Передышка в Барбусе - Никитин Юрий Александрович (серия книг .TXT) 📗
Переступив порог, Ликия охнула, а по телу пробежала дрожь. Стены палаты уходят вдаль, словно она не в помещении, а среди бескрайней степи. Своды затаились во тьме, свет факелов и светильников туда не достигает. Ей даже почудилось, что оттуда смотрят звезды.
А сама палата показалась огромным сундуком с драгоценностями, с которого откинули крышку и осветили всеми факелами. Богато одетые люди, красные и синие ковры на стенах, медные держаки для факелов, блеск золотой и серебряной посуды на столах!
Люди уже сидели за столом, смеялись, пили, хватали руками жареное мясо. Мрака усадили по правую руку принцессы. А она, восседающая на троне выше остальных, блистала, как огромный самоцвет, чистый и ясный. Ее крупные иссиня-черные локоны красиво падают на плечи, на голове изящная корона с драгоценными камнями, крупные глаза блестят счастливо, пухлые губы то и дело раздвигаются в улыбке. Ликия видела отчетливо, что принцесса старается держать губы на месте, но они сами расползаются в стороны, уголками задираясь к маленьким розовым ушам.
Ликию хотели было посадить в дальнем конце, где не то простые воины, не то вовсе старшие слуги, но Мрак увидел, помахал рукой. Только он оставался обнаженным до пояса, но это не выглядело неприличным: с его бронзовой кожей и шерстью на груди он выглядел чуть ли не в доспехах. Ликию отвели и усадили с ним рядом. Это был самый длинный стол, который она могла вообразить. Он шел по всей длине палаты, а по самой палате хоть скачи на коне, затем изгибался, шел вдоль стены, оставляя место для сидений, и возвращался обратно. Стол похож на подкову, а знатные гости – на ярких жуков в праздничных блестящих крылышках. На многих доспехи горят золотом, Ликия понимала, что это не настоящие, пальцем проткнуть можно, зато как красиво!
Ошеломленная, она шепнула Мраку:
– Ты знал?.. Или хотя бы чуял?
– Что?
– Ну, когда начал пускать стрелы по Змею! Никто бы ни… Да и то, как ты лук деда моего согнул! Многие к нам в дом заходили, но никто даже близко не мог…
Мрак буркнул:
– Под лежачий камень вода не течет.
– При чем тут вода?
– Тихо…
Слева от принцессы сидел тот самый грузный воевода, что остался ей верен. Сейчас он стукнул пустым кубком о стол, поднялся. Разговоры мгновенно стихли, все повернули головы. К воеводе подбежал слуга, наполнил кубок красным вином.
Воевода поднял кубок на уровень груди, локоть оттопырил в сторону. Выглядело это необычно и красочно. Голос прозвучал зычно, истинно воеводский голос, уверенный и властный, привыкший перекрывать шум битв и ржание коней:
– Сегодня великий день!.. Исполнилось великое пророчество!.. В наши земли наконец-то явился витязь, о котором сотни лет предвещали волхвы и кудесники. И не просто явился… а в самый черный день, когда Змей похитил нашу королеву, а земли наши начали погружаться в черную пучину раздоров… Теперь принцесса Мелигерда снова на троне, а власть крепка, как никогда. Да будет так!
Гости кричали хвалу, здравицу, осушали кубки, снова наливали и снова пили до дна. Мрак улыбался, кивал, пил, звонко чокался кубком со всяким, кто тянулся к нему кубком или чашей, лицо казалось довольным, и даже Ликия с трудом могла заметить глубоко запрятанную прежнюю печаль. В глазах этого странного человека пряталась могильная тьма. Ей даже почудилось, что тьма начинает расширяться.
Потом, когда во время пира гости начали разбиваться на группки, Мрак поднялся из-за стола, исчез. Сердце Ликии упало. Ей показалось, что принцесса тоже встала и вышла, но, как оказалось, она лишь отвернулась и вполголоса беседовала со старым воеводой.
Омертвев, она ела то, что ставили перед ней, совсем не чувствуя вкуса, к вину не прикоснулась, негоже молодой женщине, заученно улыбалась и кивала, что бы у нее ни спрашивали.
Вдруг сильный голос негромко сказал прямо в ухо:
– Наедаешься?.. Умница, надо в запас. А теперь вставай и иди к конюшне. Я там уже оседлал двух коней.
Мрак довольно похлопывал себя по брюху, морда сытая, хотя в глазах все та же непонятная печаль. Не веря себе, она прошептала:
– Мы… мы уходим? Уходим, да?
– Поторопись, – шепнул он.
Он исчез, а она ощутила, что ее бьет лихорадка, а руки трясутся так, что ложка стучит по столу. Значит, герой согласился на пир, только чтобы не обижать спасенную? Да еще и коней успел где-то… И оседлал! Двух оседлал… Даже для нее! Своими благородными руками…
Она страшилась, что завизжит диким голосом от переполняющего, просто разрывающего счастья, вскочит на стол или сделает что-то сумасбродное. Стены замелькали, словно она катилась с горы. Выскочила на крыльцо, солнце уже опускается к горизонту, высоко в небе ярко-алые облака, застывшие, блестящие, как раскаленное железо. Во дворе веселые голоса, вдоль забора уже полыхают мохнатым пламенем факелы.
Донеслось фырканье, из дальних врат конюшни двое как раз выводили коней. Первого коня вел гигант в сверкающих доспехах, второго – совсем мальчишка. Кони под седлами, красные попоны, стремена позвякивают…
Все еще не веря счастью, Ликия пронеслась через двор, не чувствуя ног. Кони обнюхивались и перебирали тонкими точеными ногами. Для Мрака подобрали белого жеребца, чем-то похожего на Снежка, а ей достался гнедой конь, с виду смирный, хотя с хитрыми глазами.
Ликия страстно мечтала, чтобы они вот так прямо и помчались через раскрытые врата, неслись и неслись как можно дальше, а потом чтоб и дорогу назад потеряли, однако Мрак остановил белого жеребца прямо перед крыльцом.
– Кликни принцессу! – велел он одному из бояр.
Тот раскрыл рот, не привык, чтобы ему приказывали, да еще так надменно, но взглянул в злые глаза, сейчас черные как ночь, челюсть вызывающе выдвинута вперед, а рука сжимает плеть, поперхнулся, поспешно сказал с поклоном:
– Да-да, сейчас…
– Ох, – только и прошептала Ликия, – не к добру это. Лучше бы так и поехали.
– Негоже так, – обронил Мрак мрачно.
– Да гоже-гоже, – сказала Ликия безнадежно, – был сон и кончился… А так что?
Мрак смолчал. Лицо его было угрюмым, а челюсть выдвинулась, словно готовился к бою. Конь переступал с ноги на ногу, нетерпеливо поглядывал в сторону ворот.
Дверь распахнулась, Мелигерда выскочила, как молодой олененок. И застыла, словно ударилась в ледяную стену, а сама превратилась в глыбу льда. На бледном лице глаза стали огромными, отчаянными.
Мрак вскинул руку:
– Прекрасная Мелигерда!.. Я не могу свернуть с дороги. Мне надо ехать.
Она шевельнулась с трудом, ее тонкие руки прижались к груди. Все услышали ее прерывающийся шепот:
– Как только ты выедешь за ворота… я умру.
Ликия сжала губы, не зря ж предупреждала, а Мрак громыхнул:
– Ты родилась в семье короля, Мелигерда. В отличие от простолюдинок ты знаешь, что у мужчин есть долг.
– Я умру, – повторила она едва слышно. – Я умру, как только перестану тебя видеть…
Глаза заблестели, в них отразилась луна. Ликия видела, как эти чистые озера наполнялись влагой, затем запруда прорвалась, по бледным щекам покатились крупные, как жемчуг, слезы.
Мрак шелохнулся в седле. Лицо его тоже было такое же бледное, а в глазах затаилась боль.
– Я вернусь, – выдавил он наконец.
Голос его был глухим, будто шел из глубокой могилы. Ликия сжалась в седле, в этот миг она горячо сочувствовала плачущей принцессе и почти ненавидела надменного героя.
Слезы все так же безостановочно бежали по нежным щекам, капали на грудь. Безнадежным голосом, легким, как дуновение ветерка, она спросила:
– Когда?
– Придет ночь, – сказал Мрак, – ты выйди и посмотри на месяц… Он только зародился, совсем молодой… Но он еще будет светить, хотя бы краешком… когда мой конь заржет под твоим окном!
Она вскинула голову. Солнечный свет упал на бледное лицо, трогательное и прекрасное в своей беззащитности, но не смог согнать печальной тени. Мокрые дорожки блестели, а глаза расширились. Потом из груди вырвался мучительный вздох:
