Небо нас ненавидит (СИ) - Накул Александр (читаемые книги читать TXT) 📗
— Меродах создал человека. Помогая ему, богиня Аруру создала много людей. И сделала это зря — эти люди сразу начали мешать друг другу. Так шумели, как боги в утробе Апсу. Вы знаете, что люди и сейчас немало шумят, а тогда они ещё оказались в одном месте. Тогда Меродах решил создать землю, чтобы расселить на ней людей. Надо было строить так, чтобы каждый, кто не поладил с соседом, мог уйти далеко от обидчика и жить сам по себе. А когда Меродах закончил, он создал полевых зверей и другую живность. Создал он потом реку Хиддекель и определил, где ей надлежит протекать. И назвал всё это красивыми именами. Но даже это не понравилось людях. Они заполонили всю землю, переругиваются на своих нелепых языках, и намеренно их искажают, чтобы сосед не разгадал замысла соседа. Вот почему в наше тёмное время ни один человек не понимает другого. А язык богов уцелел лишь на табличках и в заклинаниях. И там же уцелел тот порядок, что завещали нам боги. Тот порядок, которого все жаждут и к которому никто не хочет вернуться…
Он вдруг умолк и взял тростниковую палочку.
— Сегодня ночью умер сторож священной библиотеки, называвшийся Ур-Шубух, — на этом месте сердце Арад-Нинкилим провалилась куда-то в желудок, — Смерть настигла его в библиотеке, во время ночного обхода. Могильщики, плакальщицы, уборщики исполняют положенные ритуалы. Син-шум-укин, привратник, заступает на его место. На место привратника заступает землемер Аред-Нинкилим, до положенного месяца, когда нам вновь потребуется его работа.
Послышался вскрик.
Юноша из землемеров, сидевший на четвёртом ряду, вскочил со своего места, рухнул на колени и раз за разом простирался, обратив лицо к изящной, ехидно усмехнувшейся статуи богини Нинкилим, что стояла далеко слева, простирался в её сторону раз за разом. Так простирается паралитик после счастливого исцеления.
Этот юноша был Арад-Нинкилим. Он страстно благодарил свою госпожу за очередную незаслуженную награду.
Глава 6. Обнажённый огонь
9. Бастард Квендульф
Квендульф первый раз в жизни был в этой части столичного города. Но даже с этим знанием за плечами он не ожидал обнаружить здесь кладбище. Он не мог даже предположить, как оно называется.
Кладбище было небольшим и древним. Деревья уже успели разрастись в небольшую рощицу и полностью скрывали могильные плиты. И только расколотое каменное колесо, что венчало ворота, напоминало, что за чугунными створками — не парк со святилищем, а место вечного успокоения.
А справа и слева — самые обычные городские домики в два этажа, с косыми черепичными крышами. Город спал и не замечал, что в его сердце спят мёртвые.
Куманская конница гарцевала у арки главных ворот. Они выглядели нервными удивительно чистыми. Похоже, им так и не удалось вступить в бой.
Прочие разгромленные повстанцы собрались здесь же, подтягиваясь переулками и палисадниками. Их было на удивление много, намного больше, чем он разглядел в замке.
Видимо, здесь были бойцы и из главного отряда. А может, и из других отрядов, ему неведомых. Квендульф недостаточно хорошо изучил своих соратников, чтобы это определить.
Все, не отрываясь, смотрели на то, что происходило у ворот. Новоприбывшие создавали небольшой шум, пытались понять, что происходит. Но в конце концов они пробивались достаточно близко, чтобы видеть, что происходит. И когда им удавалось разглядеть достаточно хорошо, они так и замирали, завороженные жутким зрелищем.
Квендульф обернулся и посмотрел на друга. Всё верно, Лейдольф тоже это почувствовал. Старший друг стоял, покачиваясь, словно пьяный, и оскалив зубы от предвкушения.
Квендульф разделял его чувство. Что-то в воздухе этого места возвращало боевой дух. Нелепая битва на мосту, огонь в Койванском замке, армия узурпатора, что наступает где-то совсем рядом — всё это не имело значения, словно осталось по другую сторону задёрнутого занавеса.
