Уши в трубочку - Никитин Юрий Александрович (читать книги полностью TXT) 📗
Я взглянул на Марью Петровну, она нехотя кивнула. Я скосил глаза, скоба неизвестного мне пистолета легко передвинулась на красную черточку.
– Плохо вы знаете землян, – ответил я мрачно, – мы народ, способный находить выход из самых безвыходных ситуаций…
Я кивнул Индельву на Марью Петровну, он понял, провел хитроумный удушающий захват. Она в последний момент страшно напрягла шею и вздула, как кобра, воротник, а я ринулся к дверям. Грохот выметнулся в коридор, толчок о входную дверь, лестничная площадка, лифт приглашающе распахнул двери, а вот хрен тебе, уже знаю, что это за лифт и в какую галактику вдруг закинет, будучи разоблаченным, пронесся кругами по лестнице вниз, прыгая через три ступени.
На первом этаже пахнет травкой, нарки блаженно развалились под стеной с почтовыми ящиками, полуголая девица, не обратили внимания даже на пистолет в моей руке. Я сунул его за пазуху, в куртке внутренние карманы могут спрятать гранатомет, на улице темень и холодный ветер, между домами пусто.
Меня ослепил свет фар, по узкому ущелью между каменных громад неслась машина. Я отпрыгнул, прижался к стене, здесь в Центре между домами так не ездят, тесно, однако машина остановилась, оттуда крикнули:
– Садись!
– Какого… – вскрикнул я, но вспомнил, что сейчас из подъезда может выскочить победивший в схватке, а то и выпалит из своего чертового бластера прямо из окна, распахнул дверь и ввалился на сиденье рядом с водителем, тихим, смирным парнем в чистой, аккуратно выглаженной рубашке и даже с галстуком.
Машина тут же рванула с места на бешеной скорости, вылетела пулей со двора, пронеслась по Козицкому переулку в сторону Тверской. Там «кирпич», как назло, машина с двумя праздными гаишниками, но почему-то никто не обратил внимания, а когда мы проскочили еще дальше, милиционер, регулирующий возле Моссовета, взял под козырек. Все странно, вообще-то надо бы развернуться у кинотеатра «Россия», иначе нельзя, но эти как-то сумели, погнали не к Маяковке, а к Кремлю.
– Давай к болоту, – произнес бесцветный голос за спиной.
Я, как ужаленный, обернулся. В слабом свете рассмотрел на заднем сиденье двух крепких мужчин в небрежных позах профессионалов, оба в черных костюмах, при тщательно повязанных галстуках, рубашки от пана Труновского, белые платочки от Шваба.
Я повторил тупо:
– К болоту? А где в Москве болото?
– Места знать надо, – ответил один наставительно. – Вдруг там Царевна-лягушка? Перецелуешь пару тысяч жаб, а потом вдруг…
– Рыба начинает гнить с головы, – заметил второй, – а болото – с головастиков.
– В смысле, – спросил первый, – со слишком умных?
– Да, – подтвердил его сосед, – со слишком.
Я спросил дрожащим голосом:
– Что вы предпочитаете: классический балет или шоу «Окна»?
Оба переглянулись, один произнес брезгливо:
– Странный вопрос… Только дебилы смотрят шоу… А почему такой странный вопрос?
– Да так, – ответил я. – Просто поинтересовался.
Как известно, наши носят синие джинсы, короткорукавки с надписью «Make fak, no war», пьют пиво, сморкаются в рукав, а пальцы вытирают о волосы, из-за чего те всегда красиво блестят, в такой красивой укладке от Юдашкина, а гады носят хорошо пошитые костюмы, кожаные плащи, черные шляпы, а еще любят оперу, балет, французский коньяк и всегда безукоризненно выбриты. Я посматривал в зеркало заднего вида, не очень удобно, но уже видно, что оба крепкие и холодные, чистые арийцы, хотя бы один оказался негром, оставалась бы надежда, что замаскированный свой, а так слишком аристократы…
Машина несется на огромной скорости, фонарные столбы слились в серую полоску с длинной яркой лентой света вверху, иногда мимо что-то вжикает, это мы впритирку обгоняем машины, идущие на скорости в двести-триста километров, вот такая у нас Окружная, затем меня прижало к двери, гравитация едва не расплющила в медузу.
