Право на поединок - Семенова Мария Васильевна (книга бесплатный формат txt) 📗
...Люди в комнате стояли, сгрудившись в кружок, и что-то рассматривали на полу. Похоже, работники и постояльцы начали было поднимать опрокинутые столы и скамейки, но потом отвлеклись.
– А я тебе говорю: переест! – расслышал Волкодав уверенный голос охотника.
Младший сын горшечника запальчиво возразил:
– А вот не переест!
– На что спорим? – поинтересовался охотник.
– Не смей спорить, сын, – строго вмешался горшечник. – Это порок!
Откуда-то снизу, из-под ног, возмущенно заверещал Мыш, обступивший народ качнулся в стороны. Волкодав решил посмотреть, что происходило, и подошел ближе. Кто-то оглянулся на него, люди уважительно расступились. Венн посмотрел и сразу понял, что сильно поторопился, решив, будто его мохнатый приятель совсем позабыл про каторгу и удар кнута, разорвавший крыло. Зверек отлично все помнил. Он сидел на полу, вцепившись когтистыми лапками в кнутовище, и сосредоточенно отгрызал от него толстый плетеный ремень. Смех и разговоры людей злили его. Время от времени он поднимал голову и сердито кричал.
Волкодав опустился на корточки и негромко сказал повеннски:
– Спасибо, малыш.
Маленький летун сверкнул на него светящимися глазами, кашлянул, выплевывая попавший в горло кусок жесткой кожи, и снова принялся за дело.
Госпожа Гельвина оказалась самой настоящей красавицей, как-то сумевшей сохранить почти девичью стать, несмотря на рождение троих сыновей. Волкодав посмотрел на нее один раз и тотчас понял, в кого все эти трое удались такими голубоглазыми. По обычаю нарлакских женщин она носила намет, только был он не полотняным, как тот, что, «отженившись», бросила Рейтамира, а шелковым, и позволял видеть волосы надо лбом – знак вдовства. Волосы были густыми, волнистыми, блестяще-черными, с широкой седой прядью над левым виском. Подобная женщина могла бы сидеть рядом с самим конисом на высоком престоле. И править с ним наравне – умело и твердо. Так же, как, небось, правила обширным и богатым хозяйством после гибели мужа.
Она принимала гостей в одной из больших комнат дома наместника, и Кавтин, по-прежнему при мече и в кольчуге, стоял рядом с ее креслом. Волкодав с большим облегчением убедился, что Иннори в комнате не было.
– Да продлит Священный Огонь твои дни, мать достойных мужей, – поклонились венн и аррант. От Волкодава не укрылось, как чуть-чуть дрогнули ее губы, когда они с Эврихом упомянули ее почтенное материнство. Кавтин наверняка уже рассказал ей, что перед нею стоял убийца ее старшего сына.
– Да не придется вам горевать у погасшего очага, гости, – отозвалась Гельвина.
Нарлакская легенда гласила: давным-давно, во времена Великой Ночи, предкам народа пришлось долго скитаться по страшным обледенелым краям, и не было беды хуже, чем утрата огня. И хотя с тех пор нарлаки успели обосноваться в теплой хлебородной стране, благословение осталось все тем же.
– Я благодарю вас за спасение моего младшего сына, благородные чужеземцы, – продолжала Гельвина. Голос у нее был звучный и властный, но вместе с тем очень женственный. – Особенно я благодарю тебя, ученый аррант. Ты – поистине великий целитель. Мой домашний лекарь осмотрел ноги моего сына и говорит, что ты сотворил чудо. Он нашел твое лечение правильным и подтверждает, что бедный Иннори снова будет ходить.
– Я, право же, не достоин таких похвал, достойная госпожа, я лишь исполнил то, что велит скромный долг лекаря, – поклонился Эврих. Светловолосый аррант легко краснел, вот и теперь Волкодав отметил краем глаза малиновый румянец, проступивший у него на щеках. – И потом, госпожа, достигнутое мною лекарское умение оказалось бы бесполезно, если бы не воин, которого ты видишь рядом со мной. Это он как-то почувствовал, что на реке случилась беда, а потом отвалил камень. Я лишь слегка помогал. Я нипочем не справился бы в одиночку.
Кавтин то и дело переступал с ноги на ногу, упорно глядя в пол. Его рука лежала на рукояти меча, и пальцы были крепко стиснуты. Гельвина чуть повернула царственную голову, впервые посмотрев венну прямо в глаза. Волкодав не стал отворачиваться и выдерживал ее взгляд ровно столько, сколько предписывала вежливость. Потом опустил голову.
– Верно ли мне передали, – сказала ему Гельвина, – что ты происходишь из племени веннов, что люди зовут тебя Волкодавом, и еще, что за тобой будто бы следует летучая мышь?
– Все так, достойная госпожа.
– Быть может, верно и то, что три года назад тебе довелось жить в Галираде и служить телохранителем молодой государыни?..
– И это так, достойная госпожа...
– Стало быть, – медленно проговорила Гельвина, – никто лучше тебя не сумеет поведать мне о том, как окончилась земная жизнь моего старшего сына, Канаона. Мне многое рассказывали... но тех людей не было рядом с ним, когда он погиб.
– Если только он помнит, – хриплым свистящим шепотом вставил Кавтин. – Что ему наш Канаон! Разве такие убийцы помнят всех, у кого отняли жизнь?
– Придержи язык, сын, – велела Гельвина. – Я слушаю тебя. Волкодав.
Венн заговорил не сразу. Нет, Кавтинз он не боялся. Ни один на один, ни вкупе со всеми его людьми: кишка тонка. Он думал совсем о другом. Все же Мать Кендарат оказывалась кругом права, откуда ни посмотри. Любое деяние оставляло след, способный аукнуться. Волкодаву уже доводилось смотреть в глаза человеку, чей брат пал от его руки. И рассказывать сыну, как умер отец, пригвожденный ударом его копья. Душа его давно обросла дубовой корой, но те встречи даже и на ней оставили полосы. Притом что ни о том, ни о другом убийстве он не жалел.
Но вот стоять перед МАТЕРЬЮ и держать ответ, как лишил жизни ее детище... Даже такое скверное и никчемное, как Канаон...
Волкодав неторопливо шагнул вперед и преклонил перед Гельвиной правое колено. Жест почтения: человек, стоящий на правом колене, не собирается хвататься за меч.
– Твой сын был воином, госпожа, – проговорил он глухо. – Очень хорошим воином. Немногие могли его одолеть.
Краем глаза он видел, как бешено дрогнули темные усы Кавтина, как напряглись и побелели пухлые губы. Парень жаждал крови, это было ясно. Наверное, он сейчас думал:
«Хвалишь брата, убийца! Как будто ничтожная похвала отведет мою месть!..» Или еще что похуже: «Значит, Канаон был хорош, но ты его уложил? Так вот, теперь будешь драться со мной, а я давно его превзошел...»
Молчание затягивалось. Эврих кашлянул и сказал:
– Я подтверждаю эти слова, благородная госпожа. Одно время твой сын служил Ученикам Близнецов. Он проехал с ними несколько городов, где они останавливались возвещать свои истины. Почти в каждом городе начинался спор из-за веры и происходил поединок между Канаоном и местным воителем, восстававшим на Близнецов. Я видел, как сражался твой сын. Люди восхищались его силой и мастерством. Он был побежден всего один раз, но его гордость не могла снести поражения. Он сложил с плеч освященную броню и стал искать иной службы, более не считая себя достойным сражаться за Близнецов.
Кавтин переминался все заметнее: ему не стоялось на месте. Он сказал тем же хриплым, чужим голосом:
– Ты болтаешь не о том, венн. Рассказывай, как убивал моего брата! Или на тебе в самом деле столько крови, что ты уже позабыл эту смерть?
Волкодав мельком посмотрел на него...
Канаону не довелось без помех опуститься на дно и упокоиться там рыбам на радость. Грохочущая волна подхватила его и с маху швырнула о скалы. Одна нога попала в трещину, и тело нарлака повисло вниз головой, раскачиваясь и ударяясь о камень. Зрелище было жуткое. лучезаровичи не могли оторвать глаз и только обсуждали, точно ли умер Канаон или еще жив, и не получится ли его вытащить...
Волкодав отскочил назад и спрятался за каменным выступом. И там прижался спиной к обледенелой скале, силясь отдышаться и утирая заливавший глаза пот. Он был пока невредим, если не считать свирепой боли в потревоженных ранах и особенно в перебитой руке. Но двигаться он еще мог, а значит, боль следовало терпеть. Да ведь и недолго осталось...
