Зеркало грядущего - О'Найт Натали (библиотека книг TXT) 📗
Амальрик понял, что нужно выиграть время, хотя бы для того, чтобы, не делая резких движений, дотянуться до метательных ножей, которые лежали в специальных гнездах на луке седла. Барон не испугался, не потому что страх ему был неведом, – нет, просто он знал, что его воинского искусства достанет, чтобы сразить полдюжины хорошо натасканных туранских янычар, а здесь перед ним были либо дезертиры из аквилонской армии, либо отчаявшиеся крестьяне, убежавшие от плети своего господина. Но не в его интересах было поднимать шум, поэтому он решил сперва попробовать подкупить своих неожиданных собеседников.
– Хорошо, величающие себя лесными братьями, – размеренно ответил он. – Я отдам вам все золото, что есть у меня, в обмен на жизнь и свободу.
– Ну-у, – удивленно протянул Хрипатый, который, по-видимому, был здесь за главного. – Да ты еще торговаться с нами вздумал, собака, надо же! И не боишься, что мы сначала укоротим тебя ровно на голову, а потом заберем золото, коня и одежду?
– Я дам вам золота много больше, если вы отпустите меня, – усмехнулся посланник, и у него мелькнула мысль – а чем демоны не шутят, может, и вправду удастся решить все полюбовно. Эти ребятки, кажется падки на звонкую монету… – Я приятель владетеля здешних мест, барона Тиберия. Мой друг не поскупится, если я попрошу его о помощи.
– Кончай свою болтовню! – вдруг злобно крикнул юнец с ломающимся голосом. – Хватит смотреть на него! Перерезать глотку – и дело с концом!
«Эге, да тебе, похоже, не по вкусу имя достопочтенного хозяина Амилии, – усмехнулся Амальрик. – Ну что же, ты сам виноват, а теперь уже ничего не поделаешь, придется немножко поразвлечься». Его руки молниеносно нырнули в отверстия в луке седла, неуловимым движением выхватили два длинных зазубренных ножа с легкой деревянной рукоятью и с силой метнули в дерзкого юнца и его хрипатого собрата. Этому трюку он научился у зловещих шангарийских асассинов, которые достигли совершенства в своем жутком искусстве настолько, что поражали цель на слух, в кромешной тьме, даже не видя ее.
Двумя серебристыми молниями сверкнули лезвия, со свистом промчались к своей цели – смачно хлюпнула разрываемая кожа, и дикие вопли вспороли тишину леса. Главарю нож вонзился прямо в горло, и он рухнул на траву, захлебываясь кровью. Мальчишке повезло больше – сталь пробила ему левое предплечье, но он, похоже, совсем обезумел от боли, потому что упал на колени, тонко подскуливая, как молодая лисица, попавшая в капкан. «Двое готовы», – деловито отметил про себя Амальрик и вознес хвалу Митре, который даровал ему удачу, ибо, стоило ему промахнуться на несколько сенмов, и нож отскочил бы от кольчуги главаря, не причинив тому ни малейшего вреда.
Вдруг, словно повинуясь какому-то шестому чувству, барон мгновенно поднял лошадь на дыбы. Как всегда, интуиция не подвела, – он понял это со всей ясностью, когда щелкнула тетива арбалета, и острый болт, предназначавшийся всаднику, оцарапал брюхо лошади, пройдя вскользь. Животное обреченно взревело и, захрапев, закрутилось волчком. Немедиец, изрыгая проклятья, пытался выпростать ноги из стремян, но это ему никак не удавалось.
В этот момент, швырнув в сторону бесполезный арбалет, Гнусавый со страшным воем метнулся под ноги лошади, широким взмахом меча перерезая ей сухожилия. Именно так боролись на поле боя пешие ратники с конными… Но Амальрик не успел подумать ни о чем больше. Лошадь его захрипела, принялась заваливаться на бок. Густая желтая пена потекла из пасти. В последнее мгновение барон успел соскочить с седла, – однако чуть замешкался, не успев до конца выпутать ногу – высокий каблук зацепился за стремя – и приземлился неудачно, ощутив жгучую боль в лодыжке. А над головой уже сверкнуло лезвие.
При свете луны лицо бандита щерилось дьявольским оскалом, и Амальрику показалось на миг, что в пасти его по-змеиному быстро мелькнул острый раздвоенный язык. У него не было времени разглядеть получше. Он едва успел вскинуть руку, чтобы отразить удар. Клинки сшиблись, точно серебряные молнии.
