Ветер: Начало Времен (СИ) - Панченко Сергей Анатольевич (читаем книги .txt) 📗
Благополучно переночевав первую ночь на берегу, рано позавтракав, группа отправилась на восток. Прометей нес на спине большой бочонок с уксусом. Он был уже пуст на четверть. Огонь на материке был почти невозможен из-за влажной атмосферы, поэтому приходилось полагаться на приготовление мяса в кислоте. Небольшой запас пропитанных жиром дров остался на всякий случай. Только применить его собирались не для приготовления пищи, а для отпугивания животных. Прометей уже сделал наблюдение, что фауна здешняя не совсем такая же, как у Новой Земли. К бочонку была приторочена острога. В противовес бочонку, на груди висела широкая кожаная сумка с разными принадлежностями, помогающими в путешествии. В ней лежал инструмент, карандаши, записная книга.
Иван нес поперек плеча два кожаных бурдюка. В одном была замоченная в уксусе рыба, в другом, питьевая вода. На другом плече, поперек туловища, висела скатанная в рулон промасленная ткань. На ночь из нее делали шатер. По ноге шлепало мачете, предназначенное для прорубания растительности и для обороны.
Анхелика несла с собой запас мыла и кухонных принадлежностей. Ее не стали нагружать больше, потому что ходьба в широкоступах для нее была в новинку. Девушка быстро уставала от неестественной ходьбы, плохо держала равновесие там, где зеленый покров волновался под весом человека. К тому же ей, как и всем в группе, необходимо было держать слегу, для того, чтобы не провалиться под покров из водорослей.
Река была рядом, и всевозможные течения запросто могли создать огромные полыньи, которые по невнимательности можно было и не заметить из-за покрывающего их тонкого слоя водорослей. Чтобы не потерять Анхелику, ее поставили в центр. Первым шел Прометей, замыкал Иван. Покров был насыщен влагой. Грязная вода тут же заполняла лунки, оставленные широкоступами.
– Если так будет до самой ночи, спать придется стоя. – Сокрушался Иван.
Перспектива ночевать в лужах и на самом деле была реальной. Но реальность оказалась еще хуже предположений. До наступления ночи группа вышла к открытой воде. За несколько десятков метров до нее, покров начал колыхаться все сильнее и сильнее. Прометей оставил группу и пошел на разведку один.
– Вода! – Крикнул он сквозь толщину скрадывающего звук тумана.
Интуитивно решили идти налево, предполагая, что открытый участок воды не является рекой и рано или поздно все равно закончится. Они шли до самой ночи, пока можно было видеть, куда ставить ногу, но вода не заканчивалась. Ночевать, как ни боялись, пришлось в воде. Промасленную ткань постелили на траву, решив не укрывать себя навесом. За ночь, ворочаясь с боку на бок, ткань собралась под весом тел. Через ее края потекла вода. Попытки расправить ткань, привели к тому, что получилось только хуже. До самого утра промучились и встали невыспавшиеся, промокшие и отдающие болотом.
– А что если…, ну ты сам понимаешь? – Иван гонял по рту большой кусок маринованной рыбы, выбирая языком косточки.
– Что это река? – Прометея этот вопрос мучил с того момента, когда он наткнулся на воду. – Не думаю. Скорее всего, это озеро, остаточное после сезона дождей и разлива реки. Насколько оно большое, не могу сказать. Нам надо надеяться, что мы пошли в правильную сторону.
– В следующий раз надо будет брать с собой лодку. – Посоветовал Иван.
– На троих? Это будет очень большая лодка.
Едва рассвело, они двинулись в путь вдоль колышущегося берега. Однообразный пейзаж не давал никаких намеков на то, скоро ли закончится вода. Анхелика уже привыкла ставить ноги в ширококступах и шла увереннее, несмотря на зыбкую опору. Дважды они слышали предупреждающие кваканья лягушек. Возможно, их приняли за соперников и предупреждали о том, что здесь начинается чужая территория. Иван часто оборачивался, опасаясь, что одними предупреждениями лягушки не ограничатся. Ему не верилось, что эти животные когда-то свободно помещались на ладони человека. Что они прыгали в разные стороны от страха перед ним. А теперь они лупили на него свои огромные желтые глаза нагло и с вызовом. Иван не любил лягушек за то, что не мог прочесть в их глазах никаких человеческих эмоций. Никогда нельзя было понять, что на уме у этих земноводных. То ли они драпанут, то ли нападут гурьбой. А еще он не любил исходящий от них едкий запах, прилипающий к телу надолго. Только мыло Селены могло избавить от него.
