Терминатор. Часть 1 (СИ) - Киселев Андрей Александрович (книги бесплатно без регистрации полные .TXT) 📗
Т-800 пришлось идти по стандартному маршруту своих действий. Обследовать все, что было на его пути. Имея данные на местожительство искомого разыскиваемого объекта ABN 005476859. Подняв картотеку вложенную своим хозяином на всех живых и мертвых в этом районе. Он нашел его отца. И нашел ту деревню среди леса. И даже его дом. Но, все было безрезультатно. В доме, где всего несколько дней назад жил тот объект его не оказалось. И старик отец не врал. Это было видно по его глазам и поведению. Это стандартный анализ физиологических и психологических человеческих данных. Проведенных за считанные секунды в процессе общения. Анализ соотношения речевой и мозговой деятельности человека. И даже, интонация голоса, говорили, что этот пятидесятилетний человек не врал машине. Не врал с точностью до 95,5 процентов. И никого не прятал в своем доме. Более того. Проверка биорадаром в инфракрасном спектре и рентгеновское сканирование самого дома, показали отсутствие любых живых форм за спиной стоящего перед ним старика. Являющего близким родственником искомого объекта ABN╧ 005476859. И инфильтратор понял, что тут искать бессмысленно. И перешел на чисто воздушную поисковую задачу.
И вот ему улыбнулась удача. Он нашел искомый объект под номером АВN╧ 005476859. И он высадившись с ОУ НК- AERIAL охотника, уже стоял, почти у того самого ракетного бункера. У входа в транспортный тоннель. И в сам бункер, куда заскочил тот гусеничный военный вездеход.
Он видел как в двенадцать часов дня из замаскированного бетонного ракетного тоннеля, снова выскочил вездеход и полетел, разбрасывая таящий стремительно снег, своими гусеницами скрывшись за поворотом горного пока еще заснеженного отрога.
— Вездеход Советского производства, тип АТ-Л — высвечивалось на экране коммуникационном дисплее, 20000000битного встроенного в его голове видеомонитора робота Т-800 — Максимальная разгонная скорость 41,9 км/ч.
Сейчас было три часа дня, и принимались задачи в главном процессоре машины. Как быть и что делать? Машина прокручивала все за и против. Гудя ядерным внутри себя генератором и правой запущенной в экономичном режиме ядерной батареей IGEY- 500. Рассматривала карту Советских ракетных бункеров и как в них, если придется решительно действовать.
Но, все закончилось на задаче ожидание.
Она умерла. Умерла как-то совсем тихо. Часов еще в восемь утра. Без лишнего шума и вскриков. Просто, умерла. Дмитрий даже, сразу и не понял, что жена Антонина испустила дух. Тихо так. В том уголке старенького засыпанного весенним апрельским теплым снегом их деревенского среди Манского леса дома. Самого крайнего дома в лесной староверческой деревушке. Он лежал, рядом с ней уже умершей, закутавшись в овчинное одеяло. И, слушал, как трещит огонь в кирпичной домашней, выбеленной белой. Как и весь дом, известью деревенской в левой стороне у самой стены печке.
Она даже не стонала. И не звала на помощь. Просто, умерла и все.
Стоял уже день. И Дмитрий проснулся. Проснулся второй раз. После ночи. Он проснулся, когда еще только начало светать. Было на часах, стареньких цепных с висячими гирьками ходиках восемь утра. И его что-то разбудило. Какое-то болезненное жуткое тревожное чувство. Но он, так и не понял, что это такое. Он посмотрел на лежащую и не двигавшуюся жену Антонину и, потом, помолясь Николаю Угоднику Отвратному, вдруг, снова уснул и проспал, ворочаясь и крыхтя, до самого дня.
Антонина сильно переживала в тот день о детях. И ей было хуже обычного. Она всю ночь ворочалась и стонала. И затихла так, почти незаметно для самого Дмитрия. А он крепко уснул. И неожиданно и вдруг проснулся и понял, что проспал все утро. И уже был день.
Уже был час дня. И уже во всю, таял лежащий во дворе и лесу белый снег. Таял быстро. И по крыше его с Антониной дома текли, журча ручьи воды. За их крайним от деревни домом стал падать комьями с ветвей вековых сосен подтаявший снег. Деревья сами стали освобождаться от лежащего на своих ветвях тяжелого снега. Их макушки уже давно освободились от тяжелой зимней сырой, таящей на жарком солнце ноши. И высоко стоящее над горизонтом яркое весеннее светило помогало этому.
Дмитрий уже и не помнил, когда такое было. Он, вообще думал, что снег не растает никогда. Как и все в его деревне. Так выжив чудом в ядерной лютой холодами зиме, никто, как и он не верили уже в то, что снег будет таять.
Что-то случилось. Что-то с природой. Она стала возрождаться. Только немного запоздала с теплом.
Дмитрий услышал шум бегущей по крыше дома журчащей потоками воды. И быстро крыхтя встал со своей постели и даже, не обратил внимания, на умершую Антонину внимания.
Дмитрий вышел в сени дома и открыл входную в дом дверь. Его ослепило ярким сиянием высоко стоящее над горизонтом и горами солнце. И небо было синим-синим. И летели по нему, клубясь, белыми барашками облака. Будто ничего и не было. Ни войны, ни ледяной заснеженной серой ядерной зимы.
Дмитрий стоял в воде ногами, и даже не обратил на это внимание.
— Тоня! — позвал он жену — Антонина! Слышишь меня?! Снег тает Тоня!
Но в ответ тишина.
Дмитрий повернулся и вернулся в дом. И подошел к постели умершей жены. И только сейчас он понял, что Антонина умерла.
— Тоня — он произнес тихо и произвольно, видя ее умершую в постели под овчинным одеялом — Тоня снег тает и кругом вода. До сараюшки не дойти теперь. Все затопило. Тоня. Ты спишь, ну спи, а я пойду Борьку покормлю. И посмотрю как там он. Не утонул в этой воде. Это он про единственного выжившего у них и прожившего всю зиму здоровенного хряка. Тот хряк, один из немногих выживших животин деревенских, что миновала в холодах лютой ядерной зимы смерть. Тогда в те годы много подохло от голода и холода скотины у соседей в их и соседних деревнях в маской лесной глуши. Кого то, просто не дожидаясь, пока сдохнут съели. Особенно в первую очередь всех кур, гусей и уток. Пытаясь выкормить хотя бы коров, но все равно большинство остались без живности своей в своем деревенском хозяйстве. И жили на одной картошке и тому, что смоли вырастить в своих домах. С риском совершая походы в засыпанный снегом лес. За дровами для печек. Чтобы поддерживать постоянное тепло и в доме и в своих домашних амбарах и сараюшках.
Благо еще помогали военные. Они привозили всю зиму продукты из своих закрамов и подземных ракетных складов. Из Советских еще военных продовольственных запасов. И из того, что отбивали у продовольственных конвоев Скайнет, идущих по лесным и горным дорогам в лаборатоную крепость цитадель S9A80GB18. Для прокорма военнопленных Скайнет. Это было конечно не здорово, но надо было выживать самим и военные ракетчики делали вылазки, рискуя собой.
Из продуктов чаще всего были консервы. И на этом было спасибо.
И Дмитрий помнил как это. И Борька выжил, благодаря ему, и его стараниям и постоянному в сараюшке потдерживаемому всю лютую зиму теплу. И стал дорог Дмитрию не меньше, чем человек. Как родной. Он с ним даже стал разговаривать. Особенно сейчас, когда не было сыновей.
Он, оставив умершею Антонину, пошел снова в сени дома. И, надев резиновые калоши на валенки, и ватную фуфайку, вышел из дома и пошел проведать хряка Борьку. Теперь только Борька остался у него. С кем он мог хотя бы поговорить. Хоть Борька только в ответ ему хрюкал. И тем не менее. Это единственное, что у Дмитрия теперь осталось.
Он подумал, снова о сыновьях. И заплакал, подойдя к сараю, где хрюкал громко хряк Борька. Он подумал, что им скажет, если Иван и Алексей вернуться домой. Расскажет, как не уберег отец их мать.
Дмитрий оперся рукой о дверь сарая и прислонил к руке и зарыдал, громко навзрыд. Только сейчас до него дошла боль утраты. И цена всей потери. И невосполнимой семейной утраты. Смерти человека, с которым он пережил ядерную войну и зиму в этой деревне. Вместе с двумя сыновьями, которые где-то теперь далеко от него. И он теперь один. Один и только Борька. Остался с ним. Единственное живое существо на всем свете.
