Повешенный (СИ) - Вязовский Алексей (е книги txt, fb2) 📗
Ждать пришлось почти до обеда. Завтрака так и не случилось, ежедневного проветривания камеры тоже. Судя по тишине в коридоре, и утреннего развода караульных не было. Наконец, вдалеке загромыхали замки, послышался плеск воды и чье-то чертыхание. Судя по голосам, к моей камере приближалось несколько человек. Пришлось срочно натягивать мокрые сапоги.
Открылась дверь — в камеру вошли сразу трое недовольных надзирателей, двое при ружьях, с примкнутыми штыками.
— Встать, лицом к стене!
Я послушно встал с кровати, исполняя приказ, мне тут же стянули руки за спиной простой веревкой. Спасибо, что кандалы не надели! Один из тюремщиков начал собирать в вещевой мешок мой скромный скарб, другой набросил мне на плечи шинель, которая из-за его небрежности чуть не упала в воду.
— Что-то случилось⁈
— Молчать! Вопросы задавать запрещено.
Рывок и меня потащили из камеры в коридор. Воды там было уже по щиколотку, она ручьями стекала по ступеням. Сапоги, пропитавшись холодной водой, противно хлюпали. Поднявшись на два пролета, мы наконец, оказались наверху, где было прохладно, но хотя бы сухо. Тут меня встретил майор Турубанов. Начальник тюрьмы мрачно смотрел в зарешеченное окно на творящееся за ним безобразие. С неба лило, как из ведра, на улице было темно, словно на закате. Странные у них тут весной дожди — как в тропиках…
— Илья Сергеевич, а что происходит?
— Наводнение, Павел Алексеевич. Да такое, что сроду не видали! Третий день льет не переставая, да еще Ладога из-за тепла вскрылась, и пошла нагонная волна. Из-за этого все казематы через сливные трубы и затопило.
Я проследил за взглядом майора. Внутренний дворик тюрьмы весь был под водой, ливневка совершенно не справлялась. Хотя какая уж ливневка, есть ли она тут вообще? В лучшем случае прокопали дренажные канавы, по которым вода самотеком уходит в ров, что перед крепостной стеной тюрьмы. Или течет прямиком в Ладогу по подземному отводу.
— «Разверзлись хляби небесные…» — процитировал я пришедшие на ум слова из Библии.
— Книгу Бытия цитируете? А я слышал вы безбожник, Павел Алексеевич, от причастия отказались?
— Церковь и вера в бога — это совершенно разные для меня вещи — пожал я плечами — и сильно сомневаюсь, что Господу нужны посредники, чтобы услышать чаяния людей. Особенно такие, как попы из Синода.
Турубанов хмыкнул, но оставил мои крамольные заявления без комментариев.
— Все узники на время переводятся на первый этаж — майор кивнул в сторону арестантских, где нас с Петром «оформляли» по приезду — Жду курьера с приказом от Его императорского величества. О случившемся бедствии я государю уже сообщил, поскольку имею право личного доклада на прямую, минуя его канцелярию.
— Так это же отличная новость! — с сарказмом произнес я — Вот царь нас всех и спасет.
— Все насмешничаете?
— Что вы⁈ Не имею такой привычки. Только на помощь императора и уповаю!
Турубанов недовольно поморщился и махнул рукой надзирателям, чтобы те отвели меня в арестантскую. Мое новое «жилище» оказалось в самом конце коридора. Тут было несколько узких камер, которые запирались не привычными дверями с окошком, а решетками из толстых прутьев.
Я стянул мокрые сапоги и брюки, оставшись босиком и в одних подштанниках, отжал низ штанов и развесил их просохнуть на стуле. Натянул сухие запасные носки и сделал несколько разогревающих движений, поскольку в камере было прохладно. В животе заурчало от голода… Завтрак мы пропустили, обед тоже под большим вопросом — похоже майору сейчас не до кормления узников. Вообще-то по такой погоде могли бы и печурку в камере затопить!
— Что вы делаете, сударь? — со стороны коридора раздался мужской голос. Причем, знакомый. Певец!
— Разогреваюсь, чтобы не заболеть.
Я подошел к прутьям решетки. В камере напротив, за таким же ограждением стоял высокий мужчина с длинными темно-русыми волосами, собранными в хвост. Вся верхняя часть его лица, включая нос, была скрыта странной маской из черной кожи. Открытыми оставались только рот и подбородок, но из-за усов и бороды даже возраст узника определить было невозможно, не то что разглядеть черты его лица.
