Сокровища чистого разума - Панов Вадим Юрьевич (бесплатные серии книг .txt) 📗
Потому что верил? Потому что надеялся? Потому что боялся?
Гадать можно сколько угодно, но одно не вызывало сомнений: Вениамин не боялся. Он вообще ничего и никого не боялся.
Второй сын западурского губернатора Александра Тробского, Вениамин должен был провести жизнь в тени брата, которому повезло родиться тремя годами раньше. Сначала – в качестве «запасного» претендента на роль главы семьи, потом – в качестве «ближайшего советника» властителя, возможно – воспитателя его детей, возможно – интригана, заговорщика, а после – нового губернатора или простреленного мертвеца, как повезёт. Вениамин знал одно: если он что-нибудь и сможет вырвать у судьбы, то только сам, своими руками, и с детства готовился к сражениям. Учился быть хитрым, подлым и жестоким. Учился оценивать людей, строить планы и претворять их в жизнь. Учился с одного взгляда определять перспективу. Он сразу понял, что начавшаяся война открывает массу интересных возможностей и дарит умным людям уникальный шанс подняться на вершину, и стал умолять отца отправить его на менсалийский континент, чем, естественно, вызвал смех: никто не собирался отправлять в мясорубку семнадцатилетнего сопляка, и уж тем более доверять ему войска.
Вениамин снова оказался вторым.
Тробский экспедиционный корпус возглавил его «любимый» старший брат Алекс, который, следуя наставлениям папаши-губернатора, основательно пограбил «зажравшихся беляшей» для пополнения бюджета провинции и на этом успокоился. Собственно, никаких иных целей вооружённое путешествие на главный континент не преследовало, ибо Тробия представляла собой едва ли не самую маленькую западурскую провинцию, и широких завоевательных планов у Александра не могло быть по определению. В отличие от Вениамина, который, продолжая совершенствоваться в прежних науках, теперь ещё учился терпению. И снова – успешно.
Шли годы.
Война не утихала, континент Менсала пребывал в хаосе, и чем незначительнее становилась добыча, тем меньше и меньше тробийцы интересовались военными авантюрами. Некогда богатые провинции разграблены, красивейшие поселения лежат в руинах, выжившие беляши озверели, взялись за оружие и начали полноценную войну, участвовать в которой Алекс не желал. Костяк армии – гвардейцы – вернулся в Западуру, на Менсале остались лишь те, кого полностью устраивали кровавые законы гражданской войны, пополнение из Тробии приходило такое же – агрессивный молодняк, жаждущий насилия, славы, денег и не боящийся лить кровь. Корпус превращался в заурядную банду, содержать его у Александра не было никакого желания, и тогда, через четыре года после начала менсалийского кошмара, он передал командование Вениамину. Нет, губернатор не хотел избавиться от надоевшего отпрыска – молодой человек продолжал проситься на войну, знал, что его ждёт, но всё равно попросился. Он умолил отца отпустить его, сел на судно и в сопровождении трёх сотен верных сподвижников, которых лично отбирал четыре предыдущих года, отправился искать своё место под солнцем.
Возвращаться в Западуру Вениамин не собирался.
А на Менсале царил совершеннейший в своей кровавой беспощадности бардак. Более-менее твёрдая центральная власть существовала лишь в четырёх провинциях, но толку от этой власти было мало, поскольку основные ресурсы уходили на отражение постоянных атак агрессивных соседей и бездомных боевых частей различных размеров и оснащения. Бесчисленные армии, корпуса, дивизии и фронты, возглавляемые генералами, маршалами, королями, богдыханами и президентами, дрались друг с другом за право контролировать валерициевые рудники, создавали страны, союзы и блоки, терпели поражения от удачливых конкурентов, уходили прочь, чтобы заявить новое королевство в соседней провинции. Или на половине соседней провинции. Или в одном-единственном уезде, который по замыслу очередного хана должен был оказаться впоследствии столицей огромной империи.
