Полуденный мир - Молитвин Павел Вячеславович (читаем полную версию книг бесплатно .txt) 📗
Мгал проверил, на месте ли кинжал, дав себе обещание не спускать глаз с девицы, которая при первой возможности без колебаний отправит его на свидание с предками, и подумал, что дувианцы не отличаются сентиментальностью. Отыскав знакомого старичка сторожа, Бемс поручил ему заботу об останках своего капитана и, вручив вместо платы за хлопоты захваченный в бою с гвардейцами меч, счел, по-видимому, свой долг перед покойным выполненным. Видя недоумение Мгала, он, правда, пояснил, что необходимый ритуал прощания они совершат в открытом море, как поступить с телом, старик знает лучше его, брать же на борт покойника, особенно бывшего капитана, — дурная примета, да и труп на такой жаре начнет быстро разлагаться.
— Итак, Лив по своей воле «Забияку» через Жемчужное море не поведет — она у нас упрямица, — вернулся к начатому разговору Фип, — и потому у нас есть выбор: либо заставить её вновь стать помощницей капитана, либо идти на Дувиан за человеком, способным её заменить. Но это отнимет много времени. Человека такого не враз сыщешь, к кораблю надо привыкнуть, узнать его, полюбить, только тогда он покажет, на что способен, и к тому же после нашего появления в дувианской гавани…
— …Половина стоящих в ней судов устремится за нами к сокровищнице, как бы ни старались мы сохранить цель плавания в тайне, — закончил Номбер.
— Именно так, — кивнул Фип. — Если же Лив вернется к своим обязанностям…
— Кто может заставить её, если она не захочет? — прервал его Мгал.
Пираты заулыбались, дивясь неосведомленности и недогадливости своего капитана. Фип открыл рот для неспеш-. ного и обстоятельного ответа, но Бемс опередил его и, ткнув' северянина в грудь коротким мясистым пальцем, прогудел:
— Ты! Ты заставишь! Она твоя рабыня и обязана подчиниться!
— Вот еще! Никогда не имел рабов! Да и ставкой, помнится, был «Забияка», а не свобода?
— И её свобода тоже! Фальяр по пьяному делу проиграл свою дочь Дижолю, а тот вместе с кораблем или, лучше сказать, как часть корабельного имущества завещал её тебе, — пояснил Номбер.
— Не понимаю. Она сражалась со мной и утверждала, что владеет половиной судна. Вы сами подтвердили это.
— Ну да, Дижоль называл её своей женой, и в качестве супруги она могла претендовать на часть его имущества. Дело можно было передать на рассмотрение в Совет мореходов, но свидетелей или документа о свадьбе у неё нет. О том, что она выкупилась или является вольноотпущенницей, — тоже, и потому Лив решилась прибегнуть к поединку. Выглядел ты после драки с гвардейцами неважно, и её меч дважды был в опасной близости от твоего тела. Удивительно, как это тебе удалось так быстро оклематься, Гиль небось потрудился?
— Он самый, — подтвердил северянин, поглаживая отросшую за время заточения бородку и размышляя о странных законах «граждан ста островов». — Значит, потерпев поражение, Лив стала моей рабыней, и вы считаете, её можно принудить помогать нам?
— Наконец-то дошло! Ты вправе продать её, бросить за борт, съесть в сыром или жареном виде! — заверил его Бемс и расхохотался собственной неуклюжей шутке.
— А главное — она знает об этом, — добавил Фип.
— И никто из команды не заступится за нее? Ведь вы плавали вместе, она ваш товарищ! — изумился Мгал.
— Она могла владеть половиной «Забияки» и идти с нами к сокровищнице Маронды, — вмешался Номбер. — Я сам ей это предлагал. Если бы она согласилась, мы не стали бы говорить тебе о том, что права её писаны на воде. Но Лив решила поступить по-своему, и теперь она такая же твоя собственность, как кинжал, алебарда или корабль. Кому придет в голову оспаривать твое намерение бросить свой кинжал в море или продать? Она твоя по закону, а мы чтим наши законы, иначе Дувиан давно был бы стерт с лица земли или поглощен морем.
— Хм! Вот так история! Но не могу же я в самом деле утопить или продать вдову Дижоля, а грозить попусту не умею и не хочу…
Бемс взглянул на северянина как на умалишенного, Номбер пожал плечами, а Фип после недолгих размышлений сказал:
— Скверное занятие — обижать вдову. Лив — девка правильная, но времени у нас мало. Когда Харголидова башня на Белом утесе скроется из виду, Оливетта должна приступить к своим обязанностям. Пусть Пелиара сменит Семе, и, клянусь Шимберлалом, девица быстро согласится занять место помощника и вести «Забияку» хоть в глотку Ахахиба.
— Будь по-твоему, — согласился Мгал. — А кто такой Семе?
— Корабельный кок, бабник и весельчак, каких поискать. Взглядом девок брюхатит, за это-то Лив его и недолюбливает. Зато он в ней души не чает, — ответил Номбер с таким видом, будто хлебнул скисшего вина.
— Пусть будет Семе, — повторил северянин. Он сознавал, что поступает не лучшим образом, но выбора у него не было. Ему нужен человек, умеющий управлять кораблем, а плыть за ним на Дувиан — непозволительная роскошь в их положении. Особенно если Заруг сумеет добыть судно и попытается настичь «Забияку».
Большой прямоугольный парус биремы, верх которого крепился к рее, развернулся, поймал ветер, и окованный медью таранный брус весело вспенил зеленые воды залива. Весла нижнего яруса были втянуты внутрь, весельные порты закрыты кожаными пластырями, так как даже при небольшом волнении в них могла просочиться вода.
Расхаживая по катастроме, тянувшейся по оси корабля от бака к корме, Толеро хмуро поглядывал на суетившихся моряков, то и дело отпуская едкие замечания в адрес тех, кто : отличался, на его взгляд, нерасторопностью и ленью. Среди набранной по случаю спешного отплытия сотни добровольцев оказалось десятка полтора стоящих работников, остальные были, как и следовало ожидать, бестолковым отребьем, которое в схватке надо гнать вперед, чтобы сохранить воинов абордажного отряда, сильно поредевшего на улицах Сагры.
Внезапный выход в море нарушил планы капитана, и, если бы не лучезарные перспективы, которые должны были открыться перед ним в случае успешного завершения погони за «Забиякой», он не согласился бы на эту авантюру, а приказал заковать настырного подмастерья в тяжкие кандалы. Мало того что тот упустил похитителя кристалла, приведя вместо него на борт «Нортона» двух сомнительного вида девок, он ещё позволил себе крайне непочтительно разговаривать с ним, мастером, командиром двух бирем, получившим от Белого Братства высшие полномочия на все время экспедиции. Из-за медлительности одноглазого ему пришлось спешно покинуть Сагру, и теперь уже не он, а капитан «Манна» будет принимать посланцев захвативших власть унгиров, извлекая из этой процедуры всевозможные выгоды и удовольствия. Впрочем, может статься, это и к лучшему. Доносы, посланные в Манагар склочниками, скандалистами и сквалыгами, посыплются теперь на голову его заместителя, а слава и почести достанутся тому, кто завладеет кристаллом, причем Заругу за усердие перепадет не много — разве что облизываться и утолять свою месть, капля за каплей выпуская кровь из северянина.
Мастер Толеро остановился, пытаясь припомнить какую-то важную мысль, мелькнувшую у него во время разговора с одноглазым. Что-то связанное с захваченными девушками. Ах да, Батигар — принцесса из рода Амаргеев, Владык Исфатеи. Он хотел поговорить с ней — не каждый день доводится встречаться с принцессами. Поговорить и услышать о том, что происходило в Исфатее, а также выяснить, каковы её права на престол. Серебряный город — это как раз то, что нужно Белому Братству, а молоденькая симпатичная принцесса — то, что нужно лично ему. Достаточно он уже помотался по свету, пора вить гнездо, а для оседлой жизни дворец в Исфатее подходил несравнимо больше особняка в Нинхубе. Кто знает, может, истинный ключ к сокровищу вовсе не легендарный кристалл Калиместиара, а дочь Бергола?
Улыбка тронула мужественное лицо капитана, и, забыв покрикивать на матросов, он двинулся к расположенным на баке катапультам, где специально для пленниц был натянут ещё один тент. Расположившиеся под его сенью девушки с любопытством глазели по сторонам, наслаждаясь легким бризом и пахнущим солью свежим морским воздухом, столь непохожим на удушающе-влажное марево, висевшее последние дни над Гатианой. Фрукты и прохладительные напитки, доставленные под тент по приказу Заруга, свидетельствовали о том, что одноглазый стремится искупить проявленную по отношению к подругам грубость, в связи с чем настроение их никак нельзя было назвать подавленным.
