Зеркало грядущего - О'Найт Натали (библиотека книг TXT) 📗
Все эти сведения промелькнули в голове барона Торского, пока он шел по бесчисленным дворцовым коридорам к месту поединка. Выйдя во двор, он первым делом посмотрел под ноги – всю ночь моросил дождь, и камни блестели, словно панцири неведомых морских гадов. Амальрик напомнил себе, что нужно быть предельно осторожным – не ровен час, поскользнешься и тогда пиши пропало.
Ждали только его. Немедиец усмехнулся, заметив, что Троцеро так и не переоделся к поединку. Его белый упелянд выглядел неуместно на фоне серых каменных стен – точно граф собирался танцевать, а не сражаться на мечах.
В отдалении кучковались немногочисленные придворные, большей частью те, кто присутствовал в трапезной, – видно, аквилонцам не хотелось привлекать излишнее внимание к этой странной дуэли. У Амальрика зарябило в глазах от разноцветных камзолов и пурпуэнов, аляповатых плащей и петушиных беретов. Немногочисленные дамы шушукались и хихикали в ладошку, окидывая оценивающим взглядом мускулистую фигуру немедийца. Похоже, он мог рассчитывать на их внимание… А почему, собственно, и нет? Эрлик их забери! Чем немедиец хуже пуантенца? По крайней мере, Немедия не была исконным врагом Тарантии и не мечтала перегрызть глотку аквилонскому змею, как независимый и гордый Пуантен. «Официальная Немедия», – поправил он себя и усмехнулся. Посему для придворных прихлебателей едино – что тот, что другой! Неважно, кому всадит десять сенмов стали в сердце, лишь бы только это не произошло слишком быстро и можно было бы насладиться зрелищем боя, растрясти опостылевшую каждодневную скуку, чтобы было о чем шептаться в дворцовых гостиных.
Взгляд немедийца скользнул левее, и он опешил. Вот так сюрприз! Король! Сам король! Его Величество Вилер Третий изыскал возможность прервать утреннюю трапезу и насладиться забавной сценкой. А он, признаться, и не рассчитывал, что сам государь снизойдет до роли судьи. Вот так дела! С другой стороны, кому Вилер мог доверить эту роль? Валерия с Нумедидесом нет в Тарантии. Госвинта, мать старшего принца, говорят, выжила из ума и почти не появляется на людях. Так что, если задуматься, то аквилонскому королю некого и выставить вместо себя. Он прижал руки к груди и церемонно поклонился аквилонскому самодержцу. Вилер сдержанно кивнул в ответ.
К Амальрику приблизился герольд в красном жакете с широкими рукавами вверху, так что казалось – плечи его неимоверной ширины. Он держал в руках бархатную подушечку, на которой лежали два меча. Барон с подчеркнутым безразличием взял тот, что лежал ближе – он знал, что клинки совершенно равноценны – Дуэльный Кодекс требует, чтобы их клинки не разнились по длине больше чем на верхнюю фалангу большого пальца руки и были выкованы из одинаковой стали. Обычно их лезвия не полировались, крестовина была простой, без всяких украшений, а рукоятка вытачивалась из дерева и не обматывалась ремнями, как это часто практиковалось в настоящем бою, чтобы не скользили руки. На клинке запрещалось наносить руны или девизы, в общем, все то, что может быть истолковано как магия.
Да, нелепейшая история! Амальрик, конечно, не раз слышал о том, что граф Троцеро отличается вспыльчивым и довольно вздорным нравом, – однако случившееся переходило все границы. Не будь вокруг радостно пялящихся придворных, пришедших в восторг от неожиданного развлечения, возможно, он еще сумел бы замять дело. Но теперь обратной дороги нет!
Он краем глаза взглянул на Вилера – похоже, короля вся эта история привела в такое же недоумение, как его самого. Отчасти он сочувствовал аквилонскому владыке – ведь когда решалось дело чести, вмешиваться тому не позволял этикет. Кроме того, барон Торский не был подданным Короны, да и пуантенец, формально вассал Вилера, был скорее неверным союзником, чем близким другом, и обращаться с ним приходилось крайне осторожно, точно с хрупким сосудом, – или с ядовитым гадом. И потому Его Величеству ничего другого не оставалось, как обратиться к соперникам с примиряющей речью, заклиная их ограничиться первой кровью.