Тробский экспедиционный корпус ничем не отличался от остальных банд, и его офицеры без восторга приняли известие о предстоящем прибытии Вениамина. Связь с родиной стала для них условной, верность губернатору поддерживалась лишь смутным желанием «когда-нибудь вернуться в тихую гавань», но всё больше волков понимало, что жить без крови и насилия они уже не смогут… Корпус разлагался на глазах, его части превращались в самостоятельные отряды, командиры которых строили собственные планы на будущее, и потому офицерское собрание единогласно решило ликвидировать щенка, как только он явится. Именно поэтому Вениамин явился к месту службы ночью, отправив вперёд верных головорезов. Он был молод, но не дурак, он ещё не стал хорошим военным, но жизнь во дворце научила младшего сына губернатора осторожности, он позаботился о разведчиках, купил нескольких офицеров среднего звена, тщательно выслушал их доклады и, опираясь на них, наметил план действий. Все офицеры, которые могли ему помешать, были уничтожены за одну ночь. Разумеется, радикальный способ, с помощью которого в соединение вернулось единоначалие, понравился далеко не всем, но основная масса ветеранов из нижних чинов побаивалась дробиться на мелкие отряды, хотела служить в большой части, не поддержала призыв «Покончим с проклятым мальчишкой!», и потому все мятежные проявления были подавлены в течение двух дней.
Так Вениамин одержал первую крупную победу, получив в своё распоряжение десятитысячный отряд, вокруг которого стал строить армию.
Разумеется, постепенно.
Второй победой Вениамина стал союз с Освободительным войском генерала Дибло, который как раз объединил и возглавил Гальсию и Прулию, остро нуждался в качественном пополнении и согласился взять неопытного щенка «младшим компаньоном» в драку с лекрийцами. Тот поход, вошедший в историю Менсалы как «Штурм дерзких» – а в истории Менсалы подобным событиям имена собственные давали в редчайших случаях, – губернатор Рубен до сих пор поминал Вениамину при редких встречах. Лекрийцы и пришедшие им на помощь трибердийцы еле отбились, отступили к самому Лекровотску, взорвали мосты, бомбардировали собственный город, бойцов на позициях удерживали лишь с помощью заградительных отрядов, а перелома в войне добились неожиданным способом: уничтожив Дибло. Как Рубен разузнал местонахождение секретной ставки генерала, он не говорил никому, но самоубийственная атака, в которую Лекрийский бросил свой лучший панцирный полк, привела к гибели Дибло и его штаба, после чего Освободительное войско покатилось назад. Хитроумный Рубен попытался развить успех, спешно атаковал Гальс, желая прихватить оставшуюся без генерала провинцию, но Вениамин ухитрился организовать изрядную часть беспорядочно отступающего войска и отбить наступление. Что стало его третьим крупным успехом, и в глазах профессиональных военных он перешёл из разряда «безусый маменькин сынок» в почетный список «нормальных командиров».
Авторитет, да и армию Вениамин обретал постепенно.
Он закрепился в Гальсе, переформировал войска, создав Объединённую менсалийскую армию, и заодно получил первый опыт управления крупной территорией. Он решил, что добился успеха, но полосы везения имеют свойство заканчиваться, и через полгода Вениамин потерпел первое крупное поражение.
Вскоре после «Штурма дерзких» во главе лекрийской армии встал легендарный Нестор дер Фунье, азартно влюблённый в войну адиген, которого заслуженно называли гением. Нестор провёл целый ряд великолепных операций, захватив для Рубена почти треть континента, и одной из первых его жертв стал как раз Вениамин, в ту пору – Гальский. Молодой губернатор пережил настоящий шок: от былого величия – настоящей армии, с которой он надеялся захватить Прулию и Лекрию, у него осталась лишь бригада в пять тысяч штыков, минимум боеприпасов и весьма неясные перспективы. Он едва не попал в плен, бежал на самый юг континента, где вступил в беспощадную войну с другими неудачниками. В какой-то момент показалось, что гражданская война сходит на нет, что Рубен заполучит планету, но… но Нестору неожиданно наскучила Менсала, и он попросту уехал. Злые языки говорили, что адигены попросили гения не отдавать весь валериций Герметикона ставленнику Компании, – военные победы Рубена сменились поражениями, и мечты о «Великой Лекрии» растаяли как дым.