Последняя битва - Ахманов Михаил Сергеевич (читать полную версию книги TXT) 📗
Когда костер затухал, и путники укладывались спать, являлся Горм. Пятьдесят миль в день не были для него проблемой, но он не всегда поспевал за лошадьми, а к тому же отвлекался на различные соблазны — дупла, полные прошлогоднего меда, свежие бамбуковые стебли, форелей и лососей, что попадались в каждой речушке и наиболее полноводных ручьях. Обычно он извещал о своем приближении кратким ментальным сигналом, адресованным не Иеро, и не брату Альдо, а лошадям: образ мохнатого медвежонка, который катается в траве среди жеребят. Затем приходила мысль: «Я здесь, друг Иеро, и я сыт»; следом за ней раздавалось тихое сопение, и священник чувствовал, как теплый шершавый язык касается его щеки.
На пятый день с запада повеяло морским ветерком, а в полдень шестого запахи соли и влажных водорослей сделались совсем отчетливыми. Но степь, однако, становилась все засушливей, и среди травы начали попадаться проплешины песка. Он был не золотистым и не желтым, а грязновато-серым, и вскоре Иеро определил, что почва здесь хранит слабые следы радиоактивности. Кажется, они приближались к пустыне Смерти, хотя он не мог понять, что явилось целью для древних ракет в этих безлюдных краях. Ни разу они не встретили человеческого следа или развалин поселений, которые тут, несомненно, были — но, вероятно, редкие и небольшие, так что время стерло их до основания, а ветры развеяли прах.
Наконец на западе засинело море, трава исчезла, и под копытами лошадей зашелестел песок. Они шли вперед все медленней и неохотней; вороной вожак останавливался через каждую сотню шагов, поворачивал голову к брату Альдо и косился на него укоризненным взглядом, будто говоря: «Неужели ты хочешь, чтоб мы пропали в этих гибельных песках?» Радиация была слабой и, по наблюдениям Иеро, не увеличивалась, однако ее хватало, чтобы отпугнуть животных.
Брат Альдо слез с вороного и похлопал его по шелковистой шее.
— Пора прощаться, малыш. Спасибо тебе и твоему племени.
Иеро и мастер Гимп разгрузили вещи, которых осталось не так много — фляги, пара бурдюков с водой, одежда, метатель, копья и два арбалета с запасом стрел, сумка с картами, зрительной трубой и другими мелочами. Кроме того, у них был небольшой запас сухарей и сушеного мяса, а также полупустой мешок с пеммиканом. Нелегкая ноша для их маленькой экспедиции, но сущий пустяк для трех лошадей.
Невольно вздохнув, священник проводил табун взглядом и повернулся к югу. Бесплодная равнина, засыпанная серыми песками, лежала перед ним; где-то далеко за ней маячили горные вершины, а справа, милях в трех-четырех, блистала морская гладь, над которой кружили чайки. Оттуда налетал порывали свежий ветер, гнал редкие облака, умерявшие знойную духоту; солнце хоть и перевалило зенит, но до вечера было еще часов пять.
— Я думаю, — произнес брат Альдо, — сегодня нам не стоит трогаться в дорогу. С грузом по такой жаре мы не пройдем и пяти миль.
— Согласен, — кивнул мастер Гимп, — но по другой причине. Моим ягодицам нужен отдых после шестидневной тряски на лошадиной спине. До чего же она костлявая! И я, клянусь мачтой, пересчитал все проклятые позвонки от шеи до самого крупа!
— Мы заночуем здесь, — кивнул Иеро, — а дальше пойдем вдоль морского берега. Там прохладнее, и, наверное, есть сухие водоросли для костров. Но прежде… — Он поглядел на чаек, метавшихся над морем, и довольно усмехнулся. — Прежде я попробую разведать путь, взглянув на него чужими глазами. Запасы воды у нас небольшие, и мне хотелось бы знать, где и когда мы набредем на ручей или речку.
С этими словами он сбросил с плеча метатель и сумку с зарядами, уселся, скрестив ноги, на песок, и закрыл глаза. Искусство дальновидения было одним из самых сильных его талантов, и за два последних года он усовершенствовал свое мастерство — теперь он мог не только увидеть местность глазами птицы, но и отдать ей приказ двигаться в нужную сторону. Это было непростой задачей, лишь внешне похожей на управление человеческим существом. В последнем случае Иеро подчинял себе разум и слух, зрение, обоняние и мышцы — словом, превращался в кукловода, который дергает нужные ниточки, но с птицей этот способ не годился. Он был человеком, а значит, мог делать с полной уверенностью то, что человеку привычно — идти или бежать, сесть или прыгнуть, лечь или метнуть камень. Но рефлексы, необходимые для полета, у него отсутствовали, и попытка управиться с крыльями была бы, скорее всего, фатальной — его пернатый компаньон просто бы рухнул вниз.
