Цветы в пустоте - Сергеева Александра (полная версия книги txt) 📗
Вот тебе девять человек, чьими сознаниями мы можем управлять. Они все находятся под нашим контролем в реальности, и сейчас мы создали небольшую общую сеть, соединяющую нас с тобой и с ними одновременно. Самое смешное – они даже не подозревают, что сейчас происходит. Они не видят и не слышат тебя – пока. Однако, если ты закричишь, застонешь, заплачешь, пусть даже очень-очень тихо, как ты умеешь – то они тебя услышат, потому что мы усилим любой звук, поступающий с твоей стороны. А когда они тебя услышат – мы убьём их. Тех, кто попробует придти на помощь через сознание, как-нибудь отзовётся – мы убьём в первую очередь. Тех, кто останется равнодушным, сочтя это за галлюцинацию – чуть позже, но всё равно прикончим. Но… –
голос резко смягчился, интонации стали почти утешающими, как будто этот голос принадлежал родителю, успокаивающему плачущее дитя, или любовнику, помогающему возлюбленной. –
У тебя есть выбор на этот раз. Ты можешь в любой момент – абсолютно любой! – прекратить всё сам, стоит тебе лишь попросить. Если ты попросишь, всё тут же закончится. Правда, в этом случае это будет равносильно тому, чтобы добровольно шагнуть в так сильно пугающую тебя темноту, и тогда мы будем считать, что ты всё-таки сдался в итоге, после всего того, через что ты прошёл. Выбор за тобой, малыш. А пока… а пока мы позабавимся.
Копошение жуков, замерших на всё время речи Близнецов, возобновилось с новой силой. Пауки тоже стали ещё активнее, ещё настойчивее. Мошкара всё слеталась и слеталась, и Сильвенио совсем скоро оказался полностью погребён под горой насекомых, которые безостановочно лезли буквально во все доступные отверстия. Сильвенио судорожно дёргался, пытался вырваться или хотя бы стряхнуть их, но вросшие руки и колени не давали ему особой свободы движений – и всё это время он молчал. Тысячи и десятки тысяч тварей населяли его и снаружи, и внутри, он ощущал каждое их движение, мириады маленьких острых ножек разрывали верхние слои эпидермиса и слизистых, и его уже давно тошнило, ему хотелось кричать и рыдать от собственного бессилия, потому что они проникали в самые интимные места, и это было мерзко-мерзко-мерзко даже для него, повидавшего уже благодаря Аргзе так много, это было омерзительнее всего, что ему довелось видеть когда-либо – но он молчал, молчал и давился вместе с пауками беззвучными всхлипами.
Только, как оказалось, это ещё было не самое страшное, что его ожидало.
Самое страшное началось, когда бесчисленные насекомые начали пожирать его изнутри.
Он в полной мере почувствовал себя деревом, сплошь наполненном термитами от корней и до макушки. Насекомые грызли всё, до чего могли добраться там, внутри: вены, капилляры, кости, мышцы, хрящи, внутренние органы. Добрались и до артерий, и Сильвенио упал лицом вниз, истекая кровью – к сожалению, все жуки и пауки прекрасно обходились и без воздуха, продолжая грызть его даже тогда, когда их затапливало. У него начались обширные внутренние кровоизлияния; от боли, ужаса, нехватки воздуха и усиливающейся тошноты он ослеп и оглох, и им овладело вдруг спасительное, блаженное безразличие ко всему происходящему. И он уже не видел, как они возятся чёрно-красной живой массой в заливающей жёлтую дорогу серебряной крови, как они прогрызают себе в нём путь наружу, как появляются на его теле сквозные дыры, как от него остаётся один остов – который тоже исчезал довольно быстро.
Не видел – но продолжал всё чувствовать. И молчал.
Паника вернулась к нему только тогда, когда он уловил настойчивую щекотку уже где-то под черепом. Это было так странно и так жутко – ощущать, как что-то пробирается в самый мозг, обычно защищённый от всего плотной черепной коробкой. Сильвенио неожиданно пробил неадекватный смех: его так и тянуло громко сказать своим мучителям, что в головном мозге поверхностных нервных окончаний нет и быть не может, что они немного перестарались в своём желании сделать всё максимально достоверным, что это уже чересчур бредово даже для них. Но он молчал, нелепо и неуместно улыбаясь во весь полный жуков рот. А потом он ощутил щекотку и возле сердца.
Он только издал совершенно беззвучный истерический смешок и…
***
…проснулся.
Зря.
Близнецы всё ещё насиловали его вдвоём, и Сильвенио устало закрыл глаза, ожидая, пока всё закончится. Его догадка оказалась верна: они сейчас заполняли иллюзию реальными объектами, хотя могли обойтись и без этого. Конечно, здесь никаких жуков, пауков и прочей мелкой живности не существовало, но с их умениями совсем просто было приукрасить даже самые слабые и имеющие мало общего с нужными ощущения. Так, две их свободные руки – не те, что держали его голову – беззастенчиво бродили по его обнажённому телу, и там, в иллюзии, наверное, именно это вызывало такое реалистичное ощущение полчищ насекомых на его коже. Остальное же… об этом не следовало даже говорить.
Только когда они оба отстранились от него, оправляя одежду и тяжело дыша, он решился открыть глаза и оглядеть себя. Теперь, будучи обнажённым, он мог убедиться, что тело почти полностью осталось чистым: в тот же день, как он попал на этот корабль, Близнецы магией вылечили и его плечо, раненое на поле боя, и все мелкие ссадины и ушибы, так что у него не осталось исчезающих следов даже от Аргзы, не говоря уже о более поздних. Правда, сейчас они его всё-таки повредили и физически тоже. Лилео, мурлыча от наслаждения, облизала свои тонкие пальчики, покрытые тёмным вязким серебром – она была не особенно осторожна, как и Лилей, но ему облизывать было нечего, и он только утешающе гладил Сильвенио по коленке. Двигаться Сильвенио не мог, и сейчас он в кои-то веки видел плюс в том, что ему никуда не нужно было идти.
– Мы с братиком у тебя немного порвали что-то там, внутри, – сказала Лилео, будто бы извиняясь, потрясающе невинным голосом.
– Но мы не хотели, – вторил ей так же ласково Лилей. – Мы не любим портить тела. Это некрасиво. Ты должен извинить нас: мы увлеклись.
– Но ты ведь простишь нас, если мы тебя полечим, мы уверены, – закончили они, как обычно, хором.
Они снова переплели пальцы и потянулись к нему. От их сцепленных ладоней разлилось неяркое свечение, и Сильвенио ощутил, как что-то тёплое просачивается сквозь кожу прямо в мышцы – и внутрь. Тело его само собой расслабилось, и боль – настоящая, не фантомная – исчезла за считанные минуты. Фантомная, правда, осталась, и он не видел большой разницы между своим состоянием до лечения и после: его разум всё ещё считал, что с ним далеко не всё в порядке. Мимолётная истерика миновала, зато вернулось то сонное равнодушие, что одолевало его до этого, и вот сейчас, в данный момент, он не хотел уже абсолютно ничего. После всего этого накала эмоций он чувствовал себя опустошённым и каким-то механическим, неживым.
Окровавленную руку Лилео вылизала дочиста, но всё равно, когда она коснулась этой рукой его щеки, заставляя поднять лицо, он вздрогнул.
– Ты сильный, – произнесла она нежно и поцеловала его в лоб. – Очень сильный, малыш. Ты прошёл весь первый этап – до такого редко кто доходит. Нам обычно нравится ломать тех, кто считает себя обладателем несгибаемой воли и железных нервов. Но ты – ты такой забавный маленький храбрец, прямо Стойкий Оловянный Солдатик. Нам интересно, сколько этапов ты выдержишь. А потом, когда ты всё-таки сломаешься, мы возьмём тебя к себе. Не станем убивать. Потому что ты станешь ещё забавнее потом. Когда увидишь свободу, которую мы тебе предлагаем. Когда перестанешь бояться. С тобой, должно быть, будет очень весело. Вот увидишь. Мы будем играть вместе. И с другими людьми. И мы расскажем тебе много-много сказок, тех, о которых ты и не слышал, ни на корабле Паука, ни на своей распрекрасной Эрлане.