Сейчас Квендульф просто жаждал сражения. Ещё сильнее, чем на мосту. Он был готов сокрушить десятки, сотни, тысячи врагов.
Но надо осмотреть оружие. Чтобы оценить свою способность к убийству.
От первого же взгляда на рапиру у юноши застонало в животе. Похоже, металл лезвия оказался не особо хорош. Или юноша недостаточно ловко его вытащил из плоти врага. Он ещё слишком мало бывал в бою, чтобы научиться обращать на это внимания.
Лезвие рапиры переломилось — примерно на двух третях, ближе к рукояти. Рукоять по-прежнему была при нём, с коротким обломком, который сошёл бы за короткий кинжал, будь он хоть на толщину пальца шире.
Смотреть на него было настолько невыносимо, что Квендульф немедленно его спрятал. Каким-то чудом обломок держался в ножнах.
А вот трофейный меч радовал. До этой минуты юноша не успел даже толком рассмотреть свой трофей.
Надо сказать, посмотреть тут было на что.
Меч был старый и как раз по руке, по-настоящему проверенный временем. Его выковали ещё прежде правления узурпатора, — а может, и прежде эпохи Старой Империи. Рукоять была простая и отшлифованная, без гербов и рун, а клинок отплетали вошедшие прямо в металл серебристые полоски.
Если бы он бывал в священных городах, он опознал бы змеиный узор — тот самый, что украшал гадательную чашу Кити-Лишара.
Лезвие было изумительно острым. Похоже, его наточили прямо сегодня, днём и не успели пустить вход. Даже малоопытный глаз Квендульфа определил, что его точили специально, чтобы убивать человека без брони, в одной одежды. На панцирь или дикого зверя заточка нужна другая.
Откуда у гвардейца такая диковина? Квендульф боялся даже предположить. Возможно, он убил офицера. А ещё вероятней, узурпатор полагался на армии пограничных баронов и вооружил гвардию всем, что удалось найти в арсеналах Старой Империи. А сохранилось там, несмотря на полтора десятилетия воин, очень немало.
Если его схватят с этим мечом в руках, то повесят даже без установления личности. Этим, конечно, Квендульф сильно огорчит свою маму. Но он уже огорчал её не раз — и когда присоединился к мятежу, и ещё раньше, когда родился.
К тому же, человека с таким оружием совсем непросто схватить. О да, совсем непросто.
Несколько огорчённый потерей рапиры, но всё же довольный трофеем, юноша опять повернулся в сторону кладбищенских ворот.
Трое, что были в часовенке, теперь стояли в воротах, очерченные их полукругом — как заставочный картуш на первой странице очерчивает название книги. Они казались совершенно одинаковыми в этих длинных мантиях, с опущенными головами и красными поясами, которые, казалось, слабо сияли в ночном полумраке.
Несколько человек, тоже в монашеских рясах, подпоясанные верёвками, держали фонари. Их лица терялись во мраке, но недавно побелённая арка ворот проступала в ночи удивительно ярко, словно нарисованная белилами.
Сейчас что-то будет, — подумал Квендульф. И оказался прав.
Тот из троицы, что стоял справа, скинул капюшон и вышел на свет. И Квендульф узнал его, хотя видел во второй раз в жизни.
Это был монах Сибби. Его невозможно не узнать.
Вытянутая, как фасолина, бритая голова с ледяными, цепкими глазами. На левой скуле глубокий шрам, похожий на молнию. Шрам остался со времён Старой Империи, когда он сидел в одной башне с пастырем Оскером, который теперь стал советником в южном королевстве. Тонкие губы сжаты так плотно, словно скрывают змеиный язык.
Он говорил и двигался настолько механически, что казался скорее големом, которым управляет некий маг, что пожелал остаться неизвестным. Юноша подозревал, что так думают многие и что среди мятежников наверняка есть фракция, которая тоже так думает. Он просто провёл среди них недостаточно много времени, чтобы таких найти.
Признаться, Квендульф не доверял этому человеку с самого начала. И был удивлён, когда узнал, что беглый монах взял на себя командование главными силами.
— Он же не военный! — возмущался юноша.
— С этим ничего не сделаешь.
