Честь взаймы - Астахова Людмила Викторовна (читаем книги онлайн бесплатно без регистрации TXT) 📗
– А как бы она иначе сумела дожить до ста пятидесяти с гаком лет?
И хотя вопрос, заданный командором, был риторическим, он как нельзя лучше отражал истинное положение дел.
– Вот почему им нельзя позволять заживаться долее положенного природой срока.
– Слова Кровавого Канцлера, – сдержанно усмехнулся начальник Тайной Службы.
Джевидж изобразил на лице нечто похожее на злобный оскал:
– Для настоящего образа Кровавого Канцлера у меня, к величайшему сожалению, не хватает фантазии. Сказывается грубое армейское прошлое и примитивные представления о справедливом возмездии, – он задумчиво потер переносицу, пытаясь сосредоточиться. – Кстати, неприятности в связи со смертью мэтра Дершана будут не только у нас. Из-за этого на Сийфарских рудниках может случиться затопление. Надо сообщить лорду Фоталу – хозяину рудников.
Лорд Урграйн иногда ловил мысли на лету, как в этот раз.
– Вызвать на официальный допрос? – улыбнулся он.
– Лучше взять под арест и навсегда отучить якшаться с магами. Пусть лучше потратится на лишний паровой насос, чем связывается с кем-то вроде Дершана.
«Теперь у нас и лорд Фотал на крючке», – обрадовался Лласар, мысленно потирая руки.
– Остальные-то заговорщики хоть живы?
– Вполне. Живы и поют дознавателям, что твои соловьи, – заверил лорд-канцлера Урграйн. – Надо заметить – зараза расползлась очень далеко. Пришлось даже кое-кого из придворных кавалеров взять под белы руки.
– О! – взбодрился Росс. – Значит, наши с Фэймрил полуночные посиделки оказались весьма кстати? Я так и знал.
– Вы, как всегда, правы, милорд. Никогда нельзя надеяться на полную защищенность, даже во дворце. Лучше самому все проконтролировать.
Вечер накануне выдался жарким. По всему выходило – над Фэйм еще сильнее сгустились тучи, ведь, в представлении колдунов, только она знала слишком много лишнего. Стало быть, Фэймрил Бран Эрмаад, по старой чародейской традиции, должна умереть. Чем скорее, тем лучше. Умничке Лласару объяснять дважды не пришлось, он сразу все понял.
Личные императорские покои ночью охраняла гвардия, а мистрис Эрмаад, лишенную подобной привилегии, развлекал пирожными и душевными разговорами лорд-канцлер до тех пор, пока человек командора не подал условный знак, мол, опасности больше нет.
– Мы выскребем всю плесень без остатка, – пообещал Урграйн.
– Новая нарастет, – безнадежно отмахнулся Джевидж. – Не нравится мне это самоубийство. Какое-то оно очень своевременное. Такое же сомнительное, как откровения Даетжины или предполагаемая атака бомбистов на принца. Слишком много событий сразу. Вы не находите?
– Мис Махавир затеяла многоходовку.
– А мы не можем просчитать ее следующий шаг, не то что заглянуть на два-три вперед, – констатировал Росс.
Из всего вышеизложенного командор сделал несколько выводов. Во-первых, давление на подозреваемых следует усилить; во-вторых – бдительность утроить, а в-третьих, если все сложится удачно, то скоро появится новая леди Джевидж. С этой убежденностью командор покинул своего неукротимого патрона, но для самого Росса не заладившееся с самого начала утро продолжилось тоже не самым лучшим образом.
Еще через полчаса не столько по душу, сколько по бренное тело лорд-канцлера явился его личный доктор…
– Я с ума сойду с вами, мэтр!
– Никуда вы не сойдете, милорд. Стойте прямо и дышите ровно. Во-о-от так. Правильно. Вдох, выдох! Глубже! Отлично! А теперь ложитесь на спину.
Пухленькие пальцы профессора только на вид производят впечатление мягких. На самом деле они крепче и тверже плотницких гвоздей, когда впиваются в подреберье. И такие же холодные, как гвозди.
– Тут болит?
– Ай!
– Значит, болит, – мрачно буркнул мэтр и сместил палец левее. – А тут?
– Ой-ой!
– Понятно. Опять кушали все подряд.
– Мэтр, мне было некогда, знаете ли.
– Зато у меня полным-полно времени… Вставайте, одевайтесь, и будем пить лекарства. Сначала вот эту маленькую ложечку, потом из мензурки и двенадцать капель на чашку воды.
Трудновато все-таки прятать нешутейное беспокойство за маской лекарского цинизма, стар Ниал Кориней для полноценного лицедейства.
