Пророчество Предславы - Фомичев Сергей (книги без регистрации .TXT) 📗
Народу набежало столько, что коренного обитателя Васильевой Слободы удавалось встретить нечасто. Малую речушку Санохту едва не вычерпали вёдрами до дна. А уж во что она превратилась, когда обратно принялись сливать помои, стыдно и сказать. Пришлось носить воду с Волги, благо вычерпать её не по силам никакому воинству.
Рыжему всё это бурление пришлось по душе. Не будучи ни у кого на службе, лишь изредка помогая Соколу, он дни напролёт бродил по улицам, общаясь с людьми. Завязывал знакомства, перенимал всяческие навыки, говоры, собирал рассказы, небылицы, старины и прочее богатство такого рода. Многие стали узнавать его, здороваться, даже в гости приглашали.
Особенно Рыжего поразило здешнее гончарное умение. Он часами простаивал возле тех немногих ремесленных дворов, что удержались от соблазна пустить постояльцев, заворожено наблюдая за работой умельцев. Рыжий знал в этом толк, всё же с малых лет учился гончарному ремеслу у отца, а потом немало поездил по иным землям, перенимая умения. Он считал себя человеком сведущим. Но то, как обращались с глиной в Васильевой Слободе, поражало даже его.
Однажды возле дома Ивана Горянина, за работой которого он наблюдал особенно часто, Рыжий не выдержал
— Дай попробовать, — словно ребёнок попросил он старого гончара.
Известный своим мягким нравом Горянин не сторонился чужаков подобно многим другим мастерам. Он кивнул, подвинулся, пропуская парня к кругу.
— На-ка попробуй, — улыбнулся хозяин, очищая руки от налипшей до локтей глины.
Рыжий засучил рукава, огляделся. Взяв в руку жмень глины, помял её, приноравливаясь к незнакомому ладу. В этих местах круг был устроен иначе. Здесь его не толкали ногами, а вертели левой рукой, работая при этом с поделкой одной лишь правой. Рыжий даже подумал, что у него ничего не получится.
— Где глину копаете? — спросил он, желая ещё потянуть время.
— Здесь на Санохте и копаем, — ответил Горянин. — Ну, давай, с богом, что ли…
Рыжий решился и, плеснув воды, принялся вертеть круг. Неуверенность сразу исчезла, появился задор. Он быстро втянулся, и старый мастер лишь изредка поправлял гостя, подсказывая как лучше управится с кругом. Но в основном хозяин остался доволен его умением.
Слепив небольшой горшочек (на что-то сложное, работая одной рукой, он замахиваться не решился) Рыжий нетерпеливо дожидался пока Горянин закончит со своими поделками.
— Сейчас, с глечиком управлюсь и вместе с твоей цацкой обжигать будем, — успокоил его хозяин.
Доделав кувшин, гончар распалил печь и погрузил вместе со своей изящной посудой неказистую пробу Рыжего. Налив пива, уселся на бревно, пригласил гостя, после чего они молча сидели перед печью, наблюдая за пламенем.
Обжигали здесь тоже по-особому. Скорее не огнём обжигали, а дымом обкуривали, словно рыбу коптили. Но от такого способа все вещи обретали красивый оттенок глубокого синего цвета. Так что даже горшочек Рыжего вышел из печи каким-то породистым, хоть сейчас на продажу.
— Умеешь, — коротко одобрил Горянин.
Они выпили ещё пива, и Рыжий отправился домой, впервые за последнее время, ощущая себя счастливым.
В домике, который Константин предоставил чародею, хватило бы места для целого отряда. Впрочем, здесь и размещался целый отряд. Во-первых, сам Сокол со своими друзьями. Затем, по настоянию Бориса, ещё до его ухода в Суздаль, к чародею приставили Тимофея. Старый воин не возражал. Единственное, что его поначалу смущало, так это вурды. Он помнил горячую пору схватки под Муромом, когда пришлось не на шутку сражаться с их племенем. Однако смешливые и общительные приятели очень скоро переубедили старшину.
Тимофей с полудюжиной кметей также обитал здесь, хотя и пропадал часто в соседнем Зманово, где стоял его полк.
