Харли Квинн. Безумная любовь - Дини Пол (мир бесплатных книг txt) 📗
– Нет проблем, – санитар поднялся. – Спасибо, что позволили высказаться.
– Я обещаю все серьезно обдумать, – ответила Лиланд, притворяясь, что поглощена документом. – Что-нибудь еще?
– Нет, спасибо, – жизнерадостно ответил Джек, но она уловила легкую нотку разочарования в его голосе.
– А вы еще не присоединились к кампании за плавание? – поинтересовалась Джоан Лиланд у Джокера.
Они находились в камере вдвоем. Доктор Квинзель ожидала ее в коридоре. Лиланд готова была поклясться, что даже через стены ощущает исходящее от молодой женщины беспокойство.
Джокер посмотрел на нее с искренним недоумением.
– Какая еще плавательная кампания?
– Разве вы не хотите съездить поплавать в городском бассейне? Насладиться всеми положительными эффектами гидротерапии и безопасной физической нагрузки?
– Это что, очередной гнусный заговор «Чокнутых Дамочек»? Ах, простите, пациенток больницы, мечтающих увидеть меня в плавках. Не отвечайте, это шутка, – он сделал паузу. – Надеюсь, что шутка.
– То есть, вы не желаете присоединиться к команде пловцов «Аркхема»?
– Доктор, не хотел бы показаться легкомысленным или непочтительным, – медленно проговорил Джокер, – но разве я похож на человека, который грезит о том, чтобы его лицезрели в одних трусах? – с минуту он просто смотрел на нее. – А доктор Квинзель в курсе, о чем мы тут с вами разговариваем?
– Конечно. Доктор Квинзель не против наших встреч, наедине, в любой момент, при необходимости и без предупреждения.
– Прошу прощения, но это больше напоминает допрос, чем простую встречу. Опыт у меня богатый, я легко отличаю одно от другого.
Лиланд ничуть в этом не сомневалась.
– Доктор Квинзель говорила вам что-нибудь насчет гидротерапии или физических упражнений?
– Она как-то упомянула, что, может быть, стоит установить здесь велотренажер или беговую дорожку. Но крутить педали или маршировать на месте кажется мне скорее упражнением в безнадежности, – он вздохнул. – Нет, доктор Лиланд, мы никогда не обсуждали плавание. Хотя я бы не отказался от джакузи.
Харлин стояла спокойно, понимая, что, если начнет переминаться с ноги на ногу или подпрыгивать от нетерпения, Натан, санитар дежуривший возле камеры Джокера, непременно доложит об этом доктору Лиланд. И неизвестно, какие выводы сделает начальница. Пока что Джоан удовлетворяли результаты ее терапевтической работы с Джокером. Даже некоторые санитары признавали, что он изменился к лучшему, и Харлин не собиралась рисковать достигнутыми успехами.
После провала с групповой терапией пациенток, она готова была колесом ходить по коридорам от восторга, но ей приходилось вести себя осторожно и сдержанно, ведь профессиональный успех являлся не единственной причиной, по которой она день изо дня приходила на работу в приподнятом настроении.
И даже не главной причиной.
Сначала она отрицала испытываемые чувства, уверяя себя, что ею руководит эффект контрпереноса – необычайно яркий и интенсивный – но не более того. Нормальная ситуация: люди становятся психиатрами потому, что хотят помочь больным, а этот процесс порождает калейдоскоп эмоций. Но врач не может позволить переживаниям влиять на лечение. Его важнейшая задача – благополучие пациента.
«Все верно, но что если действия в интересах пациента порождают еще более... скажем так, приятные эмоции?»
Харлин задала этот вопрос одной преподавательнице, когда проходила практику в больнице.
«Вы делаете то, что лучше для подопечного, ведь так правильно. Вы помогаете ему не ради собственных положительных эмоций, – ответила та. – Данные факторы могут совпадать, но ваши чувства не должны становиться причиной ваших действий».