– А теперь признавайтесь, высокопревосходительство, был припадок? – напрямик спросил мэтр. – Только честно, меня не обдуришь.
– Вчера поздно вечером, – покаялся Джевидж. – Прямо тут. Было отвратительно. Теперь голова болит.
Профессор недовольно поморщился. Кому же приятно, когда судорога скручивает все тело и перестаешь себя контролировать, словно младенец?
«Отлежаться бы вам, милорд, дней пять, не отрывая головы от подушки. А мы бы уж, так и быть, все втроем с Кайром и мистрис Фэймрил поскакали бы вокруг зайцами».
– Значит, пьем дополнительно два чудесных порошочка. Мерзкие? Так это же просто замечательно! Где вы видели вкусное лекарство? К слову, а где наша прекрасная дама?
Лорд-канцлеру по чину полагались во дворце небольшие апартаменты – две смежные комнаты, обставленные с предельной простотой и лаконичностью. Никаких произведений искусства, кроме старинных каминных часов, неброский шелк обивки, современной работы мебель, словно и не дворец вовсе, а гостиничный номер для чиновника средней руки. Зато от постельного белья приятно пахло можжевельником, благодаря которому Фэйм заснула, едва коснувшись головой подушки. Где ночевал Росс, осталось для нее загадкой, да и выпала ли ему за эту ночь минутка отдыха – неведомо. Зато на диване в кабинете мистрис Эрмаад поджидали аккуратно разложенные обновки – темно-синее шерстяное платье, отделанное по подолу черным шелковым шнуром, чулки и бирюзовый бархатный палантин. Следом за горничной явилась камеристка – помочь Фэйм уложить волосы и одеться. Наряды из дорогой ткани, как и в старину, делались с застежками и шнуровками на спине, и одеться без еще одной пары рук было бы невозможно.
– Если миледи желает, я могу пригласить куафера, – предложила помощница, залюбовавшись на толстую длинную косу подопечной.
Фэйм не стала поправлять добрую женщину и от услуг парикмахера отказалась.
– Милорд просил вас не торопиться. До завтрака его будет осматривать доктор.
Известие о визите профессора Коринея несказанно порадовало мистрис-миледи. Вредный и несдержанный на язык старик умел приструнить лорда Джевиджа, принудить его выполнять лечебные предписания и диету. Разумеется, пусть осмотрит, ибо накануне Росс выглядел совсем неважно.
Как все-таки странно снова оказаться в привилегированном положении, свободной от множества тягостных обязанностей, коими обременены женщины низших сословий. С одной стороны, не нужно думать о всяких бытовых мелочах вроде согрева воды, чистки обуви и походов за покупками, а с другой стороны, мгновенно оказываешься связанной по рукам и ногам совершенно нелепыми условностями. Жизнь в Сангарре приучила Фэйм меньше уделять внимания соблюдению светских правил. Какой смысл переодеваться к обеду, если все равно кушаешь в одиночестве и на кухне? Только платье снашивать и протирать рукава.
Получается, не только Росс прожил две разные жизни. Их обоих судьба резко выдернула из привычного окружения и заставила узнать ту изнанку жизни, которой аристократы по рождению не ведают и знать не хотят. И очень зря, между прочим. Теперь-то Фэйм не страшила бедность и недобрая переменчивость судьбы. Сумела же она выжить без помощи родни и поддержки друзей.
– Прекрасно выглядите, миледи, – чирикнула камеристка.
Но та безразлично мазнула взглядом по своему отражению в небольшом зеркале. Как любила говаривать бабушка Ииснисса, в сто десятый раз поправляя ленты чепца: «Настоящую красоту ничем не испортишь». Было ей на тот момент девяносто лет, между прочим. Вот она-то оставалась настоящей красавицей в любом возрасте и, наверное, втайне жалела любимую внучку, обойденную фамильными чертами. «Не злоупотребляйте тушью и румянами, деточка, на вашем лице избыток косметики будет смотреться вульгарно, – поучала леди Калидас. – Ваши козыри – идеальная кожа и роскошный оттенок волос, а некоторая бледность определенно придает чертам флер загадочности. Ну и манеры, главное – манеры. Тогда никто не обратит внимания на ваши широкие скулы и крупный рот». Фэйм вертелась перед зеркалом и так и эдак и, должно быть, навертелась на всю оставшуюся жизнь. Потому что Уэн тоже не поощрял в супруге склонности к самолюбованию. Он всегда находил недостатки, достойные самой жесткой критики. А вот к манерам придраться не мог при всем желании. Права оказалась бабушка Ииснисса, благого ей посмертия.
