Сказки врут! - Шевченко Ирина (книги .TXT) 📗

Ирина Шевченко

СКАЗКИ ВРУТ!

ГЛАВА 1

Праздник удался!

Псти… Пятсти… Пя-ти-де-ся-ти-ле-тие — о как! — любимого шефа, Ивана Влад… ик… славича…

Вообще-то я не пью. Совсем. Только воду, чай, кофе, кефир… В новогоднюю ночь — бокал шампанского. В течение года из спиртного только настойку пустырника случается употребляю. А сегодня…

Это все девчонки из бухгалтерии: попробуй, какое вино, оно же натуральное — чистый сок… Не помню, чтобы у меня от сока язык заплетался. И ноги. Но вино вкусное, шефу постоянный клиент из Италии пять бутылок привез. Целых пять! Не мог одной обойтись, мне бы тогда не досталось. А теперь вот иду, иду…

Мне от ресторана до дома минут десять пешком. Не такси же было вызывать? А провожать меня после корпоративов давно никто не решается. Первое время пытались. Олег из отдела продаж. Игорь, админ наш. Антон еще, не помню, из какого отдела, рыжий такой. Доведут до квартиры и мнутся на пороге: мол, кофейку бы, а то так пить хочется, что переночевать негде. А оно мне надо? В свое время обпилась уже этого кофею… Вот и хожу одна. И что? Почему бы не прогуляться тихой летней ночью?

На первом перекрестке я долго держала светофор. Качался, зараза! Еще чуть-чуть, и совсем упал бы. Хорошо, что я рядом оказалась. Закралась, правда, в голову мысль, что не в светофоре дело… И я об этом долго думала. Потом думала о жизни, о смерти, об устройстве мира… Пока дошла до следующего перекрестка, успела осознать ошибочность утверждения, будто бы земля круглая, и полностью уверовала в правоту древних: она плоская и стоит на трех слонах. А те — на плывущей черепахе.

Черепаха плыла зигзагами и норовила сделать кульбит…

— Не поможешь мне, девонька? — прошамкал кто-то совсем близко.

Испуганно икнув, я огляделась, но никого не увидела. Сок, значит? Хороший сок — уже и слуховые галлюцинации начались.

— Дорогу, говорю, перейтить мне надобно…

Галлюцинация требовательно дернула меня за рукав.

Я взвизгнула, отскочила и только тогда заметила сгорбленную старушку, которую не разглядела с высоты шпилек.

— На ту, на ту сторону! — Бабуля яростно тыкала пальцем в неоновую вывеску на противоположной стороне дороги. — А машины, будь они неладны, туды-сюды, туды-сюды…

— Где? — Я осторожно вытянула шею и оглядела темную улицу в оба конца: даже света фар не заметила.

— Туды-сюды, окаянные! — Божий одуванчик, не слушая ни меня, ни голоса разума, уже повис на моей руке.

Черепаха напомнила о себе плавным покачиванием, и я сама радостно вцепилась в удачно подвернувшуюся бабку.

— И с корзиночкой помоги, молодая, чай, сильная. — Во вторую руку мне сунули тяжеленную корзину. Противовес получился шикарный, и я наконец-то смогла идти ровно.

А идти пришлось долго: старушка едва переставляла ноги, и пока мы дотопали до середины дороги, к перекрестку таки подъехала одна машина.

— И ездют, и ездют, — брюзжала бабуля. — Ночь на дворе, а они разъездились!

Ступив на тротуар, она отпустила мою руку, и корзина тут же потянула меня в противоположную сторону.

— Спасибо, милая. — Старушка отобрала у меня груз. — На вот тебе за это…

Почему-то я ожидала увидеть яблоки. Ну, как в сказке: помогла старушке, и на тебе счастье — яблочки наливные, молодильные, живильные, деньги приваживающие, мужей привораживающие. Но под цветастой тряпкой лежали кабачки. Бабка всучила мне две штуки в обе руки.

— Пожаришь. Или еще чего сделаешь.

Остаток пути я преодолела в обнимку с кабачками, покачиваясь и думая о том, что в жизни нет места сказкам…

— Девочка, а девочка, ты куда идешь?

— К бабушке. Во второй подъезд.

— А в корзинке у тебя что?

