Уши в трубочку - Никитин Юрий Александрович (читать книги полностью TXT) 📗
– В какую сторону?
Я спросил с раздражением:
– Ты что, дурак?
– Все понял, мистер, – сказал он поспешно. – Налево, конечно же, налево…
– И жми на газ, – предупредил я. – Мы в погоне за очень опасным преступником. Поможешь, тебе еще и пряник дадут. Добавь скорости!.. Во-о-о-он тот грузовичок видишь?
Водила угодливо закивал:
– Да-да, мистер… Вижу-вижу!.. А если и не увижу, то все равно догоню. Мы на этих машинах всю Африку проехали, Амазонку, болота Казани, да что там Амазонка, мы через всю Пермь по их долбаным дорогам на этих машинах сумели!
– Да, – согласился я, – Пермь – это не какая-то там Амазонка… Давай-давай, заходи сбоку. Да не с того, а чтоб я смог к нему…
– Все сделаю в лучшем виде, – воскликнул воспрянувший духом дальнобойщик. – Вплотную подойду!..
Расстояние сокращалось, а грузовик, за которым мы гонимся, приближался с каждым мгновением. Водила сделал обманный маневр, вильнув колесами, оранжевый грузовичок попытался загородить нам дорогу, но дальнобойщик тут же умело бросил грузовик в образовавшуюся щель. Оранжевый поздно понял ошибку, пытался вернуться на эту полосу, однако мы уже вклинились, КамАЗ слегка тряхнуло, это оранжевый стукнулся бортом, дальнобойщик нагло захохотал, его машина втрое тяжелее, попробуй спихни, я приоткрыл дверцу и начал готовиться к прыжку из машины в машину на скорости в сто восемьдесят семь километров в час.
Оранжевый пытался маневрировать, но дальнобойщик притиснул его к краю, не давая маневра, я протянул руку, выкрикнул злорадно:
– Дай мне точку опоры, и он у меня повертится!
Встречный ветер пытался сорвать и унести, как воздушный шарик. Я кое-как дотянулся до ручки двери оранжевого грузовичка, ухватился, тут же надуло, как парус, к тому же машины начали раздвигаться в стороны. Я поспешно расцепил пальцы другой руки, пока не разорвало между двумя грузовиками, как князя Игоря между деревьями по старому доброму способу без всякого зачитывания прав.
Через окно видно вцепившегося в руль минотавра. Дорога извилистая, он впился взглядом в приближающийся поворот, я рванул дверцу, он, не глядя, попытался вытолкнуть меня, но, как я ни обессилел, однако заломил ему кисть и прохрипел:
– У тебя сегодня седалищный нерв не давал сбои? А то наши ученые установили, что он очень тонко чувствует приближающиеся приключения…
Минотавр процедил сквозь зубы:
– Острить и занимать деньги нужно внезапно!
– Да? – спросил я, настораживаясь. – В грузовиках подушки безопасности не предусмотрены, не знал, урод?
Он огрызнулся:
– У нас в семье восемнадцать человек и ни одного урода!
– Сейчас будет! – пообещал я. – Давай тормози.
– Щас, – пообещал он многозначительно. – Ну вот прямо щас, мистер генералиссимус!
Я хотел дать ему в ухо, но мы ломимся сквозь встречный ураган с такой скоростью, что вокруг свистит и воет на все голоса, словно в доме Арины Родионовны. Мимо проносится железобетонный бордюр, отделяющий от пропасти, а с другой стороны – отвесная гранитная стена с наскальными рисунками казанцевых марсиан, что с тыквами на головах.
Внезапно минотавр резко вывернул руль. Грузовик занесло, он врезался в бордюр, раздался треск, я с изумлением увидел взметнувшиеся в воздух, как стая хрупких бабочек, тонкие сухие доски, выкрашенные под бетон. Минотавр рывком отворил дверь, а я, еще не поняв, но седалищным нервом чувствуя опасность, метнулся в другую сторону.
Грузовик вылетел на простор, мне показалось, что пытался выпростать крылья, но не сумел, повлекла гравитация, клюнул носом, задрав зад. Пропасть казалась бесконечной, а далеко внизу домики, домики, очень ухоженные и красивые, газончики, огромное огороженное деревянным частоколом зеленое поле с пасущимися конями, между ними бегает карлик в разноцветной одежде спасателя.
Минотавр повис на краю барьера, я ухитрился ухватиться за обломок с другой стороны пролома. Поврежденная доска сразу же начала потрескивать и прогибаться.
