Уши в трубочку - Никитин Юрий Александрович (читать книги полностью TXT) 📗
Торкесса сказала за спиной жалобно:
– А мы не вторгаемся в… чужую собственность? Я не уверена, что… я вообще сейчас уже ни в чем не уверена!
– Да, – ответил я. – Но прокурор никогда не выпишет нам ордер на обыск. Или же даст сроку сорок восемь часов, а тут управиться бы за восемь с половиной недель…
Она спросила непонимающе:
– А при чем здесь сорок восемь часов?
– Для драйва, – объяснил я.
Она не поняла, спросила шепотом:
– А если хозяйка нас застукает?
– Прикинемся простыми грабителями и ворами. В этом случае нам всего лишь придется заняться с нею любовью. Так всегда делается.
Она зябко поежилась.
– А вдруг там слонопотамная женщина?
Я предупредил:
– Именно такие любят выдавать себя за школьниц. А мы должны верить, поняла?
– Да, но…
– Но трахаться придется, это тебе не групповуха, когда можно сачкануть.
Она замялась:
– Но если ты не заметил еще, я все-таки сама женщина…
– Все женщины, – сказал я твердо, – лесбиянки. Все-все. Исключений нет. Так что не сачканешь… Но не жмись, если ты женщина, то все женщины всегда испытывают оргазм. Неважно, если это даже на пляже прямо на песке. Ничуть не мешает, сам видел.
Она подумала, сказала нерешительно:
– А может… проще ее убить?
– Зачем?
– Да так, женщин не жалко. По статистике, их все равно больше.
Похоже, ей вовсе не хотелось проникать со мной в этот особняк, который по документам уже принадлежит ей, но по виду живет сам по себе. В определенных случаях, если кто-то куда-то заходит, неважно кто и так же неважно – куда, это обязывает к определенному поведению. А если в особняке одинокая женщина, то другого истолкования быть не может, если там не самые что ни есть общечеловеки.
– Это твой особняк, – напомнил я, – а ты – хозяйка! Не жмись, если тут есть слуга или домоправитель, то уволим к такой маме, чтоб не спал по ночам, урод.
Наконец-то мои пальцы, шарящие по стене, нащупали выключатель. К счастью, он сработал и как включатель, все-таки Англия, щелкнуло, весь холл залило ярким светом. Наши привыкшие к скудному свету глаза жалко заморгали. Торкесса закрылась руками, словно и здесь из пещерного зева навстречу выметнулась стая здоровенных, как кабаны, летучих мышов. Стены помещения отделаны старым мореным дубом, посредине массивный стол и двенадцать стульев, а в дальнем углу широкая и тоже деревянная лестница приглашающе зовет на второй этаж.
– Ты ищи туалет, – предупредил я, – он где-то внизу, а я взгляну, что там наверху.
– Только ничего не сопри, – сказала она мне в спину.
Я уже на верхней площадке остановился, поискал, что сказать, но своих мыслей не отыскалось, что и понятно, я ж современный крутой пацан, а ничего подходящего с anekdot.ru на язык не прыгнуло. Обидевшись, надо подписаться еще на пару рассылок, потащился по ступенькам на второй этаж, пистолет в руке, готовность номер один, сейчас я злой, мне лучше не попадаться, как пьяному братану Вовочки.
На втором этаже широкий холл, несколько красиво обитых дверей. Я потрогал ручку первой, заперто, а ключа у меня, ессно, нет. Дверь же выглядит толстенной, словно ведет в Форт Нокс. Я примерился, ударил ногой, даже без разбега, дверь легко распахнулась, кого-то убив на той стороне. По крайней мере, послышался стон… нет, в самом деле послышался, в комнате пусто, это мои натянутые нервы шуршат и стонут. Прекрасный особняк и прекрасные здесь двери: тонко настроенные на отсутствие/присутствие ключа в моих карманах. Есть ключ – дверь тверже танковой брони, нет – меняет молекулярную структуру стали на картон.
На цыпочках подкрался к двери, осторожно выглянул. Вдали мелькнула слабая полоска света. Если не ошибаюсь, там кабинет. Кабинетом он должен быть уже по той веской причине, что, именно проникая в кабинет, никто не закрывает за собой дверь. И когда неторопливо роется в сверхсекретных документах, просматривая их в ящике стола, в сейфе, то дверь обязательно приоткрыта, а из нее красиво струится луч достаточно яркий, чтобы, значитца, я не щелкал спросонья хлебалом и не прошел мимо.
