Эратийские хроники. Темный гном (СИ) - Лукашевич Денис (книги онлайн полные версии бесплатно .TXT) 📗
- Мы еще ни к кому… - начал было Шмиттельварденгроу, но его уже словно не слышали.
- Особенно я рад тебе, брат. Потому что знаю: дело нашего народа живет!
Старый цверг посмотрел на Лардара и совсем тихо спросил:
- И в чем же дело нашего народа?
Тот недоуменно посмотрел на Шмиттельварденгроу, но вскоре его взгляд прояснился.
- В службе Властелину Тьмы, конечно.
В горле у Шмиттельварденгроу пересохло. Он очень хотел не понимать, о чем болтает Лардарнагдаррен. Хотел, но не мог. Цверг прекрасно осознавал, к чему ведет этот новоявленный горгонадец. Словно и не бывало трех десятилетий забытья, отчаянных попыток избавиться от навязчивых образов.
Прошлое властно настигло его: тук-тук, отдавай должок.
- Война давно закончилась, - медленно, подбирая слова, произнес Шмиттельварденгроу. – Если ты не знаешь, или забыл, то я расскажу тебе, «брат». Мы проиграли: Тьма отступила, Симгар опустел, а последние цверги – это ты да я. Осколки, которые больше не склеишь. Нет больше ни нашего народа, ни повелителя Тьмы – вообще всего, во что я верил! Великая Блудница ушла, а ты, мой дрожайший «брат», живешь в заброшенных руинах! Вот и вся цель. Вот это все, - он в запале развел руки в стороны, - и есть наше будущее.
- Заброшенных? – делано удивился Лардар. Внезапно он положил руку старому цвергу на плечо. Тот вздрогнул: неприятный холодок волной протянулся вдоль позвоночника. Он посмотрел в лицо горгонадцу: грубая, словно выветренный песчаник, кожа, глубокие оспины и морщины, похожие на застарелые шрамы, но внутри, в глубине темных с багрянцем глаз он увидел искреннюю веру. – Ты разочарован, брат, и не мудрено, ведь мудрость Господина от тебя скрыта. Ты видел крах старого мира, но новый-то не слишком от него и отличается. Еще десять лет назад я был точно таким же. Потом же я кое-что узнал.
Он снова замолчал, словно раздумывая говорить дальше или нет. Потом он улыбнулся. Неприятная цвергская ухмылка, походившая на оскал, осветила его мрачное лицо.
- Позволь я покажу тебе, брат!
И на следующем шагу что-то изменилось. Снова Шмиттельварденгроу почувствовал напряжение, словно уперся в упругую стену, легко прогибавшуюся под его натиском. Раз – и ощущение пропало, словно он шагнул внутрь мыльного пузыря. И мир неуловимо изменился. Вроде бы те же самые руины, но исчезло запустение, а между полуразрушенных стен пролегла обустроенная тропка, с которой кто-то тщательно убрал весь мусор. Появились шесты с привязанными к ним факелами. Они едва тлели, но цвергу освещения хватало.
- Дхарово отродье! – выдохнул гном.
Они находились под куполом огромного заклятья, магической путаницы, скрывавшей истинное от чужого взгляда. Вспомнилась и могучая «стена праха», уничтожившая орков. А после Шмиттельварденгроу вспомнил своего демона-доходягу. Лардарнагдаррен постоянно искал оставленные знаки, специально им созданные, чтобы найти единственный верный путь под полог невидимой завесы.
Старый цверг напрягся: он не доверял этому типу. Не просто, как цверг цвергу, а как более сильному цвергу. Существу, обладавшему куда как большей силой. Не физической, но магической. Что гораздо опаснее...
Почувствовать бы вес Головоруба в руках! Шмиттельварденгроу мечтально прищелкнул языком: вот тогда бы они могли говорить на равных. Сейчас же надо быть настороже и очень, очень осторожным в словах. Горгонадец не просто более искушенный маг, но и, судя по всему, в голове у него поселился хоровод дхаров.
Лардар улыбался, довольный произведенным эффектом. Прямо перед ними выросла каменная коробка, чудом сохранившаяся. Другим торцом она примыкала к нагромождению развалин, в которых цверг с трудом узнал крепость темного лорда. От стен остались одни огрызки, створки огромных железных ворот с обломанными шипами валялись по бокам от разбитой каменной дороги, присыпанные пылью и ржавчиной. Победители славно здесь поработали. Но не смогли отыскать все секреты Горгонада.
