Право на поединок - Семенова Мария Васильевна (книга бесплатный формат txt) 📗
Несколько симуранов уже разбегались по площадке, чтобы затем, прыжком уйдя с крутизны, мощными взмахами крыльев помчать своих всадников к злополучной поляне. Благо все виллины увидели то же, что и Волкодав. И даже Эврих озадаченно хмурился, улавливая обрывки смысла и хмуря от напряжения лоб.
Шесть рож, отмеченных похотливой жестокостью, пронеслись перед венном, как одна короткая вспышка страдания. Обессиленная вилла закрыла глаза, из-под век потекли слезы, ее опять затрясло.
Они больше никому не причинят зла, маленькая сестра, молча пообещал венн. Коснулся ладонью нежной, испятнанной синяками щеки и ненадолго задержал руку. Они больше никому не причинят зла.
Волкодав не видел Отца Мужей, кружившего в холодной синеве где-то над головой, да не очень и старался его разглядеть. Виллы, когда хотели, великолепно умели оставаться незримыми. Наверное, крылатый вожак парил теперь в лучах слепящего солнца, держась достаточно высоко, чтобы не отбрасывать тени. Или, наоборот, опустился на каменную вершину и слился с бурыми скалами в дымчато-белых снежных плащах... Волкодав не видел вождя, но чувствовал прикосновение его воли. Отец Мужей без труда отыскал содеявших непотребство. И теперь вел к ним венна. Вел безошибочно, кратчайшим путем. Волкодав двигался быстро, хотя приходилось почти все время карабкаться вверх. Когда ему было девятнадцать лет, симураны однажды подняли его в воздух. Он тогда только вышел из каторжного подземелья и состоял из одних жил и костей, но все равно понадобилось согласное усилие двух могучих зверей, чтобы оторвать его от земли. Веса взрослого мужчины они выдержать не могли.
Бабушка рассказывала маленькому внуку, что самый первый симуран был обыкновенной собакой. Славный пес преданно стерег поля и урожайные огороды, звонким лаем прогонял в лес оленей и кабанов, охочих до капусты и репы. Одна беда: не видел верный страж иных наград от людей, кроме ругани да сердитых пинков. Вечно путался лохматый под ногами, не ко времени совал всюду ласковый нос, и псиной от него пахло.
«Те люди не были веннами, – поучала бабушка внука. – А если и веннами, то не нашего рода».
Однажды весной неразумное племя накликало себе лихо. Ведь как от пращуров заповедано? Репу сеять должны одни женщины, да притом нагие: так они делятся с Матерью Землей своей силой деторождения. Ибо, не дав ничего взамен, разве можно надеяться на семена и плоды?..
Так вот, в тот давний год молодые мужчины, которым положено было держаться подальше от огородов, все же подкрались полюбоваться женской красой. Осердился на них справедливый Бог Грозы, начал воздвигать над виноватыми головами громоносные тучи... и все-таки поначалу не дал воли Своему гневу, удержал карающую золотую секиру. Но когда парни загоготали и вышли, погнались за девками, начали затевать лукавые игры... тут уж Бог не стерпел! Грянул страшный гром, двинулся через поля и луга чудовищный вихрь!
И вот тогда-то с лесной опушки, с самой дальней пожоги подал голос Пес. Полетел с отчаянным лаем навстречу Божьему вихрю, загородил дорогу: не пропущу! Пока жив, не дам хозяев в обиду!...
И понял Хозяин Громов, что не сумеет иначе покарать бездумный народ кроме как сперва истребив неповинного, поразив безгрешного защитника блудодсев. И отступил гневный Бог перед смелостью преданной твари, довольствовался тем, что в золу и пепел сжег праведными молниями кусты, где развесили свою одежду невмерно лихие мужчины. Пришлось им в чем мать родила бежать под дождем до самой деревни, выслушивать ядовитые поношения.
А Пса, сумевшего остановить Его гнев. Бог Грозы приблизил к Себе. Наградил летучими крыльями и назвал Симураном. Стал Симуран реять между Землею и Небом, стал возносить в светлый ирий молитвы и просьбы достойных людей. И верили люди: если ранней весной взмахнет он крылами над полем, будет поле родить, щедрой мерой откликнется на заботу и ласку. Он же, Симуран, стал провожать отлетевшие души, помогать на Звездном Мосту тем, кто успел натворить в этой жизни не только добра...
