Крах и Восход - Бардуго Ли (книги регистрация онлайн txt) 📗
Девочка в поле стоит над убитой сестрой, черные завитки разреза поднимаются от тела. Рядом сидит отец.
«Он был выдающимся целителем». Багра ошиблась. Малой науки было недостаточно, чтобы спасти младшую дочь Морозова. Для воскрешения потребовалась скверна. Я тоже ошибалась. Сестра Багры не была гришом. Она действительно была отказницей.
– Ты должна была догадаться, – сказала Зоя, присаживаясь в противоположной части костра и глядя на меня с обвинением.
Так ли это? В ту ночь у бани я предположила, что разряд спровоцировала моя сила.
И все же, оглядываясь назад, я четко видела всю картину. Впервые моя сила проявилась, когда Мал умирал на моих руках. Мы искали оленя неделями, но нашли его сразу после нашего первого поцелуя. Когда перед нами предстал морской хлыст, я стояла в объятиях Мала, впервые оказавшись вблизи с ним после того, как нас затащили на борт корабля Дарклинга. Усилители хотели воссоединиться.
Да и если подумать, разве наши жизни не были связаны с самого начала? Войной. Одиночеством. Может, и чем-то большим. Вряд ли это случайность, что мы родились в соседних деревнях, пережили войну, которая забрала наши семьи, и оба оказались в Керамзине.
Поэтому Мал был таким талантливым следопытом? Потому что каким-то образом он связан со всем, с творением в сердце мира? Не гриш, не обычный усилитель, но что-то совершенно другое?
«Я стану клинком». Оружием в руках других. Как же он был прав!
Я закрыла лицо руками. Мне хотелось вычеркнуть это знание, вырезать его из своего черепа. Ведь я жаждала могущества, находившегося за той золотой дверью, стремилась к нему чистой, ноющей лихорадкой, от которой хотелось расцарапать себе кожу. Ценой этой силы будет жизнь Мала.
Что мне говорила Багра? «Возможно, ты не переживешь жертву, которую потребует скверна».
Спустя какое-то время Мал вернулся. Принес с тобой двух толстых кроликов. Я слышала, как они с Толей освежевали и надели животных на вертел, и вскоре донесся запах жареного мяса. У меня полностью отсутствовал аппетит.
Мы прислушивались к треску веток и шипению огня, пока наконец Хэршоу не нарушил молчание:
– Если кто-нибудь скоро не заговорит, я сожгу весь лес!
Посему я сделала глоток из фляги Толи и заговорила. Слова дались легче, чем я ожидала. Я поведала им историю Багры, отвратительную сказку об одержимом мужчине, о брошенной дочери, о том, как из-за этого чуть не умерла его младшенькая.
– Нет, – исправилась я. – Она действительно умерла в тот день. Багра ее убила. А Морозов вернул к жизни.
– Никто не способен…
– Способен. Это было не исцеление, а воскрешение, тот же процесс, с помощью которого он создал другие усилители. Все записано в его журналах.
Метод восстановления кислорода в крови, средство предотвращения разложения. Сила целителя и фабрикатора, расширенная до предела и далеко за него, в место, куда она никогда не должна была заходить.
– Скверна, – прошептал Толя. – Власть над жизнью и смертью.
Я кивнула. Магия. Мерзость. Дар созидания. Поэтому журналы остались неоконченными. В конце концов, Морозову не было смысла охотиться на создание, чтобы сотворить третий усилитель. Цикл уже был завершен. Он наделил свою дочь могуществом, предназначенным для жар-птицы. Круг замкнулся.
Морозов преуспел в своем грандиозном плане, но не так, как рассчитывал. «Когда играешься со скверной, что ж, результат всегда отличается от того, на что надеялись». Когда Дарклинг вмешался в творение в сердце мира, наказанием за его заносчивость стал Каньон – место, где его сила бесполезна. Морозов создал три усилителя, которые никак не соединить, не пожертвовав жизнью дочери, без того, чтобы его наследники не заплатили плотью и кровью.
– Но олень и морской хлыст… они были древними, – прошептала Зоя.
– Морозов специально их выбрал. Они были священными созданиями – редкими, яростными. А вот его дочь была обычной отказницей.