Стена из серого гранита, пронизанного черными жилами — этот камень добывали на склонах Льдистого нагорья — казалось монолитной и неразрушимой. Кое-где остались подпалины от магического огня, но этим все и ограничивалась. Ни дверей, ни окон в ней не было — все здание казалось единой скалой безо всяких пустот. Шмиттельварденгроу подумал, что толщина стен наверняка была колоссальной, чтобы ни простукивание, ни чутье земляного мага здесь не помогло. Но здесь что-то было: Лардарнагдаррен не зря их сюда привел.
Гном-маг остановился перед гранитным параллелепипедом и на миг задумался, словно вспоминая. Он взглянул на сереющее перед рассветом небо, хмыкнул. Глаза его загорелись серебром. Уже увереннее цверг шагнул к стене, прижал к холодному камню ладони.
Одна ушла вверх, другая — в сторону. Верх и опять в сторону. Двойная «саргр» - цвергская руна, значащая «любовь». Нет, не романтичное чувство к представителю противоположного пола — его цверги просто не ведали, - а другая любовь, преданность. Жажда служить великому вождю.
Ногами прошла легкая вибрация, и с глухим стоном стена раскололась пополам, открывая темный провал входа. Она не раздвигалась в стороны, а просто среди камня рос проход, словно ускоренный в тысячи раз процесс эрозии. Змеящаяся трещина, потом — узкая полоса. Все шире и шире, и вскоре образовался проход, в который мог протиснуться даже такой кабан, как Фозз.
Позади восхищенно прицокнул языком Джалад. И посмотрел почти с любовным обожанием на Лардарнагдаррена. Шмиттельварденгроу поморщился: поведение джаффца неприятно кольнуло. Руна «саргр» - цверг ненавидел ее.
- Добро пожаловать в мой дом, господа! - учтиво поклонился Лардар и, махнув рукой, пригласил за собой.
5.
Ранним утром, когда невидимое сквозь вечный облачный полог солнце едва оторвалось от горизонта, врата Ганалийского рудника покинуло пять крытых повозок, запряженных тарквиниями. Правили ими хмурые труны в кожаных панцирях и низко надвинутых капюшонах. У каждого к поясу были прицеплены боевые топоры, а спины закрывали небольшие круглые щиты из стали с бронзовыми ликами прародителя. Кроме того, в каждой повозке было еще по десятку гномов, вооруженных точно также. Правда, кто-то предпочитал топорам клевцы и короткие мечи с треугольными клинками.
Через несколько миль к повозкам присоединилось еще около сотни орков верхом на шагратах. Во главе их находился Кривой Язык верхом на особенно крупном верховом грызуне, бурым, с черными подпалинами. Слева к седлу, или, вернее, кожаной попоне, его заменявшей, был приторочен черный хопеш – кривой меч, похожий на огромный серп с длинной рукоятью без гарды. Остальные орки были вооружены топорами, булавами и прочим ударно-дробящим инструментарием. Хопеш был только у Языка.
К полудню это смешанное войско достигло границ Горгонада. Отсюда, с бесплодных черных холмов, припорошенных прахом с белыми разводами изморози, открывался отличный вид на опаленные руины: разрушенные стены, заброшенные идолы орочьих божков и нагромождения рухнувших зданий, похожие на каменные кубики-игрушки ребенка-великана. Взобравшись на вершину одного из холмов, Норманг Меднобородый остановился, засунув большие пальцы рук за боевой ремень. С него свисал короткий треугольный меч в узорчатых кожаных ножнах и два метательных топорика. Рядом с начальником Ганалии хмурился Рогнак Железнолобый.
- Не верю я оркам! – сплюнул тягучим Рогнак и покосился на командира. – Подлые твари. Клыка-то ты выдрессировал, а вот этот, Поганый Язык… От него за милю тянет предательством, клянусь бородой!
- Вот за это я тебе, Рогнак, и плачу, - хмыкнул Норманг и похлопал Железнолобого по плечу, закованному в пластинчатый доспех, - чтоб ты всех подозревал и держал ухо востро. Я тоже не слишком верю этому зеленозадому, но выбирать не приходится: нам надо найти этого дхарового отпрыска, цверга темномордого. Но, если Язык что задумал, ты проследишь, чтобы мы с ним больше не пересекались.
Рогнак почесал ногтем длинный шрама, пересекавший лоб и заходивший на виски. Выше этой полосы бугристой красной плоти начинался блестящий металл. Он доходил до макушки, где резко переходил в густую спутанную гриву. Пластина прикрывала дыру в черепе, проделанную во время Темных войн, был, конечно, не железная, а из странного сплава, но прозвище прицепилось да и гном не возражал против него.
