Ты мне не отец!», надеясь, что он отважится и ударит или просто хоть пальцем тронет, даст мне хоть маленький повод. Но он лишь отвечал мне словами. Не знаю, что больнее. Уж лучше бы бил, наверное… Просто молча бил.
— Вот увидишь! — говорил он маме. — Скоро она принесёт в подоле!
— Зачем ты портишь мне жизнь? — кричала на меня мать.
Наверное, сейчас он даже горд собой. Ведь только благодаря ему я не принесла никого в подоле. Только благодаря его контролю, воспитанию, нервам и потраченным на меня бессонным ночам. Это он сделал меня человеком, хотя для него я так и осталась малолетней шалавой.
Я как-то хотела сделать ему это назло и почти сделала, но так и не решилась… За несколько лет из милой тихой девочки, которая пишет стихи, рисует пони, смотрит в телескоп на звёзды и читает «Алису», я превратилась в озлобленную, нервную и замкнутую стерву.
Как я нормально училась в такой обстановке, сама не знаю. Наверное, назло ему. Я была начитанная и не глупая, но никогда не показывала этого, всегда зарабатывая средний балл и всё. Тоже назло. Однажды я прошла несколько тестов в школе, в реальную, полную силу. Получила высший балл. И меня заставили пересдавать, сказали, что я списала. Ну, я и написала, как они хотели. На твёрдую тройку, чтобы не высовываться.
За эти десять лет я так возненавидела мужчин, что ты первый, с кем я стала общаться дольше недели, Макс. Наверное, потому что ты был такой мелкий и потерянный, когда мы встретились здесь на крыше впервые.
Нет, я не ненавижу их… наверное. Боюсь, избегаю, не доверяю, опасаюсь. Я могу с ними общаться, учиться, работать. Но меня начинает трясти только от одной мысли о близких отношениях с мужчиной. Он может меня трогать?! НЕТ! Он зайдёт в мою комнату и начнёт рыться в моих вещах?! НЕТ! Мужчина будет трогать меня там?! НЕТ! Ни в коем случае!
Знаешь почему? Я брезгую — это ведь грязно, противно, стыдно, позорно. А ещё, от секса с мужчиной можно залететь и принести в подоле, как и внушали мне все эти несколько лет. А ещё потому, что я сразу оправдаю все слова Мити и стану шалавой!
Прости, что вывалила на тебя это всё, малой… Ты, наверное, и половины не понял. Но оно и к лучшему. С кем-то более взрослым и разумным я бы этим не поделилась. А так мне хоть стало легче.
— Не будешь с крыши сигать теперь? — задумчиво спросил я и посмотрел вниз.
— Да я и не собиралась! — фыркнула Оля. — Не доставлю им такого удовольствия. Да мне и потерпеть тут осталось всего несколько месяцев, скоро поступлю и съеду. Поступлю в Сыскную Академию, а там общага, учёба, новые знакомства. И я всё это забуду как страшный сон.
— Можно подкинуть ему твои трусы в карман и обвинить в совращении малолетней, — задумался я, — или сделать так, чтобы он «случайно» ворвался в твою комнату, когда ты голая.
— Проходили уже. Думаешь, я не пробовала? Трусы якобы он подобрал, потому что я их разбрасываю, хотел вернуть. А голая… Ну тут сама виновата, не хрен по дому голышом шастать, когда здесь взрослый мужик.
— Это мать сказала?
— Она, — Оля кивнула, полезла в карман и достала оттуда ещё одну самокрутку. — А он после этих случаев только злее становился.
— Выкинь, — тихо сказал я.
Она долго сверлила меня взглядом, задумчиво разминая сигарету в пальцах, затем отвернулась, положила сигарету на ноготок указательного пальца, словно взвешивая, и отправила её щелчком в полёт с крыши пятидесятого этажа.
— А что случилось в этот раз? Почему ты рыдала?
— Я не рыдала, — Оля вздохнула. — Может, чуть-чуть. В этот раз… Я… — она оглянулась по сторонам, внимательно посмотрела на меня и словно прыгнула в прорубь, выдохнула на одном дыхании. — Я мутант… У меня есть способности, необычные. Я чувствую, когда человек мне врёт.
— И?
— Сегодня была очередная ссора с матерь. Я спросила: «Ты меня хоть капельку любишь?» Она сказала, что любит. Я же её дочь. И чтобы я не выдумывала глупости.
— Соврала?
— Угу.
— Хм... Так у тебя Дар? Ты Одаренная? — задумчиво спросил я.
— В каком смысле?
— Ну, твой Дар — это определять ложь или правду.
— Тоже скажешь мне — дар, — Оля хмыкнула. — Это, скорее, проклятье. Если кто-то об этом узнает… Мне кранты.
— Почему? — теперь настала моя очередь удивляться и хмуриться.
