Охотник за смертью: Война - Грин Саймон (книги бесплатно без регистрации txt) 📗
Он ударился плечом о ножку стола и рукой смахнул это препятствие со своего пути. Снова попытался вызвать рвоту, но желудок был уже пуст, и он прополз через блевотину.
Дрожь у него началась, когда он шел вверх по узкой лестнице за баром. Сначала он решил, что это реакция на то, что он только что чуть не погиб или напряжение от битвы со столькими противниками сразу. В конце концов тяжелый ведь был день.
Но становилось хуже. Голова поплыла, глаза переставали видеть. Неудержимо затряслись руки, ноги все сильнее подкашивались, и наконец он пошел, шатаясь, как пьяный. Как-то он смог добраться до верхнего этажа, упираясь плечом в стену, чтобы не упасть. Комната была далеко, но он все же успел дойти и даже закрыть за собой дверь до того, как свалиться в приступе выворачивающей рвоты.
Голова его уперлась в новое препятствие. Он едва ли это почувствовал и не сразу понял, что дополз до стены и дальше двигаться некуда. Оуэн заставил себя повернуться, рыча от невероятной боли, и прислонился спиной к стене, стараясь сесть более или менее прямо. Боль была сильнее всего, что он знал, как будто он горел заживо. Комната расплывалась, по щекам катились беспомощные слезы.
— О Господи, что это со мной? — спросил он вслух и сам поразился слабости своего голоса.
— Побочный эффект постоянного форсажа, — отозвался Озимандиус. — Я же тебя предупреждал. Что бы ни сотворил с тобой Безумный Лабиринт, ты все еще человек. Слишком часто и слишком надолго ты форсировался, и теперь за это расплачиваешься. Свеча, горящая вдвое ярче, сгорает вдвое быстрее — помнишь? Ты положился на изменения, которые сделал в тебе Лабиринт, но, кажется, у тебя до сих пор есть пределы. Пределы человека. Твое тело само себя сжигает, и у тебя не осталось ничего, чем загасить огонь.
— Не может быть, чтобы я ничего не мог сделать! — произнес Оуэн, проталкивая слова сквозь стучащие зубы. Его бросало то в жар, то в холод.
— Боюсь, что твои возможности довольно-таки ограничены, Оуэн. Можешь снова включить форсаж, но в конце концов от этого будет только хуже. Повреждения можно было устранить в регенераторе, но мне неизвестно наличие таковых в Мистпорте. Или можешь отдаться на милость того, что на этой планете считается медициной, но я этого не рекомендую.
— Черт тебя побери, Оз… помоги!
— Извини, Оуэн, но ты сам с собой это сделал. Я ничего сделать не могу.
— Оз… я умру?
— Не знаю, Оуэн. Шансы против тебя.
— Оз…
— Тихо, Оуэн. Все в порядке. Я здесь.
В дверь вежливо постучали. Оуэн скрипнул зубами от боли и выдавил из себя слово:
— Да? — После паузы раздался неуверенный голос:
— Лорд Дезсталкер, Совет города просил бы вас присоединиться к ним в зале. Ваш совет и поддержка необходимы весьма срочно.
Оуэн сглотнул слюну пересохшим ртом, борясь с непослушными губами. Они онемели, а язык распух. Надо ответить, иначе посыльный войдет посмотреть, что случилось. А Оуэн не может допустить, чтобы его видели в таком состоянии. Если он выживет, никто больше не будет в него верить. Его будут считать инвалидом и отпихнут подальше в тыл. Нет, черт побери, калекой он жить не будет. А если придется умирать, он предпочитает делать это не на публике. Потом до него дошло, что посыльный все еще ждет ответа.
— Я скоро спущусь, — сказал он как мог громче и яснее. Еще одна пауза, и тот же голос весьма уважительно произнес:
— Лорд Дезсталкер, началось вторжение на Мистпорт. Вы, наверное, слышали взрывы. Мне приказано было вас сопровождать…
— Я же сказал, что скоро спущусь! — крикнул Оуэн, не думая о том, как звучит его голос.
Слышно было, как посыльный пошаркал у двери в нерешительности, потом повернулся и пошел вниз по лестнице. Оуэн невесело усмехнулся. Изо рта с отвисшей челюстью свисали толстые нити слюны. Он было думал, что Лабиринт сделал его сверхчеловеком, вывел за пределы человеческих возможностей. Оказалось, он ошибся. Он все еще только человек, и он докажет это так, как делает каждый человек, — умрет. Он попытался выпрямиться — не вышло. Голова становилась все тяжелее, склоняясь вперед, подбородок уткнулся в грудь. Оуэн слышал собственное дыхание — громкое, хриплое и очень трудное.
Боль начала уходить. Еще чуть раньше он бы увидел в этом надежду, но сейчас он знал, что это значит. Он умирает, и тело отключается нерв за нервом. Ему бы хотелось, чтобы остальные сейчас были с ним. Они могли бы быть с ним связаны, могли бы помочь или просто… хотя бы составить компанию. Но, как всегда, он был наедине с собой. И с голосом у себя в голове, в который он не верил. Мелькнула неясная мысль, что надо бы помолиться, но это ему никогда не было свойственно. Так много остается неоконченного. Так много еще нужно было и сделать, и сказать, потому что всегда казалось, что будет еще время… И он так и не сказал Хэйзел, что любит ее.
С треском распахнулась дверь, и в проеме показалась Хэйзел д'Арк. Остолбенев в первый момент при виде Оуэна, она тут же бросилась вперед и встала рядом с ним на колени. Взяв его за руку, Хэйзел хмыкнула, почувствовав ее холод, и тут же отработанным движением нащупала пульс. Другую руку она поднесла ему ко лбу, скривилась, ощутив жар, и стряхнула пот с руки себе на брюки. Проверяя его пульс по своим часам, она одновременно расстегнула на нем воротник, чтобы ему было легче дышать.
— Дезсталкер? Ты меня слышишь? Оуэн! Ты знаешь, что с тобой?
— Перебрал с форсажем, — сказал он или подумал, что сказал. Говорить было трудно. Он даже не был уверен, что Хэйзел и в самом деле здесь. Может быть, он просто хочет, чтобы она тут была. И тут голова его качнулась от резкой пощечины.
— Не уплывай, Дезсталкер! Ты сказал «форсаж»?
— Побочный эффект, — хрипло произнес он. — Рвет меня на части. Сжигает. И Лабиринт больше не спасает.
— Фигня, — убежденно заявила Хэйзел. — Помню, ты меня предупреждал насчет опасностей форсажа. Привыкание, которое может привести к смерти. Проклятие и соблазн Дезсталкеров. А, черт! Держись, Оуэн. Продержись, пока я врача найду.
— Нет! Врачи тут не помогут, Хэйзел, я вот что хотел тебе сказать…
— Все путем, Оуэн, я понимаю. И это мне хорошо знакомо.
Ты не умираешь, Оуэн, это называется отходняк. Я побуду с тобой. Я помню, каково мне было при отходняке после Крови.
— Ты не умрешь, ты только будешь очень хотеть умереть.
Она села рядом с Оуэном, обхватила его руками, стала укачивать, как ребенка. Руки ее были уверенными и сильными. От нее к нему потекло ощущение мира и спокойной силы. Постепенно утихли дрожь и мышечные спазмы. Боль уходила, как вода, всасываемая бездонным колодцем. Лихорадка отступила, снова стало легче дышать. Они снова были связаны. И сила текла от нее к нему. Их разумы были разделены, и Хэйзел держала прочный барьер между их мыслями, но физически они все более и более синхронизировались, пока наконец не ушло последействие форсажа, боль его была исцелена, и Оуэн снова стал сам собой. Они еще посидели вместе, и Хэйзел все еще держала его в объятиях.
— Отлично, — сказал Оуэн. — А тебе тоже понравилось? Хэйзел оттолкнула его со смехом.
— Ты опять за свое, жеребец. Давай, поднимайся. Они там внизу уже тебя обыскались.
Они поднялись с пола и улыбнулись друг другу. Никто из них понятия не имел, что надо сказать.
— Спасибо, — произнес наконец Оуэн. — Ты меня спасла. Я мог бы тут загнуться, но ты меня вытащила. Я и не знал, что ты такое можешь.
— Ты еще много чего обо мне не знаешь, Дезсталкер.
— Что правда, то правда. А где Сильвер?
— Где-то на улицах. Сражается за свой город. Я его никогда не держала за героя, но, кажется, сейчас убеждаюсь, как могу ошибаться в людях.
— Ладно, — сказал Оуэн, — никто из нас не идеален. Это было настолько близко к извинению и прощению, насколько могло быть, и оба они это знали и потому заговорили о другом.
— А ты знаешь, — сказала Хэйзел, направляясь к дверям, — это ведь может повториться, если будешь так часто форсироваться.