«Не кричи „горе“, – повторяла бабушка столетнюю боннскую мудрость. – Погоди, покуда увидишь мертвого симурана...»
Весенними ночами женщины рода распускали длинные волосы, расстегивали створчатые браслеты, коими удерживались крылатые рукава, и водили под ясной луной священные хороводы. Творился молитвенный танец более душою, нежели телом. Женщины звали своих дальних сестер – вилл, Дев-Птиц, что летели с гор на равнину, гоня над людскими посевами благодатные дожденосные облака... Наделенные светлым зрением иногда видели их высоко над землей: прекрасных маленьких всадниц верхом на больших летучих зверях. Виллы умели остановить град, умерить сухой зной теплым дождем. Только грозовые тучи были им неподвластны, ибо в них являл Себя людям сам Бог Грозы.
«И еще, – говорила бабушка, – виллы никогда не прилетают зимой, потому что зимой Светлые Боги удаляются отдыхать на Острове Жизни, а из Железных гор дышит в наш мир Морана Смерть...»
Они оказались точно такими, какими вилла дала увидеть их Волкодаву. Только теперь их лица не были искажены похотливым желанием и палаческой безнаказанностью. Просто шестеро мужчин. Сильных, здоровых. И, на взгляд стороннего человека, наверное, красивых. Волкодав не сумел бы найти в них никакой красоты, даже если бы постарался. Они сидели вокруг затухавшего костра, на котором готовили себе трапезу. И чему-то заразительно, до упаду смеялись, не торопясь продолжать свой путь на юг. Похоже, они особенно никуда и не спешили. Волкодав расслышал название города: Тин-Вилена. И еще что-то о наставнике, умеющем сделать воинов непобедимыми. Ему некогда было прислушиваться.
Наемники расположились на солнечной уютной лужайке, загороженной скалами от холодного ветра, задувавшего с близких снегов. Волкодав поднялся к ним по расселине. Подтянувшись, выбрался на луговину, встал во весь рост и, не задерживаясь и не пытаясь скрываться, пошел прямо к костру. Шестеро не видели и не слышали, как он лез узкой каменной щелью, и заметили его, только когда он встал наверху. Идти было шагов двадцать.
Кого другого все это лазанье и бег по горам уморили бы до дрожи в коленках. Волкодав никакой усталости не чувствовал. Может, потом она навалится многократно, однако пока была только грозная готовность хорошо размятого тела.
Шестеро оглянулись, увидели его и дружно заржали. Так бывает к исходу славного веселья: покажи палец, и гости с ног валятся от хохота.
– Еще один охотник идет...
– Э, братцы, да никак венн припожаловал!
– Только венна нам не хватало...
Волкодав шел вперед. Главарь, которого он определил сразу и безошибочно, был сольвенном. Могутный широколицый малый с рыжевато– русой бородой и такими же волосами, полуобернувшись, взирал на него безмятежными голубыми глазами. Взгляд был отсутствующим и наивным, точно у грудного младенца. Когда смотришь в такие глаза, всегда кажется, будто они мечтательно устремлены не на тебя, а сквозь тебя или вовсе мимо. И видят там нечто доступное только им, какой-то свой мир.
Наверное, кого-то это обманывало. Наверное, кому-то сольвенн казался добродушным богатырем, смахивающим на ручного медведя. Небось, нравился девкам. Волкодав знал, каким отразился он в зрачках той, которую первым швырнул в бездну боли, ужаса и унижения.
Предводители воинов не бывают глупцами. Не был глупцом и сольвенн. Он, конечно, мигом сообразил, что незваный пришелец завернул на огонек не случайно. Да Волкодав свои намерения не слишком и скрывал. Он шел так, как к дружескому костру обычно не ходят. А еще предводители воинов бывают осмотрительны и осторожны. И потому главарь, не торопясь хватать из ножен оружие, на всякий случай окликнул подходившего венна:
– К нам идешь, удалец, или мимо ноги несут? Волкодав молча остановился в десятке шагов. Вытянул перед собой руку, и дуновение ветра покачнуло залубеневший от крови клочок белой шерстяной ткани. Признали они или нет обрывок плаща, но утреннее происшествие вспомнилось всем. Одним сразу, другим чуть погодя, с некоторым усилием. У таких, как они, чужое страдание в памяти не залеживается.