Что касается Амальрика, он был бы рад обойтись без крови вообще. Разумеется, понятие чести и достоинства было столь же близко его сердцу, как и любому уроженцу Пуантена или Аквилонии, а гордости у него было, пожалуй, поболе, чем у них всех, вместе взятых, – однако он слишком дорого ценил свою жизнь, чтобы позволить себе рисковать ею по пустякам. И необходимость драться из-за подобной безделицы удручала его сильнее, чем он мог бы выразить.
И все же им суждено было сойтись в поединке. Противники обменялись положенными фразами, поклонами, обратились с молитвой к Митре и со словами благодарности и просьбой справедливого суда к повелителю… Амальрик проделал все это с явной неохотой. Он уже прикидывал, как поскорее ранить Троцеро, – слегка оцарапать плечо или руку, – чтобы прекратить нелепый поединок… и едва не поплатился жизнью за собственную самоуверенность.
Пуантенец атаковал его бешено, с убийственной яростью, не давая растерянному немедийцу ни мгновения на раздумье. Меч его свистел, разрезая воздух, и барону огромного труда стоило отразить первые удары. Ему пришлось отскочить назад, и он, забыв про мокрые камни, подскользнулся и чудом удержал равновесие, едва не растянувшись на брусчатке…
Дамы ахнули. А в глазах Троцеро вспыхнуло злое торжество. И лишь после этого Амальрика вдруг обожгло – граф и вправду стремится убить его. Не унизить, не поранить слегка, чтобы удовлетворить вскипевшую гордыню, не покалечить, в конце концов, а именно – убить!
Это было нелепо, – и Амальрик лишь сейчас понял то, о чем догадаться ему следовало с самого начала: стычка в трапезной всего лишь предлог для пуантенца, который затеял свести с ним какие-то иные, куда более личные счеты. Он не помнил, чем мог так оскорбить графа… они ведь почти не были знакомы, и барон мог по пальцам пересчитать те случаи, когда им доводилось перемолвиться хотя бы парой слов… Но сейчас это не имело никакого значения. Глазами Троцеро на него смотрела смерть. И немедиец, мгновенно подобравшись, с той быстротой, что уже не раз спасала ему жизнь, стал атаковать, пожалев, что это всего лишь дуэль, а не настоящий бой, где он мог одним взмахом дарфарской палицы раскроить череп старому интригану.
Несмотря на искушенность в воинском деле, барон Торский ненавидел дуэли. Что может быть смешнее и гаже двух забияк, которые наскакивают друг на друга и тыкают игрушечными железяками на потеху толпе! В дуэли, хочешь не хочешь, приходится следовать всяким дурацким правилам, придуманным трусами. То ли дело настоящий бой! Бой не на жизнь, а на смерть! Бой без правил, где побеждает сильнейший, где нет места поблажкам и околичностям, вроде того, что нельзя добивать павшего противника. А почему нельзя, если это твой враг и ты жаждешь его смерти? Быть может, ты и жил-то ради того, чтобы перерезать ему глотку!
Но что же движет графом? К чему пуантенский шут разыгрывает весь этот спектакль? Чем ему не угодил осторожный дуайен, который всегда по десять раз взвешивал каждое слово, прежде чем разрешить ему сорваться с языка? Конечно, нельзя не признать, что Троцеро и по сей день не растерял запас отваги и безрассудства, а по его движениям видно – в молодости он был непревзойденным фехтовальщиком.
Амальрик подпрыгнул – Троцеро попытался подсечь его – и в прыжке ответил страшным ударом сверху. Граф молниеносно вскинул меч и ловко отразил его выпад. «Да, любезный пуантенец, – подивился Амальрик такому мастерству, – мало кто в Хайбории сумел бы устоять против этого приема. Ведь это придумка коварных гирканцев! А ты, похоже, и вправду мастер клинка. Но время, время, граф… Непримиримое время, которое не признает былых заслуг и беспощадно к тем, кто разменивает пятый десяток. Время покровительствует молодым и им, только им, дает шанс! А старики должны сидеть у камелька и вспоминать о былом, а не размахивать оружием, веселя охочую до зрелищ публику! Ведь не прошло и четверти клепсидры, а твой меч уже вздымается куда реже. Вон и пот по лицу градом покатился, и дыхание сделалось прерывистым и хриплым. А ведь это только начало…»
