Путь Любопытства. Дилогия (СИ) - Нейтак Анатолий Михайлович (бесплатные версии книг .TXT) 📗
В общем, снова ничего нового, только подтверждение уже данного.
…задача получения первоуровневых магических зверей благополучно разрешилась. Зато тут же встала следующая задача. Даже две.
Первая, менее важная: доведение полученного материала до второго уровня. Учитывая, что для этого достаточно не очень сильно переработанного пульсационного ритуала и другого, но тоже монотипного зелья, – первая задача из творческой становится, скорее, технической.
А вот задача вторая…
– Итак, – подытожил Старик Хит, собрав на небольшой совет своего ученика и Ригара, – ты добился получения Атрибута, активировав Единение Крови . Трёхсимвольное заклинание второго уровня вот этой, – жест, указывающий на схему чар на листе бумаги, – структуры. Связь, Кровь, Сила . Простой и логичный концепт.
– Что же тебе не нравится, старик?
– Для начала, мне не нравится то, что твой фамильяр, Эшки, явилась на Вызов Магического Союзника . Потому что ты, ученик, приманил обладателя какого‑никакого сознания, потому что вы заключили обоюдный договор или вроде того, потому что в той… м‑м…
– Инициации, – подсказал Ригар.
– Хорошее слово, подходящее. Да. При инициации могло сыграть и наверняка сыграло роль то, что Эшки обладает связанностью – что явно облегчило ваш контакт и твою эволюцию. Если отсутствие важного свойства можно компенсировать довольно легко…
– Как?
– Не! Перебивай! Ученик! И не делай вид, будто резко отупел. Дорастить наших слизней до третьего уровня, наделяя связанностью , вот и решение! Да. Так… о чём я? Нет! Молчи!
– Молчу.
– Конечно, – вступил Ригар, – отсутствие хотя бы зачаточного сознания у слизней в нашем случае – очень неприятная и серьёзная трудность. Только есть и трудность посерьёзнее.
– Необратимость, – мрачно кивнул Мийол. – У нас нет возможности ставить опыты и оттачивать неотработанную методику на… добровольцах. Нам требуется достичь успеха сразу, без ошибок, потому что поправить ошибочную привязку… – он покачал головой.
О самой серьёзной из трудностей привязки фамильяра, пусть и угрожающей только Щетине с Ригаром, не Васаре, – никто вообще не стал упоминать. Она просто повисла над столом, словно беременная холодным дождём туча.
И давила. Непрерывно. Навязчиво.
– Посмотрите на это с другой стороны. Ты, сын, изобрёл совершенно сумасшедшую штуку. Ты пошёл на огромный, непросчитанный риск. В одиночку. Посреди диколесья. Без подстраховки. Без подготовки. Как при каком‑нибудь проклятом прыжке веры…
– Что такое прыжок веры? – немедля оживился Мийол.
– Это когда покидаешь надёжную опору и знаешь , что дальше есть другая… хотя скорее просто надеешься , что есть… но не видишь её. Прыжок вслепую. И не отвлекайся. Так… ты, сын, добился успеха. Один, на голой удаче…
Старик Хит вскинулся, словно хотел что‑то сказать – но промолчал.
– …а теперь нас много. Мы можем призвать на помощь ритуалы, расчёты, зелья. У нас есть время, чтобы всё продумать и закрепить, сведя роль слепой удачи к нулю. Поэтому я считаю, что теперь наши шансы на успех много выше, чем были у тебя. Главное – не спешить и работать с холодной головой. Последовательно, тщательно, продуманно.
Оспаривать эти слова никто, разумеется, не стал.
И даже мрачная незримая туча, словно подхваченная свежим ветром, растворилась вдали… но не исчезла вовсе. Просто затаилась.
А в конце потемнения третьего дня от того разговора, когда Мийол уже засыпал, изрядно вымотанный двадцатиминутным заплывом, но более‑менее отогревшийся под двойным покровом из покрывала и обработанной шкуры Кошмарного Медведя (да, именно того самого), начало его отдыха прервали. Сперва ощущения, доносимые связанностью , потом аурное чутьё, что сильно прибавило в дальности после специальных тренировок… а потом и чуткий слух Охотника начал сигналить – с‑с, ты слышишь? Оттуда сюда кто‑то крадётся!
Притом слух ловил шаги лишь одной пары ног, а вот магические чувства предрекали двух гостей. Точнее, гостий.
Губы Мийола сами собой задрожали, одновременно разъезжаясь в неудержимой улыбке.
– Братик! – не голос, лишь шелест из‑за угла коридора. – Ты спишь?
– Сплю, – шёпотом согласился он.
– К стенке носом отвернись!
– Отвернулся.
– Не смотри!
– Не смотрю.
– Честно‑честно не смотришь?
– Совсем честно. Давай, Васька, смелей!
Васаре запыхтела. Но скорее показательно, чем по‑настоящему возмущённо.
Это от Ригара пошло такое необычное сокращение; наследники имперцев сократили бы её имя скорее до Саре, Сар или Сарь. При этом самой носительнице имени льстило, что «Васька на языке одной очень, очень далёкой страны – ласковое, домашнее сокращение имени Василиса, что дословно означает Императрица». А вот то, что «Васька – это ещё частое имя для домашней кошки… или кота», ей, напротив, не нравилось: Васаре считала кошек ленивыми, самолюбивыми, неприятными, да ещё и жестокими созданиями, чуть ли не полной своей противоположностью.
«Интересно, не переменила ли она мнения теперь, столько раз засыпая в тёплых – заметно теплее человеческих – и ласковых объятьях Шак? Трудно сохранить свою нелюбовь к кошачьему роду, когда одна из них становится тебе чуть ли не постоянной сиделкой, грелкой и щитом…»
Пока Мийол вспоминал и размышлял, его младшая всё никак не могла побороть себя и завершить когда‑то такую привычную и желанную последовательность действий. Она шуршала и вздыхала, почти пыхтела, подступала ближе – и застывала на месте. От понимания причин вновь до скрипа зубов захотелось вернуться в Жабий Дол, но… сейчас и здесь это не могло помочь. А помощь требовалась. Сильно.
И тогда Мийол скрутил свою натуру в ком. Принудил себя нырнуть в воображаемое озеро, полное сонного, тёплого, домашнего покоя.
А потом связанностью протянул этот покой навстречу Васаре, словно приручаемому зверю.
Позади охнуло, всхлипнуло, выдохнуло. И в спину лежащего, прямо в медвежью шкуру, пахнущую дубильным составом и слабо, но неистребимо – хищником, влипло чуть дрожащее, лёгкое, родное. А совсем чуть‑чуть погодя сверху‑сзади, соединяя, навалилось третье тело и легло ещё одно лёгкое покрывало.
«Хорошо, что палети для сна мы с Риксом сделали с таким запасом в ширину. Не то пришлось бы сейчас кой‑кому мохнатому спать прямо на камне…»
– Разговоры завтра, – шепнул Мийол. – Я… совсем… м‑м…
И сперва притворился, а потом действительно уснул.
Ученик 9: я преодолел себя!
– Может быть, всё‑таки…
– Папуля, ты заколотил. Сколько уже можно? Всё ведь уже семью семь раз обсосали и высосали! Я буду первой, я, а ты за мной. Старик, налей ему зельца расслабляющего, а то сам на нервах и нам покоя не даёт!
Поборов свои страхи, Васаре вытащила наружу свою встроенную нахалку. Ту, которую лепила (и, увы, успешно вылепила) по образцам проезжавших через селение торговок, ядовитых базарных склочниц и ничуть не менее ядовитых кумушек‑сплетниц.
Вообще‑то она бывала разной. Настолько, что Мийол изумлялся безмерно, как сестрица умудряется сочетать вот это всё. Истинная натура Васаре, насколько он понимал, где‑то примерно в равных долях делилась между ласковым, но постоянно немножко испуганным зверьком, раз и, наверное, навсегда ушибленным потерей кровной родни; понемногу, незаметно даже для самой себя расцветающей девицей самого мечтательного и завихрённого возраста – ну да, четырнадцать лет, не шуточки! А третьей долей её истинной натуры, уж точно полностью сформированной под влиянием Ригара (и отчасти младшего из старших братьев), была пацанка‑мастерица‑умница. С вертикальной морщинкой меж бровей, карим взглядом – с хитринкой где‑то глубоко внутри, не сразу и не всякому заметной, – неожиданно сильными руками с вечно исцарапанными пальцами и накоротко обгрызенными ногтями… ну и привычкой жевать‑покусывать губы изнутри.
