Серая Орда - Фомичев Сергей (читать полностью бесплатно хорошие книги txt) 📗
В этой полутьме брёл по реке человек. Санный путь был зализан недавней метелью и до утра, до первого поезда, отыскать привычную дорогу не сумел бы даже опытный старожил. Впрочем, припозднившийся путник таковым не являлся. Он вообще завернул в эти края случайно, выполняя просьбу товарища. И теперь, проваливаясь по пояс в рыхлый снег, роптал и на товарища, и на собственную отзывчивость, и на нелёгкую, что занесла его в лесную глушь, да бросила одного посреди полумёртвой реки.
Помимо скрытого санного пути, ближе к берегу бежала тропка, какой пользовались горожане для недалёких вылазок. Её-то и пытался угадать человек среди снежных заносов. Иногда угадывал, но чаще промахивался и попадал в глубокие сугробы, которые долго бороздил, пока не выбирался на чистое место.
Леший его дёрнул так нагрузиться сегодня. А всё эти гостеприимные горожане. В один дом затащат, в другой, везде угощают едой и пивом. Совершенно незнакомого человека угощают. Теперь вот тащись среди ночи, не разбирая пути. И ведь можно было к Сынтульской Крепости через город пройти, так нет, какой-то добрый человек подсказал, как скоротить дорогу.
Вновь сбившись с пути, человек в который раз помянул лихом гостеприимство и принялся пробовать ногой волнистую целину. Тропа должна была быть где-то здесь, но нащупать её под мягким снегом не удавалось. Прохожий огляделся. Заметив шагах в пяти ледяную плешь, рванулся к ней, высоко вскидывая ноги…
И провалился.
Едва с головой не ушёл в чёрную бездну, но успел подать тело вперёд, выбросить в стороны руки. Уцепился, и сразу почувствовал, как вода проникает под одежду, обжигая разгорячённое тело. Хмель слетел в один миг, словно он не пил вовсе. Шуба набухала, потянула вниз. Несчастный ещё держался за край полыньи, но течение затягивало под лёд, а закоченевшие руки слушались уже плохо.
Выбраться на твердь не было никакой возможности. Человек решил сбросить шубу. Чтобы сделать это, он нуждался в свободной руке, но не был уверен, что второй хватит сил удержаться на льду. Тем не менее, другого выхода не оставалось. Орать, звать на помощь, сейчас бессмысленно. Никто в такую пору не то что на реку, а вообще из дома не выходит. Один он дурень попёрся. Шуба наконец соскочила с плеч, но не ушла сразу на дно, а как бы обняла, охватила ноги, сковывая движения. Пришлось долго спихивать её в бездну, брыкая ногами. Освободился. Не вышло у шубы хозяина погубить. Он попытался подтянуться, но сил не хватило. Руки оцепенели, пальцы едва чувствовались.
Совершенно отчетливо прохожий понял, что наступает конец. Вот соскользнула с кромки одна рука, вот пошла скользить вторая. И тут третья, совсем непредвиденная рука схватила ещё не ушедшее в воду запястье.
Рука оказалась мохнатой с внушительными когтями и больше напоминала звериную, нежели человечью. Несчастный попытался рассмотреть того, кто так внезапно пришёл на выручку. Но холод и напряжение сделали своё дело, сознание замутилось и он почувствовал, что умирает.
Очнулся человек, сидя на льду. Очнулся от холода и только теперь понял, что это значит, когда мороз продирает до костей. Вода стекала с него ручьями, а на её место пробиралась стужа. Кожу жгло нестерпимо, будто огнём пыточным, так что сводило до боли скулы. Полынья казалась теперь тёплым уютным местечком.
Рядом стояли два вурда. Один помоложе (в котором можно было признать Быстронога), другой постарше (никто иной, как Власорук). Оба внимательно разглядывали вытащенного из полыньи человека.
— Смотри, как зубами от страха клацает, — заметил Быстроног. — Словно вурдёныш оголодавший.
— Дурень ты, — возразил товарищ. — Он от холода клацает, а не от страха. На нём шерсти почти нет никакой, а мороз добрый сегодня.
— Надо бы скорее тащить его, а то чего хорошего помрёт от простуды, и зря мы получается, надрывались.
Человек молчал. Теперь он молчал от страха, а не от холода. Угораздило же спастись из реки, чтобы к вурдам на ужин попасть. Вот уж если не везёт, так не везёт. Слыхал он, будто в городе объявились лесные зверюги, что людей не трогают, а служат какому-то там колдуну, для его тёмных треб. Видимо, лишённые свежей добычи в городе, вурды, тайком от властей, промышляли на реке. И то сказать, какой с них спрос, если ему и так судьбой уготовано было помереть.
Там, откуда он родом, тонущих людей вообще не спасали — не позволял обычай. Окажись в воде хоть лучший друг, хоть единственное дитя на глазах у матери — всё равно не спасали. Помощь была столь редким явлением, что о подобных проступках вспоминали потом годами, а спасателей вместе со спасёнными непременно изгоняли из деревень. Ибо считалось, что спасать утопленников, означало лишать богов их законной жертвы, которую те взимали через посредничество духов реки или озера. Так что если каким-то чудом кто и сам умудрялся выбраться из воды, его до конца дней сторонились, как человека живущего не по праву, живущего с печатью смерти. Впрочем, тонуть добровольно всё равно никто не желал — брыкались до последнего, под тяжёлыми взглядами, оказавшихся поблизости соседей или родичей.
Здесь, в Мещере, обычаи малость отличались, людей на погибель не оставляли. Но в судьбу верили, а потому мохнатых вряд ли обвинят в тяжком грехе, если они, скажем, и слопают утопленника.
Тем временем, вурды приподняли ошалевшего человека под руки и потащили по льду.
— Тяжелый какой, — проворчал Власорук, перехватывая ношу поудобнее. — Намок бедолага, дальше некуда.
Быстроног же, словно делясь радостью, говорил на ходу человеку:
— Долгонько мы поджидали, когда тонуть кто-нибудь будет. Здесь всегда кто-нибудь тонет. Лёд тонкий, только в сильный мороз полынью схватывает. Течение такое, что не растёт лёд. А может родники тому виной, не знаю. Но каждый год, считай, душ по пять — шесть, уходит. В небеса отправляются. Долго выведывали мы место такое, полезное. Один горожанин в корчме рассказал. Ждали, ждали, вот и дождались.
Спасённый уже ничего не слышал. Холод отобрал последние силы, и он провалился в беспамятство.
Приятели упорно тащили замерзающего человека к берегу. Это было не легко. Скоро они перестали отпускать шутки, а только пыхтели, особенно когда пришлось поднимать закоченевшее тело по крутизне Лысого Холма. Склон обледенел и даже босые вурдовы ноги, вооружённые превосходными когтями, часто проскальзывали.
Сокола разбудила возня в сенях. Проклиная (условно, конечно) всё на свете, он едва успел подняться, как его подопечные втащили в комнату обмороженного человека. С одежды утопленника уже не текло. Вода частью изошла дорогой, частью схватилась, обернувшись наледью.
Свалив груз к ногам хозяина, вурды смотрели на него, ожидая похвалы, словно ручные белки наградного орешка за исполнение перед зеваками в скоморошьем представлении какой-нибудь хитрой проделки.
Сокол на них даже не взглянул — человек едва дышал, ему требовалась срочная помощь. И потому, вместо награды, чародей разогнал вурдов с поручениями. Принести и согреть воды, достать необходимые травы и мази. Спасённого раздели. Подстелив шкуру, уложили на пол. Сокол принялся за дело, и скоро вместе с розовым цветом кожи, к человеку стала возвращаться жизнь.
Вурды отошли в сторонку. Наблюдая за действиями хозяина и состоянием гостя, они неспешно беседовали.
— Как думаешь, зачтётся нам такое спасение? — осторожно спросил Быстроног.
— Сомневаюсь, — пожал плечами Власорук. — Его Сокол с того света вытащил, мы из воды только. Так что не знаю. Надо бы поискать что-то более надёжное.
— Эх, век будем по миру скитаться, век наказа не выполним, — вздохнул Быстроног.
Решив, наконец, что сделал всё возможное, чародей с помощью вурдов переложил человека на лавку и укутал шкурами. Теперь оставалось лишь ждать, когда спасённый сам справится с простудой. Или не справится.
Глава четвёртая
Митрополия
Москва. Февраль.