Теперь к разношёрстному отряду добавился владычный скоморох. Изголодавшиеся по острословию вурды были ему особенно рады, но Скоморох приятелей разочаровал — с некоторых пор он потерял вкус к зубоскальству и остротам. Даже улыбался теперь крайне редко, да в его зловещей улыбке и не было ничего смешного. Перестав быть скоморохом, он, тем не менее, так и не открыл своего настоящего имени, и даже вымышленным не назвался. Не желая участвовать в военных делах, он, к большому удовольствию обитателей взял на себя хозяйские заботы.
— А княжич далеко? — спросил он у чародея за завтраком.
Сокол помрачнел.
— Борис в Суздаль отправился. Дионисий его соблазнил приключениями богоугодными. А там сам знаешь — мор свирепствует. Жаль, если пропадёт парень.
— Он не пропадёт, — уверенно произнёс Скоморох.
Оба молча доели кашу.
— Я всё об этом монахе думаю, ну священнике том микифорском, — нарушил молчание Сокол. — Зачем он сюда пришёл? Зачем купцом вырядился?
— Думаешь, по твою душу? — спросил Скоморох.
— Может по мою, — пожал плечами чародей. — А может… знаешь, пару лет назад в Бориса стреляли на Муромской дороге. Чудом промазали. Тимофей собственноручно стрелу искал. Теперь я думаю, не этот ли монах и стрелял. Ох, боюсь я за княжича…
— Он не пропадёт, — повторил Скоморох с прежней уверенностью.
Позавтракав, Сокол поднял Рыжего с вурдами и они отправились на пустырь, разыскивать Тимофея
Когда в одном месте собирается такое число храбрых воинов, относящихся к разным полкам, городам и дружинам, между ними неизбежно возникают стычки. Не от вражды возникают, хотя и такое случается, но от извечной людской страсти к состязаниям и соперничеству.
У Константина хватило разума не препятствовать поединкам. Иначе, всё равно не утихнув, те могли перебраться на улицы, и тогда Васильева Слобода превратилась бы в одну большую корчму в самый разгар пьяной драки. Под поединки князь отвёл пустырь, но сражаться стенка на стенку запретил строго — кому надо пусть выколачивают дурь друг из друга по одному.
Великое множество воинов проводили теперь на пустыре всё свободное от службы время. Отдыхали и упражнялись одновременно. Основная борьба развернулась между дружинниками Андрея Константиновича и нижегородскими кметями князя Волынского. Однако к этому давнему спору иногда присоединялись городецкие воины и даже местные сельские богатыри пробовали свои силы. Боролись на поясах, сходились в кулачном бою, сражались на мечах, обмотанных тряпкой или кожей во избежание напрасных ран. Впрочем, состязались не только в поединках — тут же рядом метали ножи, копья, стреляли из луков. Понаблюдать за весельем стекался весь город. Зрители и участники делали ставки, заклады на победителя. Вокруг пустыря неизбежно возник небольшой торг, на котором можно было найти всё, что душе угодно, от хмельной браги до весёлой девицы.
Тимофея они нашли быстро — он как раз укладывал под улюлюканье зрителей молодого и сильного, но менее опытного местного ополченца. Припечатав мужика к земле, старшина забрал у судьи свою долю заклада и, заметив Сокола с друзьями, подошёл.
— Ты за мной, чародей? — спросил он, вытирая рубахой потную грудь.
— Да, дело есть.
— Срочное?
— Нет, не больно, — ответил Сокол. — Ты мне нужен будешь со своими парнями. Через час, отправимся одно место проведать…
— На Черту?
— На неё.
Тем временем Быстронога, полезшего в первые ряды зрителей, окружила толпа. Вурдов здесь мало кто знал — в эти места они забирались редко, а весть о том, что при чародее служат необычные воины, ещё не облетела городок. Потому зрелище заросшего волосами человекоподобного существа, вызывало не столько страх или уважение, сколько любопытство и желание подразнить.
— Эй, мохнатый, — крикнул кто-то из городецких. — Ты никак переведаться желаешь?
— Было бы с кем… — усмехнулся вурд. — Не с тобой же, недокормышем, биться…
Городецкий воин выглядел отнюдь не слабым и уж тем более не хилым — превосходил вурда весом раза в три, а размерами чуть ли не вдвое. Народ засмеялся в предвкушении драки, а оскорблённый воин выступил вперёд