— Пирожки.

— Пирожки-и? Ха! Ты прямо как Красная Шапочка! А я Серый.

— Волк?

— Не, просто Серый. Сережа. В первом подъезде живу.

— А я Настя…

— Настя! Настенька, просыпайся.

Я открыла глаза.

На подушке рядом со мной сидел большой пупырчатый жаб.

— Сейчас я тебя поцелую, и ты превратишься в прекрасного принца, — пообещала я ему.

Жаб выпучил глаза, но моей любвеобильности не противился. Правда, в принца превращаться отказался наотрез.

— Вот где он! — Мама сгребла зацелованного Жорика с постели и положила обратно в аквариум. — Сколько можно издеваться над животным?

— Не виноватая я, он сам пришел, — промычала я, зарываясь в простыни.

— Еще бы не пришел! Ты когда его в последний раз кормила?

Ну вот, сейчас начнут меня воспитывать. Мама же…

— Мама? — Я окончательно проснулась и села. Голова отозвалась на резкий подъем болью. — А что ты тут…

— Зашла вот, — развела руками она. — Почуяло сердце, что страдает кровинушка моя… и в холодильнике мышь повесилась.

— Мышь — это на бульон. А еще у меня кабачки есть. Я их вчера где-то тут на полочку положила…

— На книжную? — Мама кивнула на лежавшие рядом с томиком Бальмонта цукини. — Тогда неудивительно, что у тебя юбка в морозильнике.

— Я на жвачку села. Ее теперь по-другому не отодрать.

Держась за раскалывающуюся черепушку, я потопала в ванную.

— Давай сниму, — предложила мама.

— Голову?

— Боль, горюшко ты мое!

— Сама.

Или я не ведьма в седьмом поколении? Таблетка анальгина и мятное масло на виски — сейчас отпустит.

— Нельзя нам пить, Настенька. — К тому времени, как я возвратилась в комнату, родительница успела застелить постель и теперь раскладывала по полкам разбросанные на стульях вещи. — Совсем нельзя. Прабабка моя, тезка твоя, Настасья, перебрала как-то на сельской свадьбе, так потом еще месяц коты гавкали, а куры вареными яйцами неслись. Вот она-то и закляла весь свой род, во избежание, значит. Опасно нам с такой-то силой контроль над собой терять.

— Лучше бы так закляла, чтобы пили и не пьянели, — пробурчала я, ногой запихивая под кровать грязные джинсы.

— И так неплохо вышло. — Мама двумя пальцами извлекла только что припрятанные брюки на свет божий и швырнула к двери, где уже набралась солидная кучка претендентов на стирку. — Голова поболит, помутит чуток. Зато потом неповадно будет. Я вот тоже как-то попробовала: ликером импортным соблазнилась. Как он шоколадом пах! А после ночь в уборной просидела, и отец твой, покойник, примерещился. Мертвые нам всегда в таком состоянии видятся. Бабушке твоей, царствие ей небесное, поп наш, отец Алексий, после стакана сливовицы приснился: уговаривал от силы отречься, постриг принять, а все имущество отписать детской поликлинике.

— Бред какой!

— Конечно, бред. Батюшка наш при жизни только мамиными травами и спасался. Фронтовик он был, Федор Иванович — так в миру звался, учителем до войны работал. А с осколком у сердца домой вернулся, уверовал после этого…

— А к ведьме ходил, верующий.

— Ведьма, Анастасия, от слова «ведать»! — назидательно изрекла матушка. — Или знахаркой зови. Так лучше? Мама отца Алексия сколько лет выхаживала. Да и сама на все службы в церковь ходила, еще когда гоняли за это и премии могли на фабрике лишить. Так что не стал бы он ее о таких глупостях просить. Но что покойники нам после хмельного снятся — это факт.

— А как же, факт, — усмехнулась я. — Мне вот Сережка приснился Линкевич. Жил тут в соседнем подъезде.

После бабушкиной смерти ее двушка досталась мне, но семья Серого к тому времени переехала в другой район.

— Я и говорю, покойники, — кивнула мама, а потом встревоженно всмотрелась в мое стремительно бледнеющее лицо. — Настенька, ты что, не знала?

Я медленно опустилась на стул. Как же это? Серый? Мой Серый?