Поэтому Дарклинг и Багра с такой готовностью сбросили ее со счетов. Они предположили, что она умерла в тот день, но воскрешение должно было сделать ее сильнее – ее хрупкую смертную жизнь, связанную правилами этого мира, заменили на нечто совсем другое. Но в тот момент, когда Морозов подарил дочери вторую жизнь, жизнь, которая не принадлежала ей по праву… какая ему была разница, что скверна сделала это реальным?
– Она пережила падение в реку, – сказала я. – И Морозов отвез ее на юг в поселение.
Чтобы она жила и умерла в тени арки, из-за которой однажды долину нарекут Двумя Столбами.
Я посмотрела на Мала.
– Должно быть, она передала эту силу своим потомкам. Могущество текло у них в жилах. – Из меня вырвался горький смешок. – Я считала себя одной из них. Мне так отчаянно хотелось верить, что все это делается ради какой-то высшей цели, что мое участие не просто… случайность. Я считала себя наследницей второй ветки рода Морозовых. Но это был ты, Мал. Это всегда был ты.
Он наблюдал за мной сквозь огонь. Мал не проронил ни слова за весь разговор, за весь ужин, который удалось съесть только Толе с Накошкой.
И теперь молчал. Он встал и подошел ко мне. Протянул руку. Я замешкалась на долю секунды, чуть ли не боясь к нему прикасаться, но затем вложила свою ладонь в его и позволила поднять меня на ноги. Мал молча повел меня к палаткам.
Позади раздалось ворчание Зои:
– Святые, мне что, теперь придется всю ночь выслушивать храп Толи?
– Ты тоже храпишь, – заметил Хэршоу. – И отнюдь не по-женски.
– Я не…
Их голоса стихли, когда мы, нагнувшись, прошли в тускло освещенную палатку. Свет от огня проникал через брезентовую ткань и создавал тени. Без лишних предисловий мы устроились на шкурах. Мал свернулся вокруг меня, прижимаясь грудью к спине и крепко обхватывая меня кольцом из рук, его дыхание щекотало мне шею. Так мы засыпали под жужжание насекомых на берегу Тривки, в трюме корабля, плывущего в Новый Зем, на узкой койке в ветхом пансионе в Кофтоне.
Его ладонь скользнула по моему предплечью. Ласково обхватила запястье, словно проверяя реакцию. Когда мы соприкоснулись, нас вновь пронзил разряд, и даже это мимолетное ощущение могущества было практически невыносимым по своей силе.
У меня сжалось горло – от горя, недоумения, постыдной и неоспоримой жажды. Хотеть от него этого могущества было слишком, слишком жестоко. Это несправедливо. Глупые слова, ребяческие. Бессмысленные.
– Мы найдем другой способ, – прошептала я.
Мал разжал пальцы, но продолжал слегка прикасаться к запястью, придвигая меня к себе. Я почувствовала себя так же, как и всегда в его объятиях – полноценной, как дома. Но теперь мне приходилось сомневаться даже в этом. Были ли мои эмоции реальными или результатом судьбы, которую Морозов привел в действие сотни лет назад?
Мал смахнул волосы с моей шеи. Быстро поцеловал кожу над ошейником.
– Нет, Алина, – ласково ответил он. – Не найдем.
* * *
Казалось, что обратное путешествие к Двум Столбам заняло меньше времени. Мы придерживались горной местности, шли по узким хребтам холмов, а расстояние и дни сокращались под нашими ногами. Мы двигались быстрее, поскольку местность была уже знакомой, и Мал не выискивал признаков жар-птицы, но я ощущала, как наше время сокращалось. Меня пугала реальность, ждущая в долине, решение, которое придется принять, объяснения, которые нужно придумать.
Мы путешествовали в молчании; периодически Хэршоу что-то напевал себе под нос или бормотал Накошке, но остальные погрузились в собственные мысли. После той ночи Мал держался от меня на расстоянии. Я не приближалась к нему. Даже не знала, что тут сказать. Его настроение изменилось – спокойствие все еще было при нем, но у меня появилось пугающее ощущение, что он упивался миром, пытался запомнить его напоследок. Он поднимал лицо к солнцу, закрывая глаза, или срывал стебель календулы, глубоко вдыхая ее запах. Охотился для нас каждую ночь, когда местность позволяла развести костер. Указывал на гнезда жаворонков и на дикую герань, поймал полевых мышек для Накошки, которая слишком избаловалась, чтобы охотиться самой.