Ну ладно, я не все, когда проникну я, за собой буду закрывать на все ключи, задвижки и засовы, а то еще и припру шкафом, да чтоб обязательно стул ножкой в дверной ручке, самое простое – самое надежное!
Я осмотрелся в полутьме, напрасно щупал стену в поисках выключателя, не отыскал, догадался:
– Значит, это кухня!
Послышалось кокетливое цоканье каблучков, это торкесса, прошла в дальний конец, дернула за ручку. Из холодильника хлынул свет. Десяток решетчатых полок, лишь на одной сиротливо сгрудилось с полдюжины банок пива.
– Неужели и здесь жил полицейский? – удивился я.
– А что не так? – обиделась торкесса. – Моя бабушка не могла быть полицейским?
– Могла, могла, – поспешно заверил я. – Наверное, в таможенной полиции?
– Почему в таможенной?
Я вспомнил размеры особняка, когда наблюдали с улицы, сказал дипломатично:
– Да там свои особенности… И возможности…
– Какие?
– Ну, таможня – это структура, которая не столько дает добро, сколько отбирает.
Медленно выбрел на веранду, воздух свежий, прохладный, осмотрелся, но что увидишь в такой тьме, кроме темного неба с очень редкими и мелкими звездочками, взгляд упал на длинный ящик, очень уж знакомый по очертаниям. Откинул крышку, ну, конечно же, снайперская винтовка с оптическим прицелом, новейший ракетный гранатомет, два ящика патронов, с десяток пистолетов…
Для пробы вытащил снайперскую винтовку и посмотрел через оптический прицел. Торкесса шумно сопит рядом, толкается и пытается хотя бы залезть мне под рубашку, мол, у нее замерзли руки. Я стойко пресекал, хотя лапки у нее в самом деле заледенели, но, возможно, умеет понижать температуру, женщины – животные хитрые, а пусти за пазуху, ухом не успеешь моргнуть, как уже начнет выяснять, пользовался ли блендомедом и не я ли позировал Фаберже.
– Красиво, – признал я. – В смысле, окрестности.
Через прицел для ночного слежения прекрасно видно, как далеко-далеко танцует с волками, время от времени оглядываясь на чернокожую красотку и всякий раз хватаясь за пистолет, человек с крупной бляхой на груди. Я увеличил изображение, проступила эмблема налоговой полиции. Другой, длинноволосый, в длинном до пола плаще, идет с мечом в руке, поглядывая по сторонам исподлобья. Время от времени вскидывал руки к небу, его пронизывали ветвистые молнии, он извивался и красиво кричал под неслышимую здесь музыку Фредди Меркури.
Чуть в сторонке толпой идут люди в черном, в черных очках. Отсюда не видно, но мне показалось, что у них таблички на груди, а там что-то про благородных киллеров, влюбившихся в жертв, но рассмотреть не успел, по середине шоссе промчался на коне, паля из старинных наганов, человек в широкополой шляпе. При каждом выстреле взрываются машины, почтовые ящики, а в стенах домов появляются дыры, словно туда угаживают крылатые ракеты.
Еще толпами двигаются закутанные в белые ленты из серого полотна странные люди, очень медленные и торжественные, словно на похоронах президента. Никто из них не смотрит вверх или по сторонам, все двигаются одинаково, как клоны, торжественные и печальные.
Торкесса сопела рядом, толкалась, наконец спросила таинственно:
– Да что высматриваешь?
– Фабрику, – буркнул я. – Заброшенную фабрику или завод. Желательно металлургический. Мы на таком были, помнишь?
– Да, но…
Она поперхнулась, побледнела. Я хмуро кивнул:
– То-то и оно. Если не обнаружу, то, боюсь, идеальное место для выяснения, кто есть ху, перенесется в наш особняк. После металлургического завода он на втором месте по условиям.
Она сказала с надеждой:
– А как насчет свалки? Гигантской свалки брошенных и заброшенных автомобилей и грузовиков?
Я подумал, кивнул:
– Молодец, умница. Признаю, на первом месте – заброшенный металлургический завод, на втором – автосвалка, на третьем – заброшенный особняк…