К обеду, на привале, Прометей решил проверить компас. Игла не магнитилась о мокрые волосы. Он достал из непромокаемого пакета кусок оленьей шерсти и натер об нее иглу. Для правдоподобия эксперимента, он проделал замеры несколько раз.
– Ну, вот. – Довольно произнес он. – Это не река. Мы уже почти повернули на восток. Мы обходим это озеро.
– Слава богу! – Выдохнул Иван. – Я думал, ты захочешь его переплыть?
– Не возвращаться же, после такого пути назад. Ни шагу назад, ни шагу на месте, все время вперед, и все время вместе. – Процитировал он лозунг, попавшийся на глаза в библиотеке подлодки и запомнившийся своей энергичной и емкой рифмой.
Прометей сделал в «бортовой журнал» пометки про отклонение от курса и заново рассчитал время.
– Лишние сутки. – Констатировал он.
– Одни ли? – Спросила Анхелика. – Мы только начали идти.
– Никто не обещал легкой прогулки. С голоду мы тут не помрем. Будем идти осторожно, осмотрительно, не спеша.
– Спеша тут и не получится. – Анхелика сделала гротескный шаг в ширококступах.
– Я понесу тебя на руках, когда ты не сможешь идти. – Пошутил Иван.
– Тогда тебе придется ширококступы в два раза больше делать, а еще лучше сразу лыжи. – Прометей встал, встряхнулся. – В путь?
Спустя час, они ушли от берега, чтобы выдержать правильное направление. Покров стал гуще, пружинистее. Но в воздухе периодически стал появляться запах газа. Так как на материке почти отсутствовали ветра, места зловоний легко было обойти. Там, где процесс разложения шел очень активно, густой запах сероводорода, собирающегося по низинам, сразу давал о себе знать. Прометей и Иван запросто различали его концентрацию и останавливались сразу, как только он начинал раздражать нос. Вместе с сероводородом на поверхность выходил и другой газ, более легкий, метан. Он поднимался в атмосферу и не задерживался у земли, но иногда и он был опасен.
В болотистых местах, где гнили было не особо много, или же процесс разложения осуществлялся другими микроорганизмами, на поверхность выходил почти чистый метан, без запаха. Иногда он собирался под зеленым покровом большими пузырями, заключенными в водяную капсулу, подпираемую сверху толщей водорослей. Он выходил наружу, когда давление в пузыре превышало силу сжатия воды, или же когда вмешивался внешний фактор. Например, человек, наступивший на то место, где собрался пузырь. Тогда можно было вдохнуть чистый метан и потерять сознание. Если пузырь был небольшой, можно было быстро придти в себя. Если нет, то исход мог быть самым печальным.
Прометей распорядился немного увеличить дистанцию между собой. Иван смотрел в спину Анхелике, более менее ловко ступающей несуразными плетеными ботами по водорослям. Как ее угораздило отправиться в это путешествие? Ни одна девушка из их поселка за последние двадцать лет не была на материке. Для женщин он был сугубо мужским, суровым и опасным местом для охоты и добычи всего, что не росло на острове. Никто из них даже не просился взять их туда, посмотреть одним глазком. Иван подумал, когда они вернутся назад, его Анхелика среди женщин может приобрести славу чокнутой. Но среди ровесников она, скорее всего, прослывет бунтаркой.
Ему было все равно, за кого будут принимать Анхелику. Он чувствовал, как в этом тяжелом путешествии ковались их отношения. Теперь он точно знал, что никому не сможет доверять так, как Анхелике. Их ровесники, выбирающие себе пары по списку генетической совместимости, потому что так надо для рождения здоровых детей, не особо тяготились созданием глубоких отношений в браке. Они как будто исполняли какой-то общественный долг перед поселком и человечеством в одном лице. Три месяца назад и Иван был готов к тому, чтобы исполнить долг, дать поселку ребенка. Но сейчас, маячившая впереди спина Анхелики наполняла его душу приятным чувством полноценной причастности к чему-то общему, существующему для них обоих одновременно. В этом чувстве было больше всего личного, никоим образом не касающегося никого больше. Даже капраза.