Одет он был в очень поношенный сюртук и брюки и, так же как я стоял в одних носках.
— Кем вы будете, милостивый государь? — вежливо поинтересовался «маска».
— Бывший граф Стоцкий — я с иронией отвесил поклон — К вашим услугам.
Расшаркивающийся офицер в подштанниках — это натуральный сюр. Сразу вспомнился проигравшийся генерал Чарнота из булгаковского «Бега».
— Это который же Стоцкий? Младший или старший? — поинтересовался мой визави
— Старший.
— Павел Алексеевич?
— Да, это я. С кем имею честь? — я чуть не рассмеялся. Уровень фантасмагории все рос и рос.
«Певец» покачал головой.
— Я должен остаться инкогнито. Для вашей же пользы. Неизвестно, как все повернется — знание моего имени может принести вам несчастье.
— Даже так? — удивился я, присаживаясь на шинель, брошенную на пол — А почему на вас эта странная маска?
— И об этом я умолчу. По той же причине.
Умолчит он… В истории России была всего одна «железная маска» — свергнутый император Иоанн Антонович. «Правил» правнук царя Иоанна V недолго, будучи совсем младенцем. Его семью из Брауншвейгской ветви быстро свергла Елизавета — шустрая дочь Петра Великого, та самая «веселая императрица», взошедшая на трон на штыках гвардейцев. После чего она заточила все это семейство черте куда. В Холмогоры? Даже и не припомню точно… А вот Иоанна Антоновича убили именно здесь — в Шлисской крепости, при попытке заговорщиков освободить его. В любом случае это было лет шестьдесят назад, а то и больше.
— Сколько же вам лет? Это, надеюсь, не секрет?
— Тридцать пять исполнилось недавно.
— И сколько вы тут сидите уже?
— Больше пяти лет — «маска» тоже переместился на пол, по моему примеру. Запрокинул голову, опершись затылком о стену — Спасибо дару, он у меня сильный. Не одаренному здесь трудно выжить.
— Для человека, который провел в этой тюрьме пять лет, вы рассуждаете очень здраво. Я уже через месяц, проведенный в местном каземате, чуть не тронулся умом…
Тут я понял, что ляпнул бестактность. Черт, как неудобно-то получилось.
— Продолжайте, Павел Алексеевич — коротко хохотнул «маска» — Заканчивайте вашу мысль. Ладно… давайте я закончу. В тюрьме есть свою плюсы, как ни странно. Арестанты не болеют моровыми поветриями, их не убивают на войне, тут можно упражнять до бесконечности свой родар… Особенно, если вами не заинтересовались инквизиторы и не иссушили источник.
— Какой он у вас, кстати? — прервал я узника — Ваш родар…
— У меня их два. Один… Про один я умолчу с вашего позволения. А второй — это Безупречная память. Я не забываю ничего, что увидел, услышал или прочитал. Очень безобидный, но и очень полезный дар в одиночной камере. Можно до бесконечности перебирать свои прошлые воспоминания, заново проживая каждое мгновение. Ах, сколько раз я проигрывал все наши беседы с… впрочем, не важно с кем.
— Как же вас все-таки называть?
— Зовите маской. Я уже привык.
Тут я конечно, заартачился и начал настаивать хоть на каком-нибудь имени, пусть даже и вымышленном. Ну что за клички между приличным людьми? Мы же интеллигентные зэки! После некоторых препирательств «маска» все-таки назвал мне имя — Алексей.
— Стало быть «защитник» — резюмировал я — Это же греческое имя?
— Элладское — вежливо поправил меня Алексей — Так и есть. Только, увы, защитить я себя не смог.
— Кому же вы так неосторожно перешли дорогу?
— Павел! — голос «маски» предупреждающе зазвенел, стал резким, грудным.
— Понял. Больше никаких вопросов о вашей тайне. Давайте, тогда сменим тему!
— Давайте.
Мы обсудили наши скорбные перспективы насчет еды — отсутствие завтрака, обеда и возможный пролет с ужином. Пошутили, что «скорее бы уж Пасха» — будет шанс разговеться. Я все больше проникался симпатией к этому стойкому, неунывающему человеку. И по-прежнему надеялся, что к нам вот-вот приведут Петра Южинского. Но нет. Решетки громыхали, только где-то вдалеке. Похоже, Петю посадили в самую дальнюю от нас камеру. Кричать его имя на всю тюрьму я не рискнул — мы и так с Алексеем старались говорить вполголоса, чтобы нас не услышали стражники. А то у Турубанова хватит ума запереть меня в какой-нибудь одиночке.
