Маг и его кошка - Лис Алина (читаем полную версию книг бесплатно .TXT) 📗
Но я недостаточно милосердна, чтобы жалеть его сейчас.
— Доброй ночи, Дориан, — первое, что он слышит, разлепив глаза. — Разве тебе не говорили, что целовать девушку против ее воли — дурной тон, — я осекаюсь.
Потому что интонации, с которыми я произношу эти слова, один в один как у Элвина, когда он зол и собирается назначить мне наказание.
Ужас какой! Я же не стану похожей на него только потому, что через меня прошла его сила?
Нет, я часто завидую самоуверенности своего хозяина, его способности всегда выигрывать. Но если обрести их означает утратить себя, я не готова платить такую цену.
Расспросить бы этого Дориана. Узнать больше про мою с Элвином связь, про магию ошейника.
Нельзя. Сейчас он мой пленник, но стоит мне вынуть кляп, как роли поменяются.
«Кроме связывания, хорошо помогает боль. Чем сильнее, тем лучше. При ней трудно держать концентрацию, — как наяву звучит в ушах насмешливый голос моего хозяина. — Лучше всего — ожоги. Это адски больно, особенно если раскаленным железом. Вы запоминайте, запоминайте, сеньорита. Вдруг пригодится. Можете даже записать, мне не жалко. Глядишь, вам еще представится случай проверить знание на моей несчастной шкуре».
Совсем рядом потрескивает фитиль свечи. Можно нагреть лезвие ножа и…
Нет! Я не буду пытать человека только потому, что мне нужны ответы. Защитить себя — одно. А мучить живое существо — совсем другое.
Медный шар, который маг принес прежде, чем использовать меня таким омерзительным, противоестественным образом, сейчас лежит на столе в распахнутой шкатулке из красного дерева. Он слегка светится и даже словно источает силу.
Ту самую чужую силу, что прошла сквозь меня.
— Это все было, чтобы зарядить эту штуку? Вот зачем ты это сделал? Кивни, если правда!
Он молчит, и я показываю ему нож.
— Кивни, — повторяю я, снова копируя тон Элвина. