Божественное вмешательство (СИ) - Красников Валерий "Альтер Эго" (читаем книги онлайн бесплатно полностью без сокращений .txt) 📗
— Так будем бить фалангу клином?
— Только так, Руфус. Если удастся разорвать их строй, иди на сближение со мной.
— Я понял, командир.
Руфус на счастье погладил гребешок на шлеме Септимуса и побежал на левый фланг манипулы, выкрикивая: "Вторая центурия! Всем слушать меня!"
Септимус проводил взглядом друга и громко крикнул: "Центурия! Каре!" Каждый в центурии уже знал свое место. Солдаты бежали к центуриону и становились, как на учениях перед меркурием.
Обе центурии ощетинились хастами и пила. Центурионы второй и десятой манипул, чьи солдаты стояли в три линии, поражаясь происходящему, поглядывали на построение двенадцатой.
Рядом с Септимусом стали верные друзья из контуберния. Нумерий, чтобы избавиться от волнения воскликнул: "Какого демона им нужно?!"
— Ты тогда еще не родился, — начал отвечать Мариус Мастама — сын сенатора, — никто из нас еще не родился. То было во времена Ромула. У римлян было много мужчин и мало женщин. Вот и решили они похитить женщин у сабинян. Решили и сделали. А когда сабиняне пришли за своими женщинами, началась кровавая битва. И вышли к сражающимся сабинянки с младенцами на руках, и с тех пор римляне и сабиняне жили как один народ. И бились вместе против царей Этрурии.
— И что с того? Рим-то сейчас в руинах, — возразил Нумерий.
— Сабиняне в прошлом году присылали послов в Этрурию. Просили они разрешения у сената на восстановление города. Но наши отцы еще помнят, сколь силен был Рим, поэтому и отказали.
— А-а-а, — так выразил свое отношение к услышанному Нумерий.
Всадники-сабины пришли в движение. Конная лава разделилась на два рукава. Они скакали, потрясая дротиками, огибая холм.
Вдали засверкали, отражая солнечные лучи, шлемы и щиты фаланги самнитов. Кое-кто из солдат первого легиона Этрурии бросил легкие пила, рассчитывая сразить кого-нибудь из скачущих сабинян.
Крики центурионов быстро успокоили солдат, столь неэффективно решивших воспользоваться оружием: дротики летели дальше, чем обычно (до 60м.), но, чтобы поразить врага требовался вдвое, а то и втрое дальний бросок.
Маневр конницы противника все же вынудил трибуна легиона развернуть линию триариев спиной к принципам и гастатам.
— Смотри Септимус, они так же, как и мы, хотят прикрыть тылы, но фланги манипул оставляют незащищенными! Трибун не думает. Он, так же, как и отцы Этрурии, привык хорошо делать то, чему когда-то научился! — прокричал Мастама.
— Жаль, что с нами нет Алексиуса, — ответил Септимус, сжимая древко пилума. Он чувствовал слабость в ногах и легкое головокружение. "Уж лучше битва, чем ожидание", — промелькнула мысль. Сердце забилось ровно, страх отступил. — Братья! Сегодня Харун (демон смерти, у греков — Харон) заберет многих, но попросим Мариса, чтобы это произошло с нами как можно позже!
Септимус воодушевившись своей речью, ударил пилумом о край скутума. Центурия зазвенела железом, и вскоре весь первый легион бряцал оружием, готовясь к сражению.
Всадники-сабиняне остановились, а фаланга самнитов ускорилась. Уже можно было разглядеть лица атакующих в первой линии. Длинные копья покачивались в такт шагам, круглые щиты, оббитые медью, сверкали на солнце так сильно, что Септимус, разглядывающий самнитов, закрыл глаза и тыльной стороной ладони утер навернувшиеся слезы.
Велиты, (разновидность лёгкой пехоты в древнеримской армии, часто использовались как застрельщики) спустившись к подножию холма, начали метать пила. Фаланга поначалу замедлилась, но спустя мгновение самниты перешли на бег, заставив легковооруженных воинов искать укрытия за линией принципов.
Септимус что есть силы закричал:
— В атаку! Клин!
Центурия, перестраиваясь на ходу, пошла в атаку. Броски дротиков выбили в линии самнитов приличную брешь. Длинные копья опустились, пропахав борозды в земле. Септимус, бегущий во главе клина, наступил на опущенное копье, подпрыгнул и врезался скутумом в опешивших гоплитов. Началась резня. Легионеры двенадцатой кололи из-за щитов в лицо, шею, руки и выше поножей, в ноги гоплитов.
Туски Септимуса продвигались к центурии Руфуса, оставляя за собой трупы самнитов. Среди тех поднялась паника: задние ряды не видели, что творилось впереди, передние теряли товарищей одного за другим. Многие из них по-прежнему не выпускали из рук ставшие неподъемными хасты (тут воевала не македонская фаланга сариссофоров). Висящие на руке щиты не защищали от метких уколов гладиусами. Центурии двенадцатой манипулы второго легиона почти без потерь вырезали два десятка рядов самнитской фаланги и соединились, выйдя из боя за спинами гоплитов.
Септимус, опасаясь атаки всадников, построил манипулу в каре. Самниты продолжали восхождение на холм, тесня манипулы тусков. А кавалерия сабинян все не нападала.
Центурион Помпа оглянулся и понял, что на помощь первого легиона теперь рассчитывать не стоит. Сабиняне, заметив переправу тусков через Тибр, покинули окрестности холма и теперь бьются с легионом консула. Нет, не бьются — убивают мечущихся в панике и в воде, и на суше легионеров.
— Руфус! Манипулу в две линии! Ударим в спину фаланге пока не поздно!
Команда центуриона выполнялась, едва достигнув ушей очередного солдата. Некоторые сами сообразили, увидев, что каре распадается и товарищи на бегу подхватывают с земли не поврежденные пила и хасты.
Солдаты Септимуса, держась за спиной у гоплитов, метнули дротики и бросились в атаку. Кое-кто из самнитов оборачивался, но тут же умирал от удара гладиусом или пилума, брошенного легионером со второй линии манипулы.
Никто из самнитов не покинул холм, но и от второго легиона осталось не больше пяти манипул.
Трибун Тулий лежал, укрытый пурпурным плащом, с ужасной раной от сабинянского дротика, угодившего в рот. Когда сабиняне заметили переправу первого легиона и, оставив за холмом две сотни всадников, ускакали, трибун решил с сотней кавалерии тусков при поддержке ополченцев напасть на них. Сабинян отогнали. Триарии теперь могли не беспокоится о своем тыле, но дротик, брошенный меткой рукой сабинянина, лишил второй легион тусков командира.
Септимус смотрел то на тело Тулия, то на сабинян, добивающих первый легион. Он понимал, что помочь консулу уже никто не в силах. "Нужно уходить, но куда? Всадники догонят".
— Ты, кажется, Септимус? — услышал он за спиной. Обернулся.
Старший центурион первой манипулы в кольчуге, заляпанной уже загустевшей кровью, смотрел устало.
— Я — Гней Публий, слышал обо мне? — Септимус молчал, размышляя о том, что понадобилось столь прославленному воину от него. — Вы победили нас на меркурии! — Щека Гнея с огромным шрамом стала поддергиваться, от чего рваный рубец зашевелился, словно змея.
— Конечно, слышал. Им не выжить, — Септимус указал рукой на битву у переправы.
— Без тебя мы все сейчас лежали бы рядом с Тулием. Командуй, пока не поздно, центурион.
Предложение Гнея Публия, если бы Септимус вообще когда-нибудь мог подумать о такой возможности, наверное, удивило бы или напротив, сделало его невероятно гордым собой.
Сейчас он просто кивнул, соглашаясь, и, набрав в грудь побольше воздуха, закричал:
— Собрать оружие, манипулам строиться в походную колонну!
Гней Публий ударил себя в грудь, улыбнулся, и слово в слово повторил приказ Септимуса. Закричали и другие выжившие в битве центурионы.
Остатки легиона отходили к Клузию. Двадцать всадников трибуна, оставшиеся в живых из сотни, хоть и нагруженные трофеями, ушли далеко вперед. Несколько раз Септимус останавливал колону и объяснял, что нужно делать в случае, если появятся сабиняне. Солдаты несли на себе двойной запас дротиков и были измотаны битвой, но держались, полны решимости — все-таки они разбили самнитов. А если доберутся до крепостицы, где консул оставил интендантов, то и скотоводам-сабинам тогда не на что рассчитывать.
Услышав в который раз: "Сабины!" — солдаты строились в каре по центуриям на расстоянии двух бросков пилума друг от друга и метали дротики в воображаемого противника, высоко поднимая щиты после каждого броска. Септимус обещал им, что так они смогут победить и всадников.