Ее слова помогли Харлин разобраться в своих чувствах и мыслях, особенно когда она стажировалась в клинике. Какое-то время она всерьез подумывала, не написать ли книгу о противоречивой динамике развития отношений между терапевтом и пациентом: глубоко личных и интимных отношений, которые, к слову, не могли определяться ни интимными, ни личными. Интереснейший предмет исследования. Вскоре, она пришла к выходу, что стала психиатром не для того, чтобы исследовать других психиатров.
Харлин всегда хотела работать в «Аркхеме». Иногда мечты оборачиваются настоящим кошмаром, но, в данном случае, этот нюанс был неотвратим. Помимо различного рода психопатий, пациенты страдали от других расстройств личности: пассивно-агрессивного, обсессивно-компульсивного, депрессивного. Находились здесь больные и с нарциссизмом, и с прочими пограничными состояниями. Работа с ними изматывала врачей, и, по сравнению с этим, контрперенос казался сущей мелочью.
Тем не менее, где-то в глубине души Харлин сомневалась, что все так просто. Нельзя же предположить, что при определенных обстоятельствах два человека, формально встретившиеся как врач и пациент, на самом деле должны были найти друг друга? И что, встретившись, они осознали: прежде для полноты существования им чего-то не хватало. Возможно, один из них мог стать преступником или даже сойти с ума? Или же другой лишь притворялся безумцем.
Что, если судьба подвела к одному из них вторую половинку в образе врача? Хватит ли у врача в этом случае мужества и смелости признать правду? Признать, что они всегда были предназначены друг для друга? Или же она подчинится условностям, скрывая истинные чувства за профессиональным жаргоном, вроде «контрпереноса»? Ведь ее непременно ожидает осуждение со стороны коллег и других профессионалов. Но если она опустит руки, она не просто упустит шанс на счастливую жизнь. Она окажется одной из тех жалких личностей, которые вечно выбирают путь наименьшего сопротивления, ведущий к полной посредственности.
Как же иррационально устроен этот мир! Самые простые и естественные вещи, например, любовь, преисполнены сложностей. Если тебя не арестуют только за то, что ты жертва, значит какой-нибудь представитель власти обязательно укажет тебе, какие эмоции ты не можешь испытывать или вообще скажет, что твоих эмоций на самом деле не существует.
По сравнению с безумием окружающего мира, проблемы пациентов Лечебницы «Аркхем» казались такими незначительными. Великое правило этого мира гласило: «Возлюби ближнего своего», и будь за это наказан.
20
Несмотря на подобные мысли, Харлин пыталась бороться со своими чувствами. Пару недель она не признавала их и особенно тщательно следовала всем правилам. За время работы в «Аркхеме» она еще ни разу не сделала ничего предосудительного. Даже канцелярских принадлежностей она всегда брала ровно столько, сколько ей предназначалось. Не то, что доктор Дэвис. Интересно, зачем ему столько скрепок? Ест он их, что ли?
Харлин считала, что обязана следовать высоким стандартам поведения, хотя бы из-за коллег: за исключением доктора Лиланд, остальные врачи обращались с ней, как с маленькой девочкой, способной, но слишком неопытной.
Не то чтобы кто-то демонстрировал неуважение: ее успехи в работе с Джокером произвели впечатление и на докторов, и на сестер, хотя большинство санитаров по-прежнему считало, что Джокер водит ее за нос. Этого и следовало ожидать: вокруг полно циников, людей, не обогащенных жизненным опытом, а скорее изъеденных им. Тех, кто, как в старой поговорке, знали всему цену, но не ценность.
Харлин настолько ушла в свои мысли, что вздрогнула, когда дверь камеры Джокера отворилась. Задремавший Натан дернулся и проснулся. Она не винила его в небрежном отношении к своим обязанностям: работа охранников крайне скучна. К тому же, Натан ей нравился. Он был одним из тех, кто скрутил и уволок Убийцу Крока в ее первый день в больнице, и позднее она слышала, как он говорит кому-то, мол, не стоит недооценивать новую докторшу только потому, что она – хорошенькая блондинка.
Доктор Лиланд вышла, продолжая что-то набирать на планшете. Когда она подняла глаза, Харлин спросила:
