Месть крысы из нержавеющей стали - Гаррисон Гарри (читать бесплатно полные книги .TXT) 📗

— Единственная ваша репутация, известная мне, это репутация мозговыжимателя, — сказал я. — Можете ли вы быть уверенным?

— Я не потерплю, чтобы меня оскорбляли иностранцы! — заорал доктор, вытянувшись в гневе так, что макушка его головы почти достала до моего плеча. — К оскорблениям со стороны женщин я привык, но от иностранца такого не снесу. Даже на безымянной планете, где вас породили, должно быть известно, что базисом медицинского образования является нормальная физиология и биология. А хобби мое — цитология, так уж случилось. Я мог бы показать вам клетки, которые заставили бы вас закричать от удивления, так что я знаю, что говорю. Клетки этого субъекта человеческие, так что он — человек. Жизнеспособный хомо сапиенс.

— Но эти отличия… низкая температура тела, отсутствие эмоций и все такое…

— Все в пределах царства человеческой вариабельности — человечество очень адаптабельно, и поколения, выжившие в разной окружающей среде, могут существенно отличаться. В литературе описаны куда более экзотические примеры, чем то, что обнаружено у этого индивидуума.

— Значит, роботом он тоже не может быть? — широко открыв глаза, невинно спросила Ангелина и ловко отскочила, когда я протянул руку, чтобы схватить ее. Не скажу, чтобы мои теории держались очень хорошо.

— Когда мы сможем с ним поговорить? — спросил я.

— Скоро, скоро.

— А можно спросить, что вы сделали, чтобы заставить его отвечать на вопросы?

— Хороший вопрос, — Мутфак огладил свою серебристую голову и бороду, сосредотачиваясь на интерпретации таинства медицины для профана. — Поскольку именно этот человек, похоже, является ответственным за серьезное вредоносное вмешательство в работу вашего мозга, я не чувствовал того, что может быть вызвано обычной моральной ответственностью врача перед пациентом… особенно, когда пациент помог организовать безжалостное вторжение на мою планету.

— Это хорошо с вашей стороны, док.

— Собственно, я не испытывал никаких колебаний и расстроил его нормальные мыслительные способности для нашей, а не для его выгоды. Сделать мне это было нелегко, я чувствовал себя таким же моральным преступником, какими считаю тех, кто поработал над вами, но я возьму на себя ответственность за этот акт. Тот факт, что он был доставлен сюда без сознания, помог делу. Я посадил ложные воспоминания и вызвал регрессию в областях отношения к людям и эмоций, установил блоки памяти и сделал еще несколько ужасных вещей, за которые я буду нести позор до дня своей смерти.

Доктор выглядел так, словно мог в любую минуту расплакаться, и я похлопал его по плечу.

— Вы, док, солдат на линии фронта, идущий в бой и делающий все, что потребуется, чтобы победить. Мы все уважаем вас за это.

— Ну, а я — нет, но речь сейчас не об этом. — Он встряхнулся и снова стал человеком науки. — Через несколько минут я собираюсь вывести пациента из глубокого транса. На вид он будет обычным проснувшимся человеком, но его сознание будет иметь минимум представлений о том, что происходит. Его эмоциональное отношение к нам будет как у двухлетнего ребенка, желающего помочь разговаривающим с ним, помните об этом. Не нажимайте, когда будете задавать вопросы, и не ведите себя враждебно. Он всей душой будет хотеть вам помочь, но доступ к информации во многих случаях будет нелегким. В таком случае будьте снисходительны и перефразируйте вопрос. Не нажимайте слишком сильно. Вы готовы?

— Полагаю, да. — Хотя для меня было весьма затруднительно представить себе Края в роли ребенка.

Мы с Ангелиной промаршировали следом за доктором в тускло освещенную госпитальную палату. Когда мы вошли, сидевший у постели санитар встал. Доктор наладил освещение так, чтобы большая часть его падала на Края, тогда как мы сидели в полутьме, а затем сделал ему инъекцию.

— Это должно подействовать очень быстро, — сказал он.

Глаза Края были закрыты, лицо — расслаблено и неподвижно. Череп его обматывали белые бинты, а из-под них тянулись пучки проводов к машине, стоявшей рядом с койкой.

— Проснитесь, Край, проснитесь, — сказал доктор.

