Когда завидуют мертвым - Цормудян Сурен Сейранович "panzer5" (читать книги онлайн TXT) 📗
— А разве они не правы были насчет Москвы? — подал голос Сквернослов. — Ведь даже Калугу сожгли из-за Москвы!
— Слава! Калугу сожгли не из-за Москвы! А из-за того, что весь мир сошел с ума! Из-за чего сожгли саму Москву? Рязань? Омск? Тулу? Калининград? Питер? Париж? Лондон? Вашингтон? Тегеран? Весь мир! Но сейчас надо спасти все, что осталось! На кону последняя наша надежда на выживание! Но никто не поймет нашей миссии. Особенно те, кто живет приземленными мерками сиюминутности. Большинству людей важно их мнимое благополучие здесь и сейчас. Им важно, что в данный момент есть что пожрать, выпить и где поспать. Это те ценностные ориентации, которыми живет большинство выживших. Не ждите благодарности и помощи от всех в нашей миссии. Никто не поймет нас. Никому не нужны наши благие намерения. Поэтому нас будут пытаться убить, ограбить, поработить. Мы будем огрызаться и стрелять. Это неизбежное зло! И мы не можем сторониться населенных пунктов, ведь нет компасов, чтобы показать направление. Мы не можем все время двигаться в глухом лесу. Нам надо знать, где мы и куда следовать дальше. Нам надо знать, что происходит в тех уголках, где еще есть люди. Но люди таковы, что стреляют друг в друга. Поэтому нам никак не обойтись без применения оружия, поймите!
— Я по-другому себе представлял нашу миссию, — мотнул головой Васнецов.
— Будь реалистом. Ты уже взрослый, Коля. Такова человеческая суть.
— Тогда зачем нам спасать остатки человечества?
— Да потому что если мы даже всего одного хорошего человека встретим на нашем пути, то этот мир надо спасти. Даже ради одного человека!
Николай взглянул на свое плечо. Оказывается, выстрел Раны разорвал ему бушлат. Но к счастью, он не был ранен. Хотя сам Васнецов думал сейчас о том, что было бы неплохо, если бы она попала ему в сердце. Он совсем не хотел мириться с необходимостью убивать. Он не хотел думать о той моральной проблеме выбора, которая ему предстоит в их долгом путешествии. Они только начали свой путь и в первом же поселении пролили кровь. А что же будет дальше?
— Юра! Сколько мы проехали? — спросил Яхонтов у водителя лунохода.
— Пять километров.
— Сворачивай в лес, найди заросли погуще и паркуйся среди них. Далеко мародеры те не пойдут. Это риск, да и непогода сейчас. А нам до утра надо передохнуть. Только сильно глубоко в лес не заезжай. Иначе мы заблудимся.
— Хорошо.
Машина плутала около получаса, пока наконец не нашлось подходящее укромное место в лесной ложбине.
— Все, ребята, — вздохнул Яхонтов. — Постарайтесь поспать. Я в дозоре побуду. Через три часа ты, Славик, меня сменишь. Я тебя разбужу. Коля, ты как?
— Я в порядке, — кивнул Николай.
— Точно?
— Да. Я все понимаю. Просто… жаль ее…
— Это правильно, Коля. Это хорошо, что ты способен на такие чувства. И я сожалею. Но есть вещи, которые мы не в силах исправить. А что-то исправить можно, и мы просто обязаны использовать такую возможность. Так что будь молодцом. Договорились?
— Конечно… — Васнецову было трудно говорить, но чувство долга перед своими товарищами и перед покинутым домом заставило его взять себя в руки.
— Вот и хорошо. А сейчас спи. Через шесть часов ты сменишь Славика. И утром будем искать безопасную дорогу на Москву. Все. Отбой.
9
Зона поражения
Вокруг царил кромешный мрак. Можно было поднести ладонь к лицу и ничего не увидеть. Где он? В вездеходе? Похоже на то. Снаружи выл ветер. Хотя не только. Скрипели ржавые качели. Еще завывания человека. Николай даже и не понял, как он очутился на улице. Как ни странно, там было светло. Хотя он был точно уверен, что сейчас ночь. На свободной от снега детской площадке скрипели те самые качели. Рядом стояла девушка с морщинистым лицом и без двух пальцев на руке. Рана. Та, которую он убил. Целой, но сильно исхудавшей бледной ладонью она сжимала скакалку.
