Пилот - Оченков Иван Валерьевич (книга жизни .TXT, .FB2) 📗
– Я изучал китайский, – дипломатично ответил Март.
– Ах да, – немного смутился врач. – В общем, сами все увидите. Тем более что мой пациент обладает даром, хоть и не особо сильным.
– Понятно. Как он себя чувствует?
– Уже заметно лучше. В медицинском плане его жизни ничего не угрожает…
– А в чем дело?
– Полагаю, проблема в его нравственном состоянии.
– Хорошо, уважим человека.
Пленник лежал в изоляторе рядом с медотсеком. Запястья его по-прежнему были прикованы наручниками к койке. Очевидно, доктор опасался, что капитан снова повторит попытку совершить сэппуку [45], и потому решил лишить его подобной возможности. Увидев своего победителя, японец сделал слабую попытку приподняться, но Колычев сделал успокаивающий жест рукой.
– Лежите. Вы желали меня видеть?
– Да. Нам нужно поговорить.
– Слушаю вас.
– Меня зовут Ёситару Накагава, я – ку-гун тайи: капитан-лейтенант [46] воздушного флота. И до вчерашнего дня – командир корвета «Таникадзе». Самурай в десятом поколении. Обладающий силой. Награжден высшим боевым орденом Золотого Коршуна, – закончив официальное представление, он замолчал, переводя дыхание и набираясь сил.
– Младший пилот рейдера «Буран» Мартемьян Колычев. Потомственный дворянин. Одаренный, почувствовав, что момент требует того, столь же развернуто и формально ответил Март.
Войдя в «сферу», он оценил могущество ауры японца. Больше всего удивил ее цвет: почти бирюзовый с вкраплениями белого и черного. Такого сочетания Март еще никогда не встречал.
«По части силы кое-что есть, но скромно и без фанатизма. Интересный экземпляр…» – принялся размышлять Колычев, пока пленник молчал.
– Я первый командир корвета Японского флота, попавший в плен живым. Вы спасли мою жизнь, но забрали честь.
– Вы проиграли в бою. В этом нет бесчестья. А вот в бомбардировках беззащитных мирных жителей есть!
– Я тоже так считаю, – после недолгого раздумья ответил пленник. – Но у меня был приказ. Поэтому прошу, не откажите мне в последней просьбе. Дайте пистолет с одним патроном!
– Это исключено! Да и зачем? Плен – еще не конец жизни!
– Для меня конец. По законам нашей страны самурай не может попасть в плен. Если подобное неизбежно, он должен погибнуть или совершить самоубийство. Если же ему недостанет сил или решимости, его и всю его семью ожидает позорная и мучительная смерть.
– Какое варварство!
– Таковы законы моей страны.
– Простите, но я ничем не могу вам помочь.
– Значит, мне не повезло даже в такой малости. Могу я узнать, каковы ваши дальнейшие намерения?
– Я простой пилот. Могу лишь предположить, что вас либо доставят к нашему командованию, либо передадут китайцам. Принимая во внимание ваше состояние, последнее наиболее вероятно.
– Только не это, – откинул голову на подушку японец, в голосе которого, несмотря на слабость, явно сквозило презрение.
– Накагава-сан, – неожиданно для себя спросил его Март. – А что означает ваша аура?
– Простите, не понял.
– Ну, я не то чтобы видел много японских одаренных, но у большинства из них ауры были ярко-красными, почти алыми с редкими включениями других цветов. В крайнем случае черного. А у вас – практически чистая бирюза, иногда переливающаяся от синего к зеленому и обратно.
– Вот оно что, – печально улыбнулся самурай. – Это мой дар и мое проклятье. Видите ли, в Японии все одаренные должны быть в первую очередь воинами. А мне больше по сердцу быть ученым или исследователем. Заниматься плетением силовых линий, создавать… э…
– Вы артефактор? – пришел к нему на помощь Март.
– Да. Это правильное определение!
– Очень интересно… И что, у вас имеется опыт в такой работе?
– Да, в военной академии нас, одаренных, обучали отдельно. Я дополнительно занимался с наставником, который был великим мастером создания и наложения плетений на предметы и оружие.
