Нулевая борьба. Пролог (СИ) - Косачев Александр Викторович (книги без регистрации .TXT) 📗
— Готовы? — спросил ведущий. Участники подняли руки. Голограмма прошлась по лицам соперников, быстро переключаясь с одного на другое.
— Начали!
Дебютант дал команду химере, а сам с криком и лазерным мечом побежал на врага. Чемпион опустил шлем и вышел вперед, принимая удар на себя. Носорог с разгона врезался в него, но не смог сбить с ног. Чемпион ударил лазерными когтями в шею химере, и та захрипела, захлебываясь в крови. В падении она успела обернуться на своего хозяина, который, подбежав, замер в шоке. Дебютант перевел взгляд на своих противников, затем на свою химеру… и бросился бежать. Химера чемпиона в несколько прыжков догнала дебютанта, схватила беглеца огромной лапой, затем второй и, подняв его над головой, разорвала пополам. Голограмма фейерверком показала разлетающиеся кишки, органы и кровь, падающую на песок. Толпа бесновалась, оглушая радостными возгласами, а парень совершивший ошибку, смотрел пустым взглядом в песок, поплатившись за неё своей жизнью. Из всех зрителей, наверное, я был единственным, кто не радовался глупой смерти. Кровожадность людей поражала.
— Триумфальная победа! — сказал ведущий.
Я фыркнул. Развернулся и хотел уйти, но заметил, как Гем смотрит на химеру победителя.
— Ну, что, может быть, есть те, кто готов сразиться? — спросил ведущий.
Гемелла посмотрела на меня, затем перевела взгляд на арену и двинулась туда, как бы говоря «я хочу сразиться». Я смотрел на неё, видел её рвение, но про себя думал, что это безумие, что нечего нам там делать, ей нужен отдых от недавнего боя. Наш безмолвный спор заметил ведущий, который выискивал претендента в толпе.
— Кажется, у нас есть претендент!
Свет упал на меня, и голограмма отобразила меня на весь стадион. Я жестом показал ведущему, что он ошибся и я не собираюсь выходить.
— Это ведь наш недавний победитель, — сказал ведущий, — почему нет?! Давайте все вместе попросим его выйти и показать нам шоу!
Толпа начала скандировать: «Давай! Давай! Давай!». Гем уставилась на меня.
— Пошли! — строго сказал я Гемелле и повернулся, чтобы уйти. Она послушалась. Толпа закричала: «У-у-у!».
— Ну, давай же! — произнес ведущий.
Я помотал головой, мол, нет, и помахал рукой у шеи, что означало «завязывай». Ведущий меня услышал.
— Очень жаль. Мог бы выйти красочный бой. Ну, что же, может, кто-нибудь другой? Кто-нибудь?
Толпа провожала меня, выкрикивая «Фу! Трус!», а я шел, игнорируя весь этот шум, создаваемый пустоголовыми идиотами. Гемелла следовала за мной.
— Что, струсил?! — выскочил из толпы жирный мужик с огромным пузом, будто у беременной на девятом месяце, и начал брызгать слюной: — Давай! Сразись со мной! Что ты, давай! — провоцировал он, при этом толкая меня в плечо. Гемелла зарычала. Суматоху заметил ведущий и перевел внимание на нас.
— Кажется, сейчас будет жарко! — произнес он, и мы очутились в голограмме над стадионом.
Сбоку мне в голову прилетел стаканчик с каким-то сладким напитком, облив всё моё лицо противной, липкой жижей. И тут моё терпение иссякло. Я сжал кулаки, отчего костюм активировался, но толстяка это только раззадорило и он ударил меня правой рукой. Костюм затвердел и полностью погасил всю силу удара. От этого толстяк схватился за отбитую руку, а я взял его за ляжку и плечо и отбросил назад на несколько метров с такой силой, что тот покатился по ступенькам, как тающий кусочек масла по раскаленной сковороде. Весь стадион замер. А я молча продолжил идти вперед, будто вышвырнул какой-то мусор со своей дороги. Больше никто не смел мне мешать. Ведущий, также удивленный, лепетал что-то невнятное, переходя на новую тему о победителе. Но даже победитель молчал в тот момент. Во мне кипела злость и какая-то внутренняя обида на людей. Вся эта их жестокость, откуда она?! Им бы только кровавых зрелищ, и плевать, погибнешь ты там или нет! Плевать, сколько сил и лет в это всё вложено. Это ведь не они участвуют. Им и правда плевать! Им нужен фейерверк из внутренностей, разорванные тела, треск ломающихся костей и стоны проигравших ради увеселения толпы в последние секунды жизни. С каких пор подобная жестокость стала нормой? Эти баталии давно вышли из-под контроля. Мир буквально развалился, а они всё уняться не могут. Сумасшествие стало нормой, а они и рады: кричат, ликуют, делают ставки и восхваляют убийц. Тысячи людей на стадионе, миллионы зрителей — и всего лишь пара невинных участников, по приказу своих хозяев развлекающих в смертельной баталии весь этот недостойный сброд. Может быть, я злюсь из-за того, что не выспался, может, из-за погибшего по глупости парня, на месте которого однажды мог оказаться и я, а может, я просто стал чужим для этого мира. Я не могу сказать точно, что случилось со мной в тот момент, но мне стало безумно противно от увиденного на стадионе. Мне больше не хотелось в этом участвовать и быть частью этого прогнившего мира, который, как мясорубка, старается тебя перемолоть и скормить какому-нибудь ленивому желудку.
Поначалу я злился на мир. А после того, как успокоился, задумался: если вокруг все жестокие, то это со мной что-то не так, ведь даже Ромеро, которого я глубоко уважал, был достаточно бесцеремонным к другим людям. Разве есть еще такие, как я? Ну, может, и есть. Но это абсолютное меньшинство, которое с таким мировоззрением вынуждено разве что страдать. А раз так, нужно приспосабливаться к вновь открывшемуся миру. И теперь стоило бы сделать выбор: кто я, волк или овца? Вопрос, который, наверное, каждый должен однажды задать себе, прежде чем менять свою жизнь. В овцы я не годился, а если бы и угодил в стадо, то явно был бы паршивой овцой. Волк из меня тоже получался никудышный из-за ноющего чувства справедливости. Химера? Может быть, и химера. Говоря поэтично, если волк будет вести себя, как овца, его даже овцы не примут. Важно знать своё место. Люди не видят полутонов, поэтому нужно четко обозначать свои позиции. Поэтому я буду либо волком, либо меня сожрут... А мертвым быть как-то не хочется.
Вечер дышал прохладой. От кружки с кофе шел пар. Гемелла уже улеглась на кровати, а я, усевшись на подоконнике, вновь погрузился в личный дневник Ромеро.
Запись 81. «Гусёныш оказалась весьма способной химерой. В ней явно прослеживаются интеллектуальные способности, которые, к сожалению, у меня нет времени развивать. Но она не сдается и старается всему учиться. Былой агрессивности в ней я больше не наблюдал».
Запись 82. «Заметил, что дневник стал журналом. Появилась какая-то научная чопорность. Думаю, это плохо. Личный дневник нужен, чтобы выговариваться, изливать душу, чтобы не случалось взрывных прецедентов, но сейчас этого нет. Может быть, я выгорел и больше не о чем говорить, но я постараюсь не замыкаться, пряча чувства глубоко внутри от самого же себя».
Запись 83. «Внёс изменения в препарат. Использовал на последней оставшейся химере. Сижу и жду теперь. Пытаюсь верить в лучшее».
Запись 84. «Ожидание — вещь долгая. Решил скоротать время с Гусёнышем. Обучил разным вещам. Оказывается, она меня даже понимает, словно маленький ребенок, только схватывает еще быстрее, но, к сожалению, не говорит. Для коммуникативного удобства решил научить говорить «да» и «нет»: да — поклон, нет — помотать головой. Я, конечно, не педагог и не психолог, но какая, к черту, разница? У меня и без этого были две замечательные дочки. Некоторые и с образованием — никудышные родители. Учи не учи ребенка, а пример он всё равно возьмет не со слов, а с поступков. И вот сейчас становится как-то не по себе от того, что Гусёныш, глядя на меня, впитает мою жестокость. Не знаю, почему это происходит, но родители всегда хотят видеть своих детей более чистыми, чем они сами. И я — не исключение. Пытаюсь понять это, но ничего дельного в голову не приходит. Наверное, раз уж дети действительно наша часть, причем, в прямом смысле, то мы стараемся эту часть сделать качественной, поскольку себя-то уже не переделаешь, а вот рожденное, новое — можно, ведь оно еще незапятнанное, так почему бы не слепить из этого лучшую версию себя?».
