Звезда Запада - Мартьянов Андрей Леонидович (читать книги без сокращений .TXT) 📗
Отец Целестин в молодости читал список с Платона о погибшей в волнах моря земле. Но откуда эти норманны знают о ней и называют её похоже – Аталантэ или, на северный лад, Аталгард? Они же не читали Платона! Они вообще читать не умеют! Отчего даже самые буйные вояки из Торировой дружины иногда смотрят с пугающей тоской в океан? Почему не раз и не два отец Целестин получал странные подтверждения древним легендам? Отчего это иногда шепчутся покрытые шрамами старцы, произнося имена неизвестных богов, перед которыми Один с богами Асгарда – просто младенцы? Надо сказать, что как ни пытался выведать монах у стариков про этих неведомых духов, так вразумительного ответа и не получил. Слышал только, что называли их словом, которое на латинский можно было перевести как «Силы Мира».
Что это? Откуда? Монах всегда был убеждён, что ничего и никогда не возникает просто так. Нет дыма без огня. Вот и непонятные легенды тоже должны иметь корень, исток...
Случайно подслушанный разговор заставил однажды сердце святого отца подпрыгнуть: два старых-престарых викинга тихо говорили о некоей единой силе, сотворившей этот мир и его народы... Единой?!! Сделав вид, что ничего не случилось, отец Целестин на следующее утро произнес страстную проповедь, способную растопить душу самого верного и завзятого идолопоклонника, перед этими старикашками, но один из них лишь покачал головой и сказал, отвернувшись, что нет в мире богов, кроме Одина, Тора ну и так далее. Монах чуть не сплюнул от досады, а уходя, резко обернулся и увидел, что оба старца странно смотрят на него выцветшими от времени глазами, разве что не плача.
Кто объяснит, что за напасть?
Последние же полгода отец Целестин пытался сложить из собранных сведений единую картину, и получалось у него такое, что и уму непостижимо. Библия – Библией, всё сказанное в ней, безусловно, истинно, но и на пергаментах монаха получалась связная, очень правдивая история добиблейской древности. Недоговорённая, неполная, скрытая и изрядно подзабытая, но всё-таки правда.
Одним словом, надо будет летом упросить Торира плыть к северу – там должен быть ключ к одной из загадок древних легенд. Найдёшь ответ хоть на один вопрос – тогда и весь клубок размотать можно будет, ибо неспроста всё это, ох неспроста!
Наконец, почувствовав усталость, отец Целестин прервал размышления, поднялся с кресла, преклонил колени перед распятием, прочёл Pater и Credo, а потом, задув едва теплящуюся лучину, завалился спать на пахнущее сеном и мехами ложе.
Вот и пролетел рождественский вечер. Досадно, что Видгар так и не зашёл...
Спустя минуту монах уже спал, видя во сне нечто очень и очень древнее и прекрасное. То, о чём память у иных народов, кроме того, средь коего он сейчас жил, была утеряна навсегда.
Что-то из глубины тысячелетий...
Глава 2
Видгар
Над Вадхейм-фьордом простёрла белые крылья зима. Справедливости ради надо заметить, что Вадхейм располагался несколько южнее многих поселений норманнов, и холодное время года было здесь сравнительно мягким, да ещё и тёплые воды западного течения делали своё дело. Как бы то ни было, но фьорд всё же замерзал в конце ноября, и часто, когда увлекшаяся дружина Торира запаздывала, дракары приходилось ставить на зимовку у небольшого островка на входе в узкий залив. Ну а если все пять кораблей прибывали вовремя, то деревянные ладьи до весны вытягивали на берег, где смотрелись они как выбравшиеся зачем-то на сушу да и задремавшие диковинные морские звери – длинные, узкие и, хотя сейчас неподвижные, быстрые и ловкие в воде.
