Трое в Песках - Никитин Юрий Александрович (читать книги онлайн txt) 📗
– А если ни то ни другое?
– Ударь еще. Сильнее.
– А… а Таргитай?
– Ну… что Таргитай, он разве что спросит, где это стучат.
На восьмой день въехали в тень. Таргитай задрал голову да так и поехал, вытаращив глаза. Мрак сказал хладнокровно:
– Тарх, у тебя раззявленный рот.
– Знаю, – ответил Таргитай простодушно, – я сам его раззявил.
– А… ну если сам… Все же закрой, а то ворона влетит.
Воздух становился свежее. Земля превратилась в высохшую потрескавшуюся корку. Дальше вовсе лопалась, крохотные трещины углубились, разбежались густой сетью, начали раздирать землю. Снизу попахивало гарью, иной раз выстреливались дымки. В глубине чудилось движение, доносился шорох трущихся панцирей. Мрак хватался то за лук, то за секиру, но неизвестное тут же затихало, словно за Мраком следили сотни глаз.
Лиска жалась к неврам, не замечая, как все чаще оказывалась возле Мрака. Эти странные люди ехали сжигаемые болью изнутри, а во внешнем мире как будто ужаса и не существовало. Видели, дескать, разные деревья, даже некую волховью грушу. Мрак держался в седле неподвижный как скала, глубоко запавшие глаза смотрели зло и насмешливо. Тень становилась все гуще, кони тревожно всхрапывали, прядали ушами.
Олег шевелил губами усерднее. Они пересохли и потрескались, как земля под копытами. Когда заговаривал с друзьями, хрипел и каркал пересохшим горлом, как простуженная ворона. Глаза ввалились, смотрели затравленно.
Мрак все чаще озабоченно осматривал изорванные сапоги – подошвы разлохматились. Если Таргитай и Олег исхудали за дорогу, то Мрак еще прибавил в плечах, руки стали толще, потемнел, как обугленное дерево. Глаза зло блестели, часто скалил зубы – острые, белые, недобро ухмылялся, ноздри хищно раздувались.
Таргитай оглянулся: далеко, на самом краю земли, золотилась полоска – солнечные стрелы поджигали землю. Дальше тень становилась гуще. К запаху зелени примешивался другой – изгои чуяли, но не понимали, а Мрак зло раздувал ноздри, дергал лицом.
– Что ты за волхв, боишься обернуться? Это же, дурень, не каждому дано! Надо пользоваться. Это как поесть вволю, медведя заломать или к чужой бабе сходить. Время упустишь – в старости уже ни того, ни другого, ни третьего.
– Ты не очень пользуешься своим доподлинным обликом, – напомнил Олег нервно.
– Коней не хочу пугать! А мог бы птахой, хоть и такой гадостной, все время бы ширял под облаками.
Добрый Таргитай напомнил:
– Мрак, ему страшно.
– А что это вообще? Ты вот тоже не знаешь.
– Я дурной, – сказал Таргитай убито, – не боюсь по дурости. Еще в деревне говорили. А Олег у нас умный…
– Я тоже дурной?
Когда над головами мелькнула тень, Олег даже пригнулся, смотрел тупо в конскую гриву. Мрак вздохнул так, что услышали и в Авзацких горах, а Лиска пустила коня рядом, сказала тихонько:
– Научи… Будем летать вдвоем.
Олег отвел глаза, а Таргитай сжался от горячего сочувствия. Волхв покраснел. Трус не трус, а перед женщинами всегда стыднее. А тут еще Мрак рассматривал каждую ворону: дескать, не трусят, хоть и в перьях, даже воробьи не падают камнем от страха, а они меньше ворон.
Не говоря ни слова, Олег остановил коня, бросил повод Лиске. Все молча наблюдали, как отошел на десяток шагов, присел на корточки. Таргитай видел, как шевелились губы молодого волхва, но слов не слышал, а жаль – вставил бы в песню.
Теперь Олег все чаще ехал задним. Мрак и Таргитай оглядывались. Мрак скалил зубы. Олег помалкивал, лишь криво улыбался. Пусть потешаются – так прячут тревогу за него, а ему бы осмыслить случившееся.
Тогда, в первый раз, когда заклятие встряхнуло всего, а режущая боль пронзила внутренности, решил, что умирает. Затем слепой ужас заставил вскочить, ринуться от страшных существ. Опомниться не успел – оказался в воздухе. Сразу выбился из сил, начал падать на близкую землю!
Ужас снова заставил забить крыльями – крылья вместо рук! – узнал в страшных существах Мрака и Тарха с Лиской. Все трое едва держали коней, те храпели и пытались бежать от страшного существа, которым им казался он сам!
