Полуденный мир - Молитвин Павел Вячеславович (читаем полную версию книг бесплатно .txt) 📗
Впрочем, желания размышлять о том, насколько нелицемерен Эмрик в своем обращении к чернокожим, у Мгала не возникло, поскольку цели своей тот добился: незнакомцы, мальчик и молодой мужчина, медленно шли к ним через сожженную деревню, так старательно обходя дымящиеся останки хижин, словно пробирались среди незасыпанных могил.
— Их высокие повозки подкатили бесшумно. Их не было, нет! И вдруг они выросли из тьмы прямо перед воротами, будто видимые, но бестелесные духи — посланцы Самаата. Залаяли собаки, я затрубил в рог, а Руги спустился с караульной вышки и бросился будить старейшин. Он замешкался совсем ненадолго, все не мог поверить своим глазам: ведь дозоры, высланные в поля, не зажгли сигнальных костров. Руги все ждал, а их не было и не было… — Мальчишка окинул слушателей недоумевающим взглядом, словно ожидая от них объяснений, почему же сигнальные костры так и не загорелись. — Руги побежал будить старейшин, а Белые дьяволы вытащили из повозок бочонки, выбили из них днища и стали поливать ворота шипучей зеленоватой жидкостью, которая слабо светилась во тьме. Они все делали быстро и бесшумно, их плащи и капюшоны были снежно-белого цвета, и я снова подумал, что это не люди, а наваждение, насланное Самаатом. Сигнальные костры не горели, и, хотя собаки заливались злобным лаем, я испугался, что зря трубил в рог, а Руги напрасно побежал будить старейшин, но тут Белые дьяволы запалили ворота… — Мальчишка зябко повел узкими худыми плечами, поплотнее закутался в рваную обгоревшую хламиду, несмотря на то что солнце припекало вовсю. Черные живые глаза его потускнели, взгляд остекленел, и видел он, похоже, не сидящих вокруг мужчин и не праздничный купол ярко-голубого неба, а бесшумно снующие во мраке ночи призрачно-белые фигуры.
— Ворота вспыхнули, как огромный смоляной факел, разбрасывая во все стороны зеленые искры. Наши выскочили из хижин с оружием в руках и начали скапливаться у ворот. Военный вождь поднялся ко мне на караульную вышку, а Белые дьяволы подкатили повозку, при помощи которой стали перебрасывать через частокол большие глиняные шары. Ударяясь о землю, они раскалывались, и из них текло темное, дурно пахнущее масло, от запаха которого голова моя стала больная-больная, большая и тяжелая, как созревший орех цум-дум, готовый расколоться, чтобы пустить новый росток… Дальше я мало что помню, пусть говорит Гуг. — Лицо мальчишки сморщилось, и он, взявшись руками за голову, принялся тихонько раскачиваться из стороны в сторону.
Чернокожий мужчина посмотрел на Мгала, потом на Эмрика и, стиснув ладони, заговорил глухим невыразительным голосом:
— Наш отряд должен был охранять Западные ворота. Однако враг перед ними не появлялся, и сигнальные огни в полях не горели. Присланный одним из старейшин гонец велел нам спешить на помощь, но, прибежав к Восточным воротам, мы увидели, что они уже выломаны и догорают чуть поодаль. Все наши воины лежали как мертвые, а в деревню входили Белые дьяволы. Впереди шли арбалетчики, и мы начали стрелять в них из луков и кидать копья. Нескольких нам удалось убить, но их было слишком много, и у каждого под плащом была надета кольчуга или бронзовый панцирь. Их короткие тяжелые стрелы разили без промаха, словно камышовые циновки протыкая наши кожаные щиты и плетенные из прутьев железного дерева нагрудники. Мы яростно защищались, но враги все прибывали и прибывали. На помощь арбалетчикам подоспели меченосцы, и пока одни теснили нас к центру деревни, другие уже вязали наших бесчувственных товарищей и добивали раненых. — Гуг перевел дух и отхлебнул из поданного ему Эмриком бурдюка. — К нам присоединились женщины и дети, но прорваться за частокол мы не смогли. Белые дьяволы успели поджечь Западные ворота, а потом одна за другой запылали наши хижины. Мы были ещё живы, мы ещё отбивались от наседавших на нас со всех сторон врагов, когда их товарищи начали выводить из стойл наших волов, впрягать их в наши телеги, грузить их нашим добром. — Глухой голос чернокожего дрогнул от горя и бессильной ярости. — Как волки живьем пожирают загнанного и поваленного оленя, сердце которого ещё не перестало биться, грудь дышать, а глаза видеть, так и Белые дьяволы бросились растаскивать и жечь нашу деревню, позорить отчие дома, прежде чем последний из нас был убит или взят в плен…
Гуг продолжал свой рассказ, а Мгал, слушая его, думал о том, что все это хорошо знакомо ему. Будто собственными глазами видел он учиненную в деревне барра ночную резню, слышал рев взволнованных волов, истошный лай собак, визгливые крики женщин, писк детей, стоны и проклятия раненых и умирающих, треск разгорающегося пожара. Вместе с воинами дголей, племени, приютившего Мгала после того, как он прошел Орлиный перевал, ему доводилось участвовать в походах на становища Лесных людей. Случалось и отбиваться от набегов мстительных соседей, и он знал, как ведут себя в таких случаях победители и что ждет побежденных.
Судя по всему, Белые Братья, кем бы они ни были, решили всерьез взяться за барра, и ассунам здорово повезло, что они откочевали из этих мест. Не зря, значит, старейшины поселка Трех Холмов собрали все лучшее из того, чем владели их соплеменники, дабы купить у охотников монапуа право прохода через их земли на север.
Помнится, ему было дико и смешно слушать рассуждения ассунов о «благословенном Севере», и он всячески отговаривал их от замысла переселиться поближе к Облачным горам, но теперь… После рассказа чернокожих, после всего того, чему сам он стал свидетелем, Мгал начал склоняться к мысли о том, что лучше уж иметь дело с Лесными людьми — с монапуа, с дголями и другими племенами северных рудознатцев, — с любыми народами, живущими по эту и по ту сторону Облачных гор, чем оказаться на пути Белого Братства. Если только в одном из его отрядов насчитывалось не менее пятисот воинов, вооруженных так, как не снилось ни барра, ни дголям, ни монапуа, — бороться с Белым Братством поистине бесполезно…
— А все из-за этой травы! — горестно воскликнул Гуг, сжимая в руках пучок светло-зеленых побегов тулуки. — Нас предупреждали Лесные люди, предупреждали ассуны и караванщики с юга, недавно побывавшие в нашей деревне. Но мы не послушались. Наши старейшины решили распахать вдвое больше земли, чем в обычные годы, собрать богатый урожай и лишь после этого отправляться в путь. И вот дождались! Кому нужен теперь этот небывалый урожай, пропади он призрачным видением, забери его Самаат! Кто будет убирать его? Птицы, крысы, прыгунцы и прочие твари степные?..
— Быть может, ты и ошибаешься, — неожиданно прервал сетования чернокожего Эмрик. — Мы видели четыре сожженные деревни, на самом-то деле их, наверное, больше. Значительная часть живших в них людей не убита, а захвачена в плен, угнана куда-то Белыми Братьями, так? Но подумай, кто же сможет прокормить такую прорву народу, и если сможет, то как долго? Сдается мне, что если то, что я слышал о Белом Братстве, — правда, то очень скоро твои соплеменники вернутся на землю своих дедов и прадедов. Уж не знаю, в качестве рабов ли, данников или союзников Белого Братства в его борьбе с другими народами и племенами, но вернутся. Кстати сказать, и частоколы, по-видимому, оставлены не зря…
— Никогда! Никогда барра не были рабами или данниками кого бы то ни было! — пылко перебил Гуг Эмрика. — Лучше смерть, так тебе скажет любой чернокожий! Верно я говорю, Гиль?
Мальчишка, очнувшись от оцепенения, яростно закивал головой, подтверждая слова товарища.
— Сказать-то он скажет… — пробормотал Эмрик с сомнением.
Гуг стиснул кулаки, глаза его налились кровью, и Мгал, желая предотвратить назревавшую ссору и одновременно удовлетворить свое любопытство, спросил:
— Погоди-ка, ты ведь закончил свой рассказ на том, что тебя ранили арбалетчики? Но тогда почему?..
— Это все Гиль, его рук дело, — буркнул Гуг, недружелюбно косясь на Эмрика. — Он вытащил меня из-под мечей Белых дьяволов, он же и рану залечил.
— Да-а? — Мгал с интересом взглянул на Гпля: — Как же это тебе удалось? И как сам ты сумел уцелеть?