Памятуя об этом, он осторожно внедрился в сознание чайки. Птица оказалась крупной — не таким гигантом, как хищницы, едва не убившие Лучар, но все же в три-четыре раза больше, чем чайки былых времен. Чайка кружила над морем, высматривая рыбу, а священник убеждал ее, что она сыта, что стоит подняться повыше, полететь к берегу и высмотреть местечко для отдыха. Понемногу это удавалось; синий морской простор, качавшийся под ним, сменился серой полосой песка, прибрежными камнями в плетях бурых водорослей и уже знакомой пустынной равниной. Она была неширока, от пятнадцати до двадцати миль, и за ней вдавался в море большой полуостров, рассеченный надвое горами. Ближняя часть полуострова зеленела лугами и лесами, среди которых сверкал голубой ятаган реки; дальняя была скрыта живописным хребтом, поросшим соснами и кедрами.
Пустыня, над которой мчался сейчас крылатый разведчик, казалась с высоты плоской, как стол, если не считать курганов и тонких стройных башенок, тянувшихся цепочкой от морского берега до самых гор. Башни блестели металлом в солнечных лучах, а курганы никак не походили на гряду холмов: все одинаковые, лежащие на равном расстоянии друг от друга и чередующиеся с башенками. Более всего это напоминало оборонные сооружения, но довольно странные — ни патрулей, ни часовых, ни воинов на башнях Иеро не разглядел. Широкая песчаная полоса меж полуостровом и степью была безлюдной, и в ней не замечалось никакого движения — лишь ветер иногда вздымал песок, закручивая его небольшими серыми смерчами.
Он направил птицу поближе к одной из башен, и тут же почувствовал ее сопротивление. Чайка не хотела туда лететь! Ее не соблазняли ни видение озера, полного серебристой форели, ни отмель с моллюсками, чья плоть соблазнительно розовела в приоткрытых раковинах, ни прочие миражи, внушаемые священником. Пришлось вообразить, что сверху нависает огромный орел с растопыренными когтистыми лапами, и что башня — скала со спасительной узкой расщелиной, куда пернатому хищнику не забраться. Пронзительно вскрикнув, чайка ринулась вперед, и Иеро увидел на мгновение далекую бухту за лесом или возможно, садом, краешек белокаменного здания и широкие ступени; затем панорама сместилась, внизу побежали серые пески с торчавшей из них металлической иглой и двумя курганами по обе стороны. Внезапно что-то блеснуло, страшный удар ослепил Иеро, обжег болью. Чайка умерла.
Он разлепил веки и потер плечо, изгоняя гнездившуюся там боль. Гимп и брат Альдо глядели на него с тревогой.
— Это, — Иеро повел рукой в сторону пустыни, — защитная полоса. Зверей и птиц отпугивает радиация, а кроме того от моря до гор протянулись заставы. Башни и конические холмы, похожие на иннейские вигви, только очень большие, ярдов двадцать в поперечнике… Стражи нет, но птицу, посланную к одной из башен, убили. Чем-то вроде огненной стрелы, похожей на молнию из пушек адептов Нечистого… Но я уверен, что на башне никого не было, и что там нет бойниц, сквозь которые можно выстрелить. Похоже, башня сама метнула эту стрелу!
— Выходит, мы добрались до места, — произнес после недолгой паузы эливенер.
— Выходит, — подтвердил Иеро, глядя, как мастер Гимп пристраивает на мешке с одеждой арбалет. Лицо капитана было хмурым и сосредоточенным; он явно готовился к соревнованию в стрельбе с Нечистым.
Священник поднялся и, вытащив из сумки подзорную трубу, направил ее на горизонт. Теперь, когда он знал, что именно искать, курганы и башни нашлись без труда; первые были словно холмики на засыпанной песком равнине, вторые — как тонкие серебристые иглы, почти сливавшиеся с небесной синевой. Расстояние до этой оборонительной линии составляло милю с небольшим.