Тогда чуть не разбился о землю, сердце выскакивало из груди. Друзья, подоспев, сыпали шуточками, а он поклялся, что никогда в жизни не поднимется в воздух…
Но боги знают, что он слабак, а со слабого какие клятвы? Через пару часов потихоньку поднялся ночью, учился парить, сохраняя силы. Труднее всего садиться, всякий раз ушибался, сдирал кожу на руках и обдирал плечи.
Крылья кое-как держали, но при взгляде на землю сразу обливался потом, цепенел. Крылья обвисали, камнем летел вниз. В страхе пытался спастись, крылья суматошно лупили по воздуху. Его подбрасывало, но сил уже не оставалось.
Говорить в этой личине не мог, щелкал клювом и грозно шипел. С трудом помнил, что он человек, хотя до зуда хотелось кинуться на пробегающих внизу зверей, вонзить когти, долбить клювом. Иной раз даже на путешественников смотрел как на добычу.
Завидовал Мраку: волком – привычно любому невру, дожившему до зрелого возраста. В человеке и так много от волка, большой разницы нет: в шкуре или без, а вот птахой непривычно и боязно.
На беду, выпало именно ему, единственному, кто ценил жизнь. Друзья, как и все в родной деревне, зовут это трусостью. Может быть, так оно и есть. Трудно вообразить племя из таких, как он. Ему подобных и куры лапами загребут, не только соседи. Но все-таки даже будь так же силен и умел, как Мрак, все равно не был бы столь безрассудно отважен. Береженого свои боги берегут, а чужие не трогают.
Таргитай глуп, живет в мире своих песен, добр, при всей своей лени за друга пойдет в огонь и воду, хотя в другое время задницы не поднимет с лежанки. Голодать будет, а не поднимет. Ему бы превращаться в птицу – самая радость. Страха не ведает, для этого надо быть поумнее, силенки не занимать – целыми днями летал бы, гонялся бы за утками, а то и попробовал бы проломить небесную твердь. Но заклятиями Таргитаю не овладеть, как ему, Олегу, не научиться на дуде или меткости оборотня.
Он поднял глаза, уперся в гордо выпрямленную спину амазонки. Лиска чувствовала его настроение, на этот раз держалась впереди – лучше не попадаться под горячую руку. Женщина должна лечить раны, а не пытаться остановить ураган. Могла бы овладеть магией, но слишком полна жизненной силы, а в ком много силы, тому боги не дают даже ума, а уж магии и подавно. Женщины овладевают магией к старости, когда иссякают месячные, а ежели какой удается раньше, то ищи какой-то скрытый порок, а то и явный. Молодые годами бывают старыми духом, вот как он: столько пережил и так натрясся за свою короткую жизнь, что уже на Мрака и Тарха смотрит как на драчливых ребятишек.
Лиска чуть повернула голову, провожая взглядом стрижа. Странно получилось: добро бы к Таргитаю прилипла, к нему все девки липли, или к Мраку – силач, герой, вожак с головы до ног, а то почему-то держится с ним. Когда подходит Мрак, ищет защиты у него, Олега. Еще можно понять, почему выбрала его, неудаху: такая не потерпит мужчину сильнее ее, но ведь делает вид, что именно он самый сильный и умелый!
Вздохнул, разбираться в женском уме – задача для богов, не магов. До Дерева десятка три верст, от силы – сотня. По дороге вызнали по крупицам, что впереди – три кордона стражи, страшный Змей прикован к стволу, затем им как-то войти в капище… Да, не забыть, что капище в самом Дереве. Дупло, видать. Немалое, если там капище с жертвенным камнем, да еще места для волхвов!
Хотя всегда старается избегать драк, не выносит крови, но как пройти заслоны, взять Жезл – решать ему. Не отважному Мраку, не доброму Таргитаю, а ему, трусоватому волхву.
Небо, закрытое ветвями, было темно-зеленого цвета. Далеко на востоке голубела полоска, земля выглядела зеленой, даже воздух казался зеленоватым. Олег догнал друзей, поразился: нежное лицо Лиски стало мертвенно-зеленым, словно переела незрелых груш.
Ствол Дерева закрывал впереди полмира. Огромная гора вырастала из ровной как стол земли и подпирала небо. Уже видны глубокие расщелины, овраги, разломы в коре. Ветер донес мощный запах свежей смолы. Олег содрогнулся: сколько вытекает из такого дерева? Здесь прилипают не только мошки, но и такие пташки, которые летают кое-как, а сесть вовсе не умеют, хоть и мудрые книги читывали.
