Мой личный чародей (СИ) - Анненкова Ирина (лучшие бесплатные книги txt) 📗
Вслед за мною на новенькое, всё в деревянных кружевах крыльцо, слегка пошатываясь, вышел донельзя томный Степка. Усевшись у моих ног, он задрал голову, посмотрел на меня слегка мутными глазами, которые, как мне показалось, нынче утром смотрели в разные стороны, и блаженно мурлыкнул:
— Хорошо-то как!!
Было и впрямь хорошо. За ночь прилетевший с полудня, из диких степей, ветер не только разогнал тяжелые дождевые тучи, но и принес тепло. Всё-таки, Синедолия — это совсем не то, что холодные эльфийские леса. Мягкое солнышко освещало жирные, сочные лужи и опустевшие сады, уже готовые принять зиму и спать, подрагивая от холода, до самого капельника. На крыше хозяйского сарая крупная серая ворона деловито расклевывала намокшую солому.
С противоположной стороны улицы, вдоль невысокого плетня, старательно обходя лужи, пробиралась невысокая крепенькая бабка. В одной руке она держала пустой ушат, в другой — гладкую толстую палку, которой осторожно ощупывала дорогу. Вдруг прямо перед ней из-за облезлого куста вывернулась угольно-черная кошка. Старуха не растерялась и ловко ткнула клюкой в так некстати объявившееся животное, по всем приметам сулящее несчастье. Бедная киска, не ожидавшая такого коварства, взвыла от боли и с протяжным мявом взлетела на плетень, откуда принялась яростно шипеть и плеваться на свою обидчицу. Та же, не удержав равновесия, оступилась на раскисшей земле и с размаху села прямо в лужу. Голос старухи, на удивление громкий и пронзительный, присоединился к кошачьей ругани. "Кар, кар!", с воодушевлением добавила ворона.
— Чёрная кошка перебежала дорогу бабке с пустым ушатом, — глубокомысленно заключил Степка, с откровенным интересом наблюдавший эту сцену, — и у обеих тут же начались неприятности!
— Степа, — простонала я, стараясь не расхохотаться в голос, — грех смеяться над чужим горем!
— Вот и не смейся, — согласно кивнул кот. — Слав, а что это у них вон там, слева? Храм? Красивый какой!
Я посмотрела влево — и остолбенела. На краю села, на пригорке стоял светлый, будто бы полупрозрачный храм Молодого Бога. Его я не могла бы спутать ни с чем — ведь именно туда, в домик, прилепившийся к воздушному храму, давным-давно я бегала к отцу Яромиру учиться грамоте…. Как же такое может быть? Хотя… разве вчера или сегодня мне удалось увидеть, куда именно нас занесло?! Развернувшись, я метнулась в дом.
— Малуша, как называется ваше село? — выдохнула я, одним махом проскочив сени и влетев на кухню, где Радош, чей живот уже спокойно мог поспорить в объеме с животом нашей гостеприимной хозяйки, приканчивал уже далеко не первую дюжину блинов.
Молодая женщина удивленно обернулась ко мне.
— Так Запутье, госпожа.
— Не зови меня госпожой, — сквозь зубы попросила я. — Меня зовут Веслава. А ты здешняя?
— Что вы, госпо… Веслава! Тут же мор прошел! Мы сюда, почитай, все с юга переехали, в конце весны, по приказу великого князя, храни его Боги.
— И что же, никого из старожилов не осталось?
— Остались, как не остаться? У четырех дворов прежние хозяева. Не было их в Запутье, когда мор приключился. Дядька Космай с семьей в город на ярмарку ездил, только их бабушка дома оставалась. Горшечник Рогня ещё — тот с купеческим караваном в саму Преславицу ходил. Таша, дочка шорника здешнего, замуж в другое село пошла, а там мора не было. Вот она сюда и вернулась, с мужем и детишками…
— Ладно, — перебила я словоохотливую Малушу, — я всё поняла, спасибо. Пойду-ка, пройдусь.
— Слав, — укоризненно пропыхтел Радош, который уже и говорил-то с трудом, — ты что? Дар же просил тебя никуда не уходить.
— Не волнуйся, — криво усмехнулась я, накидывая на плечи куртку, — не заблужусь.
За прошедшие семь с половиной лет в Запутье мало что изменилось, что, в общем-то, и неудивительно. Селяне не любят перемен, так что, даже приехав на новое место, они не стали кидаться и переделывать доставшиеся им дома. Конечно, многие из них уже сияли не успевшими потемнеть крылечками и наличниками, изукрашенными на новый лад; кое-где соломенные крыши, обычные на севере Синедолии, были заменены на привычные для южан гонтовые. Ну-ну, зима покажет, стоило ли это делать. Пухлые, плотно уложенные связки соломы, конечно, приходится часто перекладывать, однако тепло они удерживают великолепно.
Судя по всему, дом бывшего старосты Мирона пришелся по вкусу и нынешнему сельскому голове. Длинное, в два света, строение щеголяло дорогой черепичной крышей, а на широком ухоженном дворе было довольно людно. Пригнувшись, я быстро пробежала вдоль забора: в рослом мужчине, держащем под уздцы оседланного коня, я узнала Щапа, одного из дружинников князя Гордяты.
Потускневший и подурневший дом тетушки Всемилы стоял через три двора от старостиного. Вот уж ему никто крышу не менял. И, похоже, что даже не собирался. Под навесом у сарая я не увидала ни единой охапки соломы, ни одной доски, приготовленной к работе. А зря: темные расползающиеся связки явно доживали последние если не дни, то седмицы.
Однако дом не пустовал. Из трубы поднимался дымок, к воротам шла утоптанная дорожка, у крыльца на шестах сохли две обколотые крынки и какая-то ветошь, а по густо заросшему сухим бурьяном огороду уныло бродила одинокая курица. Что ж, думаю, новые хозяева не обидятся, если я хоть одним глазком гляну на то место, где прошли самые счастливые и самые несчастные дни моего детства. Неловко поежившись, я подошла к низенькому плетню и толкнула калитку.
Изнутри двор смотрелся ещё непригляднее. Создавалось такое ощущение, что достаток и порядок ушли отсюда не очень давно, но решительно, и возвращаться не собирались. Вдоль крепкого ещё забора чередовались куча навоза, небрежно прикрытая рогожей, сломанная тележная ось без собственно телеги, горка полусгнившей картофельной ботвы и колода с воткнутым в нее ржавым топором. Дров поблизости, правда, не наблюдалось. Я с неодобрением покачала головой — это надо ж было такой свинарник развести!
Вдруг дощатая дверь со стуком распахнулась.
— Этта чегой-то ты тут делаешь, а? — раздался сиплый голос не успевшего до конца проснуться человека. Ух, ты! Ничего себе нынешние селяне спят! Оно, конечно, грудень в разгаре, полевые и огородные работы давно закончились, однако прежде такого безобразия, чтобы дрыхнуть до полудня, в здешних местах не водилось. — Озоруешь? Ты тут зачем? О-о-ой, так это ж де-е-евка…
Говорящий расплылся в щербатой улыбке, а я застыла, разинув от удивления рот. На неприбранном крыльце стояла и махала мне рукой… тетка Броня, только порядком помолодевшая, заметно опухшая, поросшая редкой клокастой бороденкой и в мужской одежде, состоящей из мятых штанов в полоску, заношенной рубахи навыпуск и разбитых лаптей на босу ногу!
Напрасно я тогда не дослушала Малушу. Оказывается, вот где ещё остались прежние хозяева.
— Ты — Понька? — как можно дружелюбнее спросила я. — Или Донька? — в детстве братья были очень похожи друг на друга, я их, помнится, поначалу даже путала.
— Панисий Пилипыч, моя милая! — приосанилась "тетка Броня" и наставительно добавила: — Пришла в дом — так не невежничай, хозяину уважение окажи, — а затем подозрительно уточнила: — А ты сама-то кто будешь?
Ха! Тоже мне, хозяин нашелся! Хоть бы двор прибрал, не позорился!
— Понь, я Веслава, то есть Славка. Ты меня помнишь? Ну, мы с тетушкой Всемилой здесь ещё до вас жили! Признал?
Глаза парня полезли из орбит. Он неловко переступил назад, словно собираясь ускакать в избу.
— А… э… ы… хто? Какая ещё… С-с-с-славка?!!! Так тебя ж скоро восемь лет как волки в лесу задрали! Ты что же, теперь по мою душу заявилась?!
— Поперхнулись, — отмахнулась я. — А душа твоя мне без надобности. Не бойся, я тут, в Запутье, случайно оказалась, проездом. Дай, думаю, зайду, проведаю. Как тебе удалось мор-то пережить?
Тогда, давно, ни Понька, ни его братец мне особо не докучали — так, щипнут разок-другой. Мальчишки, с утра до ночи занятые своими делами, просто не обращали внимания на безответную, целыми днями шуршащую по дому девчушку, считая ее чем-то вроде рабочей скотины. Впрочем, их мамаша старалась за всю семью.