«Не подпускай его близко, – напомнил себе Амальрик. – У него меч короче, и он не сможет тебя достать».
Палаш барона разрезал воздух с такой силой, что, казалось, ночная тьма вокруг гудит, подобно растревоженному пчелиному рою. Мерный гул перемежался с зловещим лязгом, и вспотевший посол, которому чудом удавалось сохранить дыхание под бешеным натиском своего противника, вознес молитву Митре за то, что тот надоумил его взять в путь добрый немедийский клинок, сделанный, по преданию, много зим назад Зигаром, кузнецом, ковавшим знаменитый меч Альмиваль герою Брагорасу. Амальрику этот клинок вручил отец, наказав беречь семейную реликвию и без пощады разить им врагов Немедии. Это было отлично сбалансированное оружие, изготовленное из странного металла, не уступающего по прочности стали, и отливающего тревожным багровым светом, напоминающим зарево пожара, словно внутри его мерцал таинственный светоч; палаш разрубал доспехи с легкостью косы, срезающей траву; его широкая костяная крестовина, плавно переходившая в удобную рукоять, не уступала прочности бронзе – торские герольды рассказывали, что в стародавние времена ее изготовили из бивня Зимнего Единорога, полулегендарного зверя, обитавшего в глуши мглистых немедийских пущ. Так это или нет, Амальрик не знал, но надежность клинка превосходила все виды оружия, с которым ему доводилось сталкиваться во время своих многочисленных странствий.
Его противник, оказавшийся рослым крепышом с густой бородою и кривым носом, сломанным, по-видимому, в какой-то пьяной потасовке, злобно хохотнул и удвоил натиск.
– Ну, теперь тебе не уйти, красавчик! Останешься здесь, воронью на поживу!
Амальрик не ответил. Боль в ноге мешала сосредоточиться, не давала пространства маневру – его желание покуражиться над незадачливыми грабителями грозило обернуться бедой для него самого. Он не мог ни отступить, ни двинуться вперед, опасаясь, что больная лодыжка, подломившись, предаст его в любой момент. А здоровяк-бандит наступал, стремясь потеснить противника, заставить его потерять равновесие. Клинки сшибались все чаще, высекая снопы голубоватых искр, и дуайен почувствовал, что ему все труднее становится отражать бешеный напор. Пот градом стекал у него по лицу, перед глазами плыли красные круги. Удары бандита он отражал почти наугад, ожидая, что любой его выпад может оказаться ошибочным, и ледяная сталь вопьется ему в грудь. Хвала Митре, что его четвертый противник замешкался, хлопоча около пораженного в плечо юнца. Барон успел подумать, что его ножи с зазубренными, словно у рогатины, лезвиями, можно вытащить, только если разрезать плоть вокруг раны. Похоже, мерзавцу придется немало повозиться со своим приятелем. Эта мысль придала ему бодрости, и заставила вполголоса выругаться. Нож! Эрлик побери… Нож! Туранский ятаган, который он всегда носил при себе… Как он мог забыть о нем!
Кляня себя за глупость, Амальрик осторожно повел рукой по бедру – слава Митре, кривой восточный клинок, напоминающий полумесяц, который в соседнем Иранистане называли кама, был на месте. Конечно, в седле от ножа ему особой пользы не было, но как он мог забыть о нем, очутившись на земле… Владетель Тора вздохнул, подумав, что несколько подрастерял свои былые навыки, и чуть замешкался. И это едва не стоило ему жизни.
Почуяв, видно, слабину в обороне противника, бандит мгновенно перешел в яростную атаку. Меч его опустился стремительно, чуть наискось, готовясь разрубить немедийца пополам. В последний момент тот успел вскинуть руку, отразив удар рукоятью, и сила столкновения оказалась столь велика, что ему едва не вывихнуло кисть. На миг противники застыли друг против друга в неподвижности, ибо каждый не решался нарушить равновесие, опасаясь удара. Амальрик ощущал горячее дыхание бандита, видел его горящие ненавистью глаза…
Он смотрел ему прямо в лицо, не отрываясь, точно пытался загипнотизировать. Левая рука незаметно скользнула к ножнам. Бандит, ощутив движение, перевел взгляд вниз, попытался отступить, – но было слишком поздно. Серповидный ятаган пронзил его тело, смачно разрывая податливую плоть, и Амальрик злобно расхохотался, отталкивая врага прочь.