– Послушайте, – неожиданно сам для себя предложил Колычев. – А что будет, если мы не отдадим вас ни китайцам, ни нашему командованию?
– В каком смысле?
– Вы могли бы поселиться в России, заниматься своим любимым делом.
– Разве это возможно?
– А почему нет?
– Не знаю. Я же японец…
– Вы же сами сказали, что умерли для своей страны! Будет новое имя. В отчетах напишем, что вы таки погибли. А здесь и сейчас появится новый человек. С другим именем и другой историей.
– Вы серьезно?
– Вполне. Только представьте, что вы оказались в новом мире, где нет никаких ограничений, связывавших вас по рукам и ногам в прежней жизни. И вы можете прожить ее так, как хочется вам, а не считается правильным другими! Стать кем угодно, жить, где пожелаете, и заниматься при этом любимым делом.
– Вы говорите так, будто пережили нечто подобное.
– Гхм, – едва не подавился Март, сообразив, что описывает свою жизнь после попадания. – В какой-то мере так оно и было. Я совсем недавно почувствовал в себе дар, и с тех пор мое бытие совершенно переменилось!
На практически бесстрастном до сей поры лице самурая было ясно видно, как внутри него борются противоречивые чувства. Наконец, желание жить победило, и Накагава решился.
– Значит, таков путь, – немного выспренно начал он. – Ваше предложение, Колычев-сама, большая честь для меня. Еще час назад я и помыслить не мог о таком повороте в своей судьбе. У меня только одно условие. Сражаться против своей страны я не буду, но в мирных делах готов приносить всемерную пользу.
– Что ж, на ловца и… Короче, это придает делу новый, весьма положительный оборот. Я немедленно займусь вашим вопросом. Ждите. – И Март, плотно прикрыв дверь в палату, без промедления отправился к командиру. Предстоял важный разговор.
Беседа с Зиминым вышла краткой.
– Как-то я не удосужился посмотреть твоего пленника, – задумался командир. – Видимо, зря. Говоришь, артефактор?
– Да. И, судя по ауре, неплохой.
– Этого ты знать не можешь. К тому же Крылов говорил, что его дар не слишком силен…
– Как пилота или воина – вообще ни о чем. Но вот переливы в ауре. Вроде тех, что у Кима, но гораздо больше и ярче выражены!
– В любом случае это большая удача. Среди одаренных такие попадаются нечасто. Отдавать никому его не будем. Шмелев вроде его лично не видел?
– Так точно.
– Вот и славно. Значит, пленный пилот, несмотря на все усилия нашего дражайшего эскулапа, а может и благодаря им, перешел в мир иной. После чего был похоронен со всеми полагающимися почестями.
– Мир его праху! Вопрос только, как его потом легализовать?
– Ну, это дело и вовсе нехитрое. Сделаем соответствующую запись в журнале, и появится у нас новый пассажир. Надо будет с ним языком заняться…
– И мнемотехникой!
– Точно. Вот тебе и поручим это дело. Объективно, лучше с этим все равно никто не справится.
– Инициатива имеет инициатора?
– Совершенно верно.
– Ладно. Главное, чтобы никто из наших не проболтался.
– А вот за это можешь быть совершенно спокоен. Рейдеры – вообще люди неболтливые. Кстати, под каким именем записать твоего протеже? Китайским, маньчжурским или, быть может, корейским?
– Нет. Накагава, при всех своих достоинствах, настоящий японец и всех вышеперечисленных и за людей не очень-то считает. Так что лучше выдать его за какого-нибудь представителя восточных народов империи: башкира там или калмыка.
– Или гурана забайкальского. Да. Прекрасная идея! Хвалю. А еще можно его окрестить. И дать уже православное имя и фамилию.
– А если я такой молодец, – закинул удочку Март, – можно мне, то есть нам с Кимом, в увольнение?
– Ну вот в кого ты такой ушлый? – покачал головой опекун. – Ладно, раз уж такую хорошую новость принес, иди уже, но учти – в шесть ноль-ноль заступаешь на вахту.
– Есть заступить на вахту! – обрадованно козырнул Март. – А Витьке?
