Сила Зверя - Ермаков Александр (читать книги без регистрации полные txt) 📗
— Дык вон, — начал, затылок чеша. — Растолкуй мне непутевому, что в нем, в том послании демонском, писано.
— Так я тебе переводил. Еще раз прочесть, что ли?
— Да нет, — замахал руками первосвятейший. — Я все помню. Слова-то мне ясны, да смысл темен. Нутром чую, замышляют демоны злое дело. А вот какое, в толк не возьму.
А Сигмонд, хмурясь, сравнивал и депешу шпионскую и подстрочный свой перевод. Получалось, перевел он с абракадабры да на тарабарский. — Вот давай я тебе сейчас попробую все толком разъяснить. Слушай.
Сигмонд старательно растолковывал. Ингельдот внимательно слушал. Изумленно внимал. Бледнел, краснел, руками всплескивал, священный знак тригона сотворял. Разгневан был первосвятейший неимоверно, что под его кровом, в святочестной обители лесной, змеиным кублом, завелась измена. А более был напуган происками лукавого врага черного Локи.
— Волкулак падло, оборотень, вервульф, кровопивица ненасытливый.. — Так думал Ингельдот, хладным потом прошибаемый. — Из болотных туманов Валгаллы, зломыслием архидемона Генерала Зиберовича, на мою бедную головущку посланный. Сородственничек клятого Фернира, того волка, которого и небожители страшатся. Принесло ж на мою беду убивицу, лихо неизбывное.
Устрашился, открывшимся ему, угрозой потусторонней. И твердо уяснил — один только витязь Небесного Кролика его, Ингельдота, надежда, опора и спасение. Витязь, он сапогом попирает выи богатырские и разумом весь свет объемлет. Не токмо бесов язык ему ведом, еще и скрытый смысл открыт, тайный умысел колдовской ясен. И надлежит повиноваться герою беспрекословно, и все, что бы ни повелел, исполнять достаточно, не переча.
Да, вот, только… Только без Зверя никакого первосвятейшего пророкам равночинного друида-Кроликоносца и в помине не будет. Разве один Свинячий Лыч, может и останется. А коли так, то уж лучше в одночасье голову сложить, смерть от грядущего бесовского воинства принять.
Потому перечить, таки, начал. Клянчить денек отсрочки.
— Ну дай хоть один денечек. Все так ловко задумали. Нехотя Сигмонд уговорам Ингедьдотовым внемлет. — Ладно, денечек еще дам, пожалуй. — смилостивился витязь. — Но как не управишься, не обессудь, больше ждать не намерен, взорву алтарь.
— Управлюсь, управлюсь.
И верно, управился. К следующей ночи мастеровые уроки исполнили, получили по чарке пенной, довольные спать отправились. А Сигмонд с Ингельдотом в храме заперлись, свою работу начали делать. Витязь с удивлением посматривал, как рьяно и весьма умело Ингельдот инструментом орудует, как спорится дело в его руках. Не ожидал витязь от долгополого такой сноровки. Тот удивленный взгляд встретив, заулыбался.
— Доводилось мне и слесарить и у кузнеца подручным быть. Да только не по душе мне эти занятия приходились. А сегодня, сам дивлюсь, как радо работается.
От души оба посмеялись. И давай дальше мастерить. К полуночи все было готово.
А изготовлено было такое. Потайной лючок в полу алтаря смастерили и устройство его открывающее. Снизу платформочку разместили, и опускалась та платформочка прямо в клетку. Чтоб в нужный момент Зверя Кролика от глаз людских скрыть. А как новая служба будет, то опять алтарь поднять. Все до мельчайших деталей обдумали, всю конструкцию испытали, изъянов не выявили.
— Ну с кроликом устроили. Теперь о демонах позаботится надо. — Сказал Сигмонд. Вынул из походной сумки боезапас Фартового, осторожно на алтаре разместил, укрыл свежими цветами и гирляндами. Одну динамитную шашку с запалом оставил. Спрятал в нарядной, багатоукрашенной корзинке, фитиль наружу вывел.
Справив всю работу, вернулись в Ингельдотову келью. По пути и вдовицу и первозванных и всю челядь от себя отослали. А что б не удивлялись, с какой такой радости первосвятейший, вопреки обычному, с близкими людьми трапезничать не сядет, вина не выпьет, то сослались на заботу великую. Едино постной пищи малую толику велели принесть и убираться всем вон. А они, мол де, с Сигмондом за всех до утра молиться будут.