ГЛАВА 2
Я вжался в сиденье, стараясь стать как можно мельче, микробистее, в голове рой мыслей, я торопливо старался загнать их в стойло, рассортировать хотя бы как-то. Даже начал загибать пальцы, надо же понять внезапно изменившийся мир, а также свое место в этой неразберихе. Без этого просто невозможно выжить, если не буду понимать, что со мной и что ждать впереди. А опыт… если не мой, то общечеловеческий, говорит, что в любой бессмыслице есть смысл, но он, увы, зрим не нами, что обидно. А если попытаться разобраться хотя бы в азах… Итак, жил я себе и жил, но однажды ко мне приходит… здесь три варианта: старый седой волшебник, измученный и израненный путник или просто странно выглядящий человек… Так, это мы прошли, дальше любой из них говорит: «Ты – избранный!», здесь без вариантов, это уже случилось, потом любой волшебник, путник или странный говорят: беги, а то эти гады уже близко… Все совпало, это я тоже прошел, гады пришли, мой таинственный незнакомец по имени Индельв то ли мертв, то ли все еще прикрывает мое отступление. Или же, напротив, ломает защиту Марьи Петровны, что прикрывает мое отступление.
Я осторожно потер пальцами виски. Дальше какой-то сбой, по смыслу дальше я должен бы встретить либо спутников по дальнейшим приключениям, иначе пойдет без диалогов, а это мучительно во всех смыслах, либо свою единственную любовь… Здесь пока рано ставить галочку на «Уплочено», меня пока что везут почти голого, я вдруг понял смысл высказывания, что без револьвера ковбой чувствует себя голым: всего минуту побыл с пистолетом в руке, ни разу не выстрелил, а каким крутым себя ощутил, как красиво бежал по лестнице, как нагло посмотрел на бомжующих нарков и колхозную девицу, как безрассудно сунулся в машину… Правда, пистолет за пазухой, но как его достать, не получив пулю в затылок?
– Ох и дуб же… – прошептал я.
– Да еще и зеленый, – раздался голос сзади весело, его обладатель демонстрирует знание старых приколов.
Я перевел дух, начал загибать пальцы на другой руке. Если мои умозаключения, несмотря на абсурдность, все же истинны и если каким-то чудом удастся уцелеть, то в дальнейшем пути меня должны будут учить убивать, убивать и убивать. Или колдовать. Нет, все-таки убивать, вид крови от удара мечом куда больше возбуждает, чем молния из пальцев, испепеляющая врага. А еще лучше – удар не мечом, а топором, чтобы кровищи без всяких парентлоков, мозги во все стороны, кишки наружу, вываливаются теплые парующие внутренности, хрипы и сованье задней ногой… Учить будет либо наставник, какой-нибудь мастер восточных единоборств… нет, эти клоуны достали, только самые тупые все еще с пиететом об этом сунь-хунь-в-чайстве, психически нормальные над этим цирком ржут, как брабантские кони. Лучше, если будут учить либо мелкие злодеи, либо все встречные. Кто чему может, я не гордый, как и Ницше: чтобы не умереть от жажды – пью из всех стаканов.
Мои пальцы снова стиснули виски, надо успеть все понять, найти свое место, чтобы, как и водится, к середке путешествия стать либо круче наставника, либо круче некуда, но чую холодок беспокойства на загривке не зря: дополз ли уже до той серединки либо еще не дополз? От этого зависит многое: бить или быть битым. А я в глубине своей трусливой души еще тот общечеловек: люблю смотреть по жвачнику, как бьют и даже убивают других, но как-то не по себе, когда бьют меня, драгоценного…
Окружная освещена ярко, да еще гигантские щиты реклам по обе стороны дороги, черное небо с редкими звездами почти исчезло, только сверкающие машины справа и слева, белые, как свечи, фонарные столбы, высокий бетонный бордюр, а когда на скорости съехали по дуге вниз, вскоре по обе стороны замелькало зеленое, изредка сменяясь короткими всплесками голубого. Несемся по загородному шоссе, по обе стороны лесополоса, дорога постепенно сужается, начала петлять, скорость пришлось сбросить до такой, что я замечал, когда мимо проносятся березняки, когда просто деревья, а впереди начала вырастать вообще темная чаща дремучего леса.
Машина съехала на тропку, пошла уже совсем медленно, переваливаясь с боку на бок, как неторопливая утка. Деревья приблизились, на машину пала тень. Едем как в пещере, с обеих сторон толстые, как скалы, деревья, ветви переплелись, полностью перекрывая доступ к небу. Все молчали, а шофер, что так ни разу и не проронил ни слова, вообще старался не смотреть на меня, предназначенного на корм головастикам.