Лицо Края дрогнуло, дернулась щека, и медленно открылись глаза. Теперь на его лице появилось выражение безмятежного спокойствия. Он слабо улыбнулся.

— Как тебя зовут?

— Край. — Он говорил тихо, хриплым голосом, напоминающим мне мальчишеский. Не было ни следа сопротивления.

— Откуда ты прибыл?

Он нахмурился, моргая и бормоча что-то бессмысленное. Ангелина наклонилась и, похлопав его по руке, заговорила дружелюбно:

— Ты должен успокоиться, не торопись. Ты прибыл сюда с Клизанда, разве не так?

— Правильно, — он кивнул и улыбнулся

— А теперь подумай хорошенько, ведь у тебя хорошая память. Ты родился на Клизанде?

— По-моему, нет. Я… я жил там долгое время, но родился я не там. Я родился дома.

— Дома — это на другой планете, в ином мире?

— Правильно.

— Ты не мог бы сказать мне, на что похож твой дом?

— На холод.

Голос его был таким же ледяным, как это слово, напоминая известного нам Края, и лицо его постепенно менялось, отражая мысли, эхом откликавшиеся на его слова.

— Всегда холод, ничего зеленого, ничего не растет, непрекращающийся холод. Приходилось любить холод, а я его никогда не любил, хотя ужиться с ним могу. Есть теплые планеты, и многие из нас уезжают на них. Но вообще-то нас немного. Мы не очень часто видим друг друга, и я думаю, что мы друг друга не любим. Да и с чего бы. В снегах, во льду и в холоде любить нечего. Мы ловим рыбу, вот и все. На снегу ничего не живет. Вся жизнь в море. Я сунул в него однажды руку, но я не могу жить в воде. А рыбы могут, и мы едим их. Есть и потеплее планеты.

— Вроде Клизанда? — спросил я так же мягко, как и Ангелина.

— Вроде Клизанда. Все время тепло и даже жарко, но я против этого не возражаю. Странно видеть на суше других живых существ, кроме людей. И много зелени.

— Как называется дом? Холодный дом? — прошептал я.

Трансформация произошла сразу же. Край начал извиваться на койке, лицо его кривилось и искажалось гримасами, глаза широко раскрылись и остановились, уставившись в одну точку. Доктор кричал, приказывая ему забыть вопрос и успокоиться, пытаясь в то же время всадить в его мечущуюся руку иглу шприца. Но было уже слишком поздно. Спущенная мной реакция продолжалась. Готов поклясться, на какой-то краткий миг в глазах Края сверкнул свет разума и ненависти — очнувшись, он осознал, что происходит. Но только на миг. Спустя мгновение спина его выгнулась в безмолвном спазме, и он, рухнув, застыл в неподвижности.

— Умер, — объявил доктор, взглянув на показания своих приборов.

— Эксперимент был полезным, — заметила Ангелина, подходя к окну и отдергивая шторы. — Время искупаться, если ты чувствуешь себя способным на это, дорогой. А потом нам придется придумать способ добыть доктору другого серого человека. Теперь, когда мы знаем, какую область нельзя затрагивать, мы заставим его протянуть подальше во время допроса.

— Я не могу, — отшатнулся доктор. — Только не это снова. Мы убили его. Я его убил. Ему был имплантирован приказ, сигнал, которому нельзя сопротивляться: скорее умереть, чем открыть, где находится эта планета. Стремление к смерти, можно сказать. Я сейчас видел это и больше не желаю.

— Нас воспитали по-разному, доктор, — спокойно и безжалостно произнесла Ангелина. — Я без всякой жалости застрелила бы тварь, вроде Края, в бою и не испытываю иных чувств из-за того, что его смерть произошла вот таким образом. Вы знаете, кто он и что он сделал.

Я ничего не сказал, потому что был согласен с ними обоими. С Ангелиной, видевшей в Галактике джунгли, в которых идет война за выживание: есть или быть съеденным. И с доктором-гуманистом, выросшим в условиях матриархата в стабильном и неизменном, мирном и спокойном обществе. Они оба были правы. Интересное животное — человек…

— Отдохните, док, — посоветовал я. — Примите одну из собственных пилюль. Вы были на ногах день и ночь, и это не могло пойти вам на пользу. Мы увидимся с вами, когда вы проснетесь, но сперва хорошенько отдохните.