Оставшись вдвоем сели подкрепиться. Ингельдот на схимническую снедь неуважительно поглядел, подмигнул Сигмонду и извлек из широкого рукава рясы большущий кус копченой буженины, из другого — колечко колбасы. Еще подмигнул, и из под полы извлек добрую флягу вина. От вина Сигмонд отказался, а скоромным не побрезговал, наминал за обе щеки, только, смеясь, вспоминая дядю Федю Заточку, называл почему-то бацыльным. Все запасенное первосвятейшим съели, а постную пищу, разве только слегка, так на закуску попользовали.
Пришедшие утром служки, видя как мало на столе тронуто, потрясенно руками развели. — Вот люди святые. — Подумали. — Все о нас, греховодных, в служении пребывают, мало, что всю ночь дух свой молитвами изостряли, так и плоть в таком суровом смирении держат.
А сигмонд с Ингельдотом покушав сытно, плотно, последние детали оговаривать принялись.
Как ранее договорились, самое простое, за закрытыми дверями храма, вдвоем, без свидетелей кролика спрятать, никак не годилось. Больно уж подозрительно гляделось, могло вызвать ненужные, вредные кривотолки да сплетни. Потому объявил Ингельдот на завтра великий праздник, по причине коего и служба будет особой. Сам первосвятейший с витязем Небесного Кролика таинства свершать станут. И до тех таинств не всякий причастится сподобится. Только первозванные — они ежели что и унюхают, того не разнесут, не с руки им, бестиям, лишку болтать. Будут старшие монахи, тупоголовые и невежественные, им в жизнь не укумекать. Из мирян только высокородные паломники — те, индюки надутые, за хвостом переда не различают, а так же старцы, святостью своею прославленные, они все равно ничего не рассмотрят, кроты слепые. Остальным же — младшим монахам, послушникам да паломникам, равно как и монастырским работникам, молиться на дворе надлежит.
Оговорили, кто где стоять будет, что и когда делать, Вроде все верно задумано, все предусмотрено, пора и спать ложиться. Вон, за окном сереет уже, скоро утро настанет. Днем великие дела предстоят. С тем соображением лег Сигмонд на лавку, руку под голову положил и заснул богатырским сном.
Ингельдоту не спалось. Тревожно ворочался на непривычно жесткой постели. Переживал. То мечталось, как хорошо все устроится, и всегда будет под руками волшебный Зверь-Кролик. Что не надо будет каждый день переживать — явится он или нет, не возникнет ли страшный демон, не разрушит обитель. То пугало — а вдруг не удастся задуманное. А вдруг подлог откроется. Тогда прощай сан первосвятейшего. Тогда беда!
Так ели задремал тревожным сном. Мучился кошмарами. Ан глядь, уже солнце вовсю светит, вставать пора. Руки дрожали у Ингельдота, ночные страхи не покидали смятенную душу первосвятейшего.
Да только явь оказалась… Как выводил пером летописец: «И великое в сей день случилось».
С утра уже на площади народ, по праздничному дню от работ свободный, собираться начал. Глядел на закрытые отворы храма, гадал, рассуждал, что же таинство такое сегодня случится. Все сходились на том, что присутствие витязя Небесного Кролика особое значение иметь должно. А вот какое? Тут нединомыслия никак не было.
— Дурят нашего брата. — Сердито бубнил костлявый человек в кильте, какие носят псы войны. — Дурят, как пить дать, дурят. — И кривил свою физиономию, от лба до подбородка отмеченную бороздой старого шрама. — Будут у Зверя-Кролика для себя злата-серебра клянчить. А как нам, то шиш. — И шиш этот, немытый, людям показывал.
— Дурень, ты. — Вещал лохматый мастеровой, почитаемый своими собратьями за большой ум, красноречие, а, главное, за зычный бас голоса.
— Не злата витязь просит — силушки. Съест он Кролика сегодня.
— Как так съест?
— А вот так и съест. Как прошлым летом. Ему, витязю, хоть раз на год, но достонепременно надобно Зверя Кролика исхарчить. В том вся его сила сокрыта. Изжарит его прямо на алтаре и съест.
— Ох, ты! — Священный трепет объял благодарных слушателей.
— Дурное мелешь, нечесаная твоя башка. — Вмешался седой старец в рваном, изношенном хитоне. Гневливо застучал посохом по камнях мостовой, ногами босыми затопал. — Придумаешь такое, изжарит! Зверь Кролик не каплун какой. Витязь его сырым изжует. Вот. — И опять зло стучал посохом.
