Еврейское счастье военлета Фрейдсона (СИ) - Старицкий Дмитрий (читать книги бесплатно полностью без регистрации сокращений TXT) 📗
Врачей пока не видно. Вся начальственная братия еще по домам харчится.
Включили тарелку радиотрансляции для лучшего усвоения манки. Красивый женский голос произнес
— От советского информбюро. В течение ночи на второе января наши войска вели бои с противником на всех фронтах.
Активизировалась гитлеровская брехня о налетах немецкой авиации на Москву. Немецкое командование завело манеру публиковать лживые сообщения о якобы успешных действиях немецкой авиации на Востоке. Особенно рьяно упражняется в этом берлинское радио с тех пор, как гитлеровская армия терпит одну неудачу за другой на советско-германском фронте. Так, например, двадцать восьмого декабря немцы сообщили по радио о том, что их ''самолеты продолжали бомбардировку Москвы''. Тридцать первого декабря гитлеровцы оповестили по радио: ''Вчера соединения германской авиации совершили несколько налетов на Москву''. Гитлеровские пустобрехи подобными сводками лишь ставят себя в глупое и смешное положение, ибо в указанные дни ни больших, и малых ''соединений германской авиации'' над Москвой не появлялось. Тридцатого декабря два немецких самолета подходили к столице, но были обращены в бегство, после первых же выстрелов советской зенитной артиллерии. Своей брехней о несуществующих действиях немецкой авиации гитлеровцы продолжают одурачивать немецких обывателей, скрывая свои поражения на советско-германском фронте.
А сейчас послушайте классическую музыку в исполнении симфонического оркестра Московской филармонии.
— Саш, выруби этот лесопильный завод, — жалобно попросил Раков при первых звуках дюжины скрипок.
— А ведь и, правда, — заметил политрук под увертюру, выключая репродуктор. — Последнюю неделю я по ночам сигнала воздушной тревоги не слыхал. Слышь, летун, хорошо ваши работают.
Последняя фраза как я понял это мне.
— Мне это приятно слышать, — облизал я ложку с сожалением. Порцайка была все же маловата. — Хоть и не помню ничего, но мне гордо сознавать, что принадлежу к воздушной обороне столицы.
— Молодцы, военлёты, — констатировал Данилкин.
Потом пришел доктор Соломон Иосифович и принес мне, как обещал, программу и устав партии, чем вызвал нездоровый интерес однорукого политрука. Вызнав, зачем мне понадобились эти тонкие брошюрки, он заявил.
— Не беспокойтесь, доктор, коммунистический зачет я у нашего героя сам приму.
— Александр, давайте я сначала их прочитаю, — попросил я.
— Ари, если что будет непонятно, обращайтесь, — предложил Коган. — Мне все равно тут делать нечего.
Он взял с тумбочки кавалериста папиросу со спичками и ушел курить в туалет.
Но почитать мне не дали. Пришла дежурная медсестра с градусниками. Засунула нам их под мышки под запись показаний на температурные листы, висящие на фанерках, прикрепленных к спинкам кроватей. Оделила таблетками и стаканчиками с декоктом.
Потом был обход, который делал доктор Богораз в окружении стайки прехорошеньких девиц — практиканток из медицинского института, для которых мы выступали наглядными пособиями. С личными пояснениями лауреата Сталинской премии.
Как я ни приглядывался, никак не мог на глаз отличить его знаменитые протезы от настоящих ног.
— А вас, товарищ Фрейдсон, — заявил Богораз, наигравшись со сгибанием моей ноги, той, что в гипсе, — отправляем на рентгенографию. И если никаких патологий нет, снимаем гипс и бегом на лечебную физкультуру. Ларочка, — обратился он через плечо к одной из девиц, — запишите: Фрейдсону — рентген. Данилкину — костыли, хватит ему бока отлеживать. Ракову — массаж культей и мускулюс глютеус. А Когана направим на военно-медицинскую комиссию. Как, Александр, надоело вам, небось, кроватные сетки продавливать?
— Давно пора, — откликнулся политрук. — Меня на фронте ждут.
— А вот про фронт, товарищ Коган, вам придется забыть, — осадил его Богораз. — Чтобы воевать, надо обе руки иметь. Но… вы можете заменить здорового человека в тылу. Парторгом военного завода, к примеру. И принести существенную пользу фронту отправив в армию здорового человека из тыла.
День потихоньку стал набирать свою инерцию как маховик, несмотря на то, что у каждого кабинета пришлось посидеть в коридоре. Благо банкетки стояли часто. У нас без жданок нигде и никуда. Даже в отсутствие ''живых'' очередей. Я уже успел пожалеть, что оставил партийные брошюры в палате.
Рентген в отличие от много пишущих приходящих специалистов много времени не занял. Специалист был один. Молодой, чуть ли не студенческого возраста, но в ядовито-зеленых петлицах носил целую шпалу. И помещение мне показалось избыточно пустым. Пока не обратил внимания на пустой фундамент от второго аппарата. Куда-то явно демонтированного.
— Садитесь сюда, — напутствовали меня рентгенолог, — ногу вытянуть вот туда. Замереть и не шевелиться. Пленка нынче дефицит. Испортите лист — другому раненому не хватит. И это останется на вашей совести.
Немного удалось почитать устав партии перед обедом. Но совсем немного. Привезли на каталке с процедур Ракова и он взахлеб делился с сопалатниками своими яркими впечатлениями.
— Эх, братва, какое же это невыносимое наслаждение, когда твою попочку ласково гладят и мнут умелые женские пальчики. Я чуть не кончил…
Он так вкусно об этом рассказывал, что вызвал искреннее чувство зависти. По крайней мере, у меня. Вспомнил Сонечку, ласковую к моим почти умершим гениталиям.
Остановил излияния танкиста только прибывший обед. Кормили нас вроде неплохо, блюда все были простые, но готовили их вкусно, и все равно оставалось легкое чувство голода. Мне так было мало, чтобы почувствовать себя сытым.
Когда я это объявил всей палате, то сопалатники громко смеялись.
— Просто привык ты, Арик, к шоколаду, к ''Ворошиловскому завтраку'' [11], ситному хлебу, вареным яйцам и копченой колбасе по летной норме. К хорошему быстро привыкаешь, — просветил меня Коган. — А нам так эта пайка даже лучше фронтовой, окопной. На фронте в период отступления питание трехразовое: понедельник, среда, пятница, — криво улыбнулся политрук. — Это если еще полевую кухню не разбомбят.
— Это точно, — согласился с ним кавалерист Данилкин. — Сколько раз бывало вообще без обеда, когда полевая кухня от эскадрона отставала. А в рейде по тылам немецким… Последнюю неделю перед выходом через линию фронта ни мы, ни кони вообще ничего не ели. Нечего стало. Кончилось продовольствие. А добыть у местных — так немцы на загривке висели.
После обеда вышел покурить вместе с Коганом в мужской туалет на этаже. Пахнущее мочой и хлоркой заведение с монументальным — во всю стену — постоянно сочащимся водой писсуаром и напротив три очка в ряд без перегородок — вмазанные в бетон вокзальные ''гнезда орла''. Между ними проход широкий — метра три. Высокий потолок не дает табачному дыму скапливаться внизу. В туалете довольно прохладно несмотря на висящие над писсуаром три больших радиатора водяного отопления на стене.
Угостился у политрука папиросой, огоньком к ней. Спросил.
— А когда тут папиросы выдают?
— Скоро уже, — ответил он, затягиваясь дымом. — Числа пятого-шестого. Двадцать пять пачек на месяц. В пачке двадцать пять папирос. Вот и считай. Это если тебя повторно на довольствие поставили. Ты же у нас человек со справкой, что помер. А таких с довольствия снимают, — ржёт весело.
— Но ведь меня кормят… — задумался я.
— Ну, что там с большого котла выкроить еще одну порцию, — протянул политрук. — А вот табак, кофе, сахар, спирт — продукты строгой отчетности.
— Значит, я тут не свой сахар ем?
— Угомонись с угрызениями совести. На одно рыло интендант всегда найдет внутренние резервы. Ты лучше скажи, что тебе непонятно в Уставе партии?
— Да практические все понятно. Просто написано, доходчиво. Вот только смутил термин ''демократический централизм''. Вроде как круглый угол…
— О, батенька, эта дефиниция имеет славную историю. Дореволюционную еще… -