Так получилось и на этот раз. Ранней осенью два корабля вернулись от берегов Британии, где участвовали в крупном набеге нескольких северных дружин на города и монастыри саксов. Их привёл обратно Халльвард – любимец Торира; конунг иногда отдавал под команду этого удальца стурмана часть своих людей. Впрочем, сказать, что добыча была велика, никак нельзя – опустошаемое частыми грабежами и войнами побережье Нортумбрии заметно оскудело, Уэссекс оборонялся отчаянно, в иных же частях страны хозяйничали даны. Торир со своими хирдманами весной уходил в викинг куда-то к южным берегам Балтики, затем, как настоящий фарман, ходил в Свитьод Великий – иначе Гардарики, – страну преизобильную, но крайне расточительную: на птичий пух, тальк, шкуры морского зверя да канаты, из тех же шкур сплетённые, – а такого добра на Севере было премного, – он выторговал немыслимое количество зерна, мехов и мёда, – что, интересно, скажут эти странные словины, когда подкрадётся суровая зима? – а также подновив за лето корабли, конунг Вадхейма вернулся домой, когда воды фьорда уже начали покрываться тонкой корочкой льда. В любом случае пропитанием поселение на зиму обеспечено, и ладно. С наступлением следующего лета недостаток золота восполнится, а купить на него что-нибудь зимой в Норвегии было бы крайне затруднительно. Но не зря же скальды пели хвалебные песни кольцедарителю? Воинам нравится конунг, раздающий золото, а женщинам нравится, когда воины дарят золотые украшения им...
Но сейчас шла зима, и по крайней мере до времени, как сойдёт лёд, ни о каких морских авантюрах и речи быть не могло. Пока же единственными развлечениями дружины были подготовка подрастающего поколения к многотрудной жизни викинга да лихая охота, где и выплёскивали норманны свою неуёмную жажду действия, хаживая на свирепого медведя.
Где-то за туманным горным хребтом начало свой путь холодное зимнее солнце, стояли утренние сумерки, и ещё не погасли на западе последние звёзды. Отец Целестин, широко раскинувшись на мягкой медвежьей шкуре, богатырски храпел, уподобившись громкостью трубам иерихонским, и зрел свои богоугодные сны, а к двери его дома, утопая в снегу по колено, быстро пробирался молодой парень в серой волчьей шапке, перепоясанный коротким мечом в кожаных ножнах.
Несколько осторожных, но настойчивых ударов в дверь явно не могли вырвать монаха из сладостного мира грёз, и (благо дома запирать в Вадхейме было не принято) ранний гость толкнул тяжёлую дверь и вошёл, не дождавшись ответа.
– Отец Целестин... отец Целестин, проснись! – Молодой норманн подёргал монаха за руку. – Вставай, тебя Торир зовёт. Хельги умирает!
Видя, что сей способ пробудить святого отца явно не годится, посланец выскочил за дверь, набрал полные пригоршни снега и, вернувшись, высыпал его за ворот рясы монаха. Такая крутая мера оказалась более действенной – отец Целестин взревел, как разбуженный медведь, и отвесил обидчику тяжеленную оплеуху, да так, что тот, не ожидая столь негостеприимного приёма, отлетел к противоположной стене.
– Какой дьявол тут... – Монах, продрав глаза, воззрился на мотавшего головой юношу. – А, это ты, Видгар! Святые угодники, что же ты тут делаешь в такой неурочный час? Да простит меня Дева Мария, но, стой ты поближе, я бы тебя просто отправил прямиком в чистилище за подобные шутки над пожилым человеком, вкушающим заслуженный отдых!
Тот, кого назвали Видгаром, охая, поднялся с пола и осторожно подошёл к ложу, на котором восседал разгневанный отшельник. Левая щека парня налилась роскошным кумачом – монах постарался на славу.
– Отец Целестин, старый Хельги умирает. Торир велел позвать тебя, да не мешкать. И... поздравляю тебя с рождением твоего Бога! – Видгар покосился на красовавшееся на стене распятие.
– Умирает, умирает... – недовольно пробурчал отец Целестин, поднимаясь и засовывая ноги с набухшими синими венами в меховые сапоги. – Он уже три месяца как умирает, да всё никак не отдаст Богу душу. Впрочем, к чему Богу столь многогрешная душа? Ну, что стоишь как истукан?! – прикрикнул монах на Видгара, едва не сбив того с ног волной перегара. – Беги к Ториру, скажи, что иду уже! Да, кстати, и тебя с Рождеством. Ну иди же!
Юноша, подняв свалившуюся шапку, нырнул в низкий дверной проём, и только снег захрустел у него под ногами. Монах же, по обыкновению бормоча под нос, снял с полки связку каких-то сушёных листьев, подвязал верёвкой рясу и, набросив толстый, подбитый мехом плащ, выбрался наружу.