– Что, – прохрипел он, – плохо быть сверху, когда никого нет снизу?
– Я тебя достану, – пообещал я.
– Виси, виси, – посоветовал он. – Пока висишь, ты такой миролюбивый…
– Кто над нашим миролюбьем посмеется, тот кровавыми слезами обольется. Тебе зачитать права аль сразу шею ломать?
– Повышая голос, – ответил он нравоучительно, – понижаешь интеллект…
Он с трудом подтянулся, начал выбираться наверх, я услышал треск. Лицо минотавра перекосилось, он панически взглянул на обломок доски, за который держался, начал карабкаться выше, но потревоженные доски зашатались. Минотавр вскрикнул, я видел, как незаметная трещина превратилась в черный разлом, обломок остался в руках минотавра, донесся крик:
– Да будь ты…
Я подтянулся, начал вылезать, моя доска оказалась покрепче, проследил взглядом за минотавром: внизу вовсе не отвесная пропасть, а склон, хоть и довольно крутой, тело минотавра уже не тело, а веретено с размытыми очертаниями.
– Да что за жизнь, – прошептал я в отчаянии, – что на мне: штаны с чужого плеча? Или рожа крива?
Я спрыгнул, некоторое время стремительно съезжал по склону на спине, по траве почти как по снегу. Попался камень, копчик взорвался болью, меня подбросило, небо и земля поменялись местами, а потом несло, крутило, швыряло, подбрасывало, с силой било о землю, иногда несло юзом, но чаще по методу: голова – хвост, голова – хвост…
Минотавр далеко внизу упал и лежит недвижимо. А меня все еще подбрасывает, катит то с боку на бок, то через голову, иногда делаю в воздухе двойное или тройное сальто, падаю на жесткую землю по касательной, глаза уже закрыл, но все равно голова шла кругом, потом бежала, затем замелькала с космической скоростью.
Последний удар, дыхание вылетело со всхлипом. Тело осталось распластанное, как у раздавленной лягушки, но сам я еще кувыркался, крутился, меня переворачивало, и я, пытаясь удержаться, в самом деле начал переворачиваться с одного помятого бока на другой, вовсе избитый.
Рядом нечто хрипит и стонет. Я открыл глаза: это минотавр, зеленый, как с летающего блюдца, тоже пытается удержаться на бурно вздымающихся неподвижных волнах. Приподнялся на четвереньки, его вывернуло наизнанку. Я брезгливо отодвинулся, хотел просипеть что-нибудь язвительное, но тошнота подступила к горлу с такой силой, что едва не начал блевать, как этот придурок.
Минотавр наконец сумел воздеть себя на ноги. Его раскачивало, вело из стороны в сторону, как вдрабадан пьяного. Он попятился, стараясь удержать равновесие, упал, но заставил себя подняться, побежал неверным семенящим шагом дряхлого старца.
– От меня не уйдешь… – прошептал я, но получилось молча, а тошнота ударила уже в голову, я стиснул зубы и застонал.
Он добежал до заборчика, с трудом перелез, кинулся к коням. Я выругался, кое-как поднялся на дрожащих, как у двухнедельного щенка, ногах. Меня вело из стороны в сторону еще сильнее, чем минотавра, ему легче, выблевался, но невероятным усилием воли я заставил себя двигаться к лошажьей изгороди.
Послышался тонкий крик; я перевалился на ту сторону и увидел бегущего ко мне карлика. Нет, он бежал не ко мне, к минотавру, и не карлик, а жокей, в эту странную профессию подбирают вот таких мухачей, чтобы вроде и человек, и в то же время конь бежит налегке, ну как в фигурном катании партнерша всегда заморенная первоклассница…
Минотавр кое-как вскарабкался на коня, отпихнул ногой подбежавшего инструктора, конь с готовностью встал на дыбы и тут же пошел крупным галопом. Минотавр каким-то чудом удержался, хотя и лег пузом, обхватил конскую шею обеими руками. Я зарычал, жокей в страхе повернулся ко мне, отпрянул:
– Это наши кони!
– Ликбезный мой друг! – сказал я, как гордо говорили комиссары. – Делиться надо!
Кони не разбежались при моем приближении, подняли головы и смотрят с любопытством. Я попытался поставить ногу в стремя, но обнаружил, что стремени нет. И седла нет. И вообще все кони голые, в чем мать-кобыла родила.
