Сын убийцы миров (СИ) - Шатилов Валентин (книги полностью .txt) 📗
– Э-эй! – прикрикнула я, вновь прячась за свое ненадежное укрытие. – Не шали! Ты, лыцар Гаврила, расскажи лучше почему это тебе пришлось меня нести так, будто я – не я, а мешок с картошкой?
– С чем? Это еще что?
– Картошки не знаешь? Темнота! Потом расскажу. Мне сейчас главное – узнать подробности про события в спальне. Там ведь что-то произошло? Ты же меня от чего-то спас?
– Известное дело. И тебя, и брата твоего названного. Кто ж такую подставу себе устраивает? Выйти безгривенному на песок! Это ж додуматься надо! Вот и накрыла вас кручень карачунная! Зачем высунулись из потайки своей? Хорошо, я тут оказался, услыхал человеческий голос.
Так вот кто ходил ночью внизу! А я думала – чудится…
– И потайку вашу случайно отыскал – до того еще как вас услышал… А не то… Что ты, Серега, говорил-то все время – помнишь ли хоть что-нибудь? Во-во, не помнишь…
– Какую потайку, о чем ты? – прервала я.
– Да эту ж вот! Где мы сейчас укрылись. Это ж ваша потайка? Здесь отсиживаетесь? Или еще где-то от пустохляби укрытие надыбали?
– Укрытие от пустохляби? От песка?
Я посмотрела под ноги. А ведь и правда! Здесь, в этом мраморном зальчике, песок отсутствовал! Пол был чист. Относительно. Пыль все-таки имелась, но без малейшей примеси белоснежных песчинок.
А ведь олегова мать в своей записке упоминала о пустохляби… Кажется, что-то о ее расползании… Значит, все-таки песок – это и есть та катастрофа, о которой Шагирова предупреждала сына! Не радиация, а простой песок. Или не простой?
– Как ты назвал ту болезнь, что нас с Серегой накрыла?
– Кручень карачунная, – охотно пояснил Гаврила. – Да она любого накроет, кто на пустохлябь голышом сунется. Ну, то есть, без гривны.
– А чем она опасна?
– Ничем не опасна. Да и не болезнь это вовсе. Так, морок, который пустохлябь насылает. Ежели вовремя сойдешь с песочка – жив-здоров. Не сойдешь – там и останешься. Болеть не будешь – просто будешь стоять себе посреди песка и стоять. До самой смерти. Как ты, Елена, стояла. Или болтать – как ты, Сергей Михайлов. А еще, говорят, некоторые безгривенные молиться начинают. Все молятся и молятся – пока песочек из них все жизненные соки не высосет. Вот такая она – кручень карачунная.
– То есть… – я совсем растерялась. – Ты хочешь сказать, что нам с Серегой на песок становиться нельзя?
– Никак! – подтвердил Гаврила.
– И это потому, что у нас нет гривен? Но это же неправда! Мы же полдня толклись по этому песку – и ничего!
– Когда это?
– Сегодня… Или уже вчера… Днем, короче!
– И что – ничего не было? – не поверил Гаврила.
– Да не было! В том-то и дело! Если б хоть что-нибудь такое… карачунное было, разве бы мы устроились в спальнях, среди песка?
– А может, вас туда пащенок шагировский специально выгнал? – задумчиво предположил Гаврила.
– Олег? – поразилась я. – Зачем?
– Откуда ж мне знать? Уморить вас решил. Надоели вы ему. Или обидели чем. Князья – они такие! Чуть что не по ним – головы не сносишь! А он, хоть и княжич только, но того роду – шагировского, змеиного…
– Хватит болтать глупости! – возмутилась я
– Да, не нужно наговаривать на Олежика… – поддакнул Серега.
– А вот вы сами посудите, – принялся объяснять Гаврила. – Вас он выгнал туда, а сам ведь где-то здесь прячется? Не пошел с вами в спальни! Не было его там, когда я к вам пришел. Значит, не пошел он с вами. Правильно я говорю? Не пошел?
– Да как же он мог пойти с нами? – возмутился Серега. – Ведь он домой ушел!
– Куда? – вцепился в него Гаврила. – Где у него вторая потайка?
Вот же мстительный лыцар… Как бы предупредить Олега о том, что у него здесь завелся лютый враг?
– Постой-ка… – потерла я виски, пытаясь сообразить. – Ты обвиняешь Олега, что он не испугался песка. Но ты же и говоришь, что тем, кто в гривнах, тем песок и не страшен?
– Конечно не страшен, ведь…
– Постой, не тарахти. То есть ты думаешь, что у Олега нет гривны?
– Ох, и языкастая ты… А как я еще могу думать?
– Но ведь на самом деле у Олега есть гривна!
– Откуда? Ты, дивчина, что-то путаешь. Знаешь, умельцы делали раньше такие детские повязочки. Ты не думай, настоящая гривна вот, – он даже чуть расшнуровал тесьму на рубашке, чтоб мне было видней. – А у него игрушка, в которой проку никакого и нет! Сама рассуди – откуда она может быть у него? Ведь, я так понял, что мать его жива? Значит, их родовая княжеская гривна по имени Филумана, знаменитая во всех пределах, все еще на ней!
– Но у Олега есть гривна! – упорствовала я. – Даже не одна!
– Ну вот видишь – не одна! – рассмеялся Гаврила, как будто это все объясняло.
– Да, не одна! Кроме шейной гривны у него еще пястные, ножные…
– Ой, умора! – закатился Гаврила. – Ой, Елена! Вроде умная ты, а сама – дура-дурой! Поверить, что простые повязочки – это настоящие гривны, это надо ж!…
– Самые настоящие, – возмутилась я. – Он мне одну даже давал поносить немного…
– Ой, не могу! – Гаврила чуть не свалился от смеха под лавку. – Ой, Елена, ой простодырая душа!… Да если б гривну можно было снимать-надевать как шапку или как кушак – да тогда бы ни антов не было, ни голутвенных, а все были бы как князья! Это ж надо такое придумать – снял гривну, отдал поносить… Ой, держите меня, помру от смеха!…
– И все-таки он давал мне гривну.
– Лады, лады, не таи на меня обиды… Я ж не думал, что такие выдумщики бывают, как твой княжич… И такие доверчивые девушки как ты. Хотел бы я взглянуть на этого пройдошного малого… Да уж будь по вашему, не желаете показывать, где княжич прячется – не надо. Сам выйдет. Долго не усидит. Вот тогда мы с ним и потолкуем.
Это звучало как угроза.
– А ты, оказывается, смельчак! – сообщила я презрительно. – Не боишься, значит, выходить в бой на маленького мальчика! Да еще и один на один! Надо же!
– А чего там выходить, – сказал Гаврила (несколько обескуражено). – Какой еще бой…
– Вот и я говорю – отчаянной храбрости наш Гаврила, просто отчаянной! Народный мститель да и только!
– Хватит глумиться, – не выдержал он. – Может, и не прибью я его, княжича вашего. Отвезу в царов стан, под Скарбницу. Пускай там решают, что с шагировским семенем делать.
Проснулась я от жуткого холода, сковавшего все внутри. В ледяной темноте не наблюдалось ни единого просвета.
– Серега, Гаврила… – чуть слышно просипела я.
Нет ответа. Если не считать за таковой заливистый храп, раздававшийся сразу из двух углов нашего небольшого мраморного убежища.
Нет, так жить нельзя! Еще пара минут, и я окончательно превращусь в ледышку!
Стуча зубами и чуть слышно подвывая, я сползла с каменной скамьи. Сначала на четвереньки, а потом встала во весь рост. Укутала плечи одеялом, потопталась, разогреваясь. Сделала несколько шагов на пробу. Получилось. Сделала еще несколько.
Наткнулась на что-то теплое. Не горячее, не обжигающе-раскаленное, как хотелось бы, но все-таки более приятное чем голый гладкий мрамор. Да и просто деревянное.
На дверь.
За которой такая теплынь!
Там же, правда, обитает и страшный карачун (так его, кажется, называют)… Но ведь я целый день пробыла там – и никакого карачуна не встретила! Может быть, он выходит по ночам? А вдруг снаружи уже наступило утро, и мы зря прячемся?
Хорошо бы это узнать. И есть даже способ узнать – просто пойти да посмотреть.
Я приоткрыла дверь и выглянула.
Темнота за дверью была ничуть не светлее, чем в нашей комнате. Но все-таки не столь ледяной. Или кажется?
Я открыла дверь пошире, переступила порог, пошарила впереди свободной правой рукой (левая судорожно сжимала на груди края одеяла). Удостоверилась, что препятствий на пути нет, шагнула дальше.
Под кроссовками скрипнул по мраморному полу песочек. Тот самый, страшный?
Я остановилась, прислушиваясь к себе. Если начнутся всякие штучки с раздвоением-растроением личности, а также потянет на разговор с собственными пальцами, можно будет сделать один-единственный шажок назад, и сразу окажешься в безопасности. Очень-очень холодной безопасности.