— Ты жива? — вздохнул он.
— Нет, — услышал он в ответ печальный голос. Хотя Рана не разжимала губ.
— Но ведь ты…
— Я родилась мертвой.
— Как такое может быть?
— В нашем мире может быть все. Мы все рождаемся мертвыми. Ведь мы неживые уже потому, что кто-то далеко может взять да и положить конец жизни. Мы все мертвы, потому что наши жизни нам не принадлежат. За нас решали и решают они.
— Кто?
— Кеволеч!
— Кто это?
— Это человек. Только наоборот. — Девушка продолжала говорить, не раскрывая рта. — Ты когда-нибудь видел зеркало?
— Да. — Николай кивнул.
— Я ненавижу зеркало. Я вижу в нем правду. То, какая я есть. И каждый, кто смотрит в зеркало, видит античеловека. Себя! Каждый… Абсолютно каждый считает себя лучше, умнее, красивее, благороднее, достойнее других. Но если посмотреть в зеркало. Если приглядеться… Это кеволеч! Истина! Урод! Тот, что хуже, тупее, уродливее, примитивнее и жаднее… Каждый… Только мир таких существ мог превратиться в могилу для всех. Мы родились мертвыми. Мы — кеволеч… Смерть — это отражение жизни. И только в отражении, взглянув на себя со стороны, можно увидеть правду… Кеволеч…
Николай не понимал ее слов.
— Но я… я стрелял в тебя… Ты не держишь на меня зла?
— Моя смерть во время жизни закончилась. Настала очередь жизни после смерти. — Она протянула к нему обезображенную руку. — Пойдем со мной.
Он испуганно попятился.
— Нет! Я не могу!
Она опустила руку и грустно на него посмотрела.
— Я некрасивая. Да? Ты не думал, что встретишь такую уродину? А в нашем мире возможно все. Все! Только не чудеса…
…Николай вздрогнул и резко вскочил со своего сиденья, на котором спал. Тронувший его за плечо Сквернослов отпрянул.
— Колян, ты чего?! — спросил он.
Васнецов сидел и тяжело дышал, держась руками за голову.
— Что-то в последнее время мне снится всякое… Хоть вообще не спи…
— Ну да, — усмехнулся Вячеслав. — Это чтоб ты да не спал! Ладно, братишка, забудь. Это всего лишь сон. Взбодрись. Твоя очередь вахтить.
Васнецов кивнул и принялся одевать бушлат. Он с удивлением заметил новую заплатку на том месте, где одежда была разорвана недавним выстрелом Раны.
— Делать нечего было, вот я и заштопал, — подмигнул Сквернослов. — С тебя причитается.
— Спасибо, Славик.
— Да ладно. Должен будешь. Спокойной вахты тебе. Кстати. — Вячеслав как-то замялся и пристально посмотрел на Николая. — Мне Варяг рассказал про пистолет Бражника.
— И что?
— Это ненастоящий ПМ. Травматический.
— То есть?
— Ну, ствол у него ужатый. Только для стрельбы резиновыми шариками. Да и патронов в нем не было.
— То есть ты хочешь сказать, мы убили безоружных людей?
— Ну, какие же они безоружные. Да и кто знать-то мог, что Бражник блефует? Ладно. Не бери в голову. Просто… Ну просто… Такие вот дела. — Вячеслав вздохнул, явно жалея, что сказал об этом Николаю. — Спокойной вахты.
Он улегся на место Васнецова, положив под голову шапку и подняв воротник бушлата.
Тишина и ленивые минуты, которые тянулись, как густая липкая вязь, не желая давать времени течь как ему положено, угнетали, превратившись в настоящую пытку. Это оказалось еще хуже, чем так нелюбимые им дозоры в общине. Там хоть их было четверо бодрствующих. И было с кем поговорить. Николай вообще любил одиночество и тишину. Но только не сейчас. Сейчас одиночество стало для него медвежьим капканом. Той ловушкой, которую поставил страх. Причем страх этот, казалось, охотился именно на него. Ворох нехороших мыслей будоражил его, обрекая на постоянное смятение. Чтоб хоть как-то отвлечься, он стал тихо напевать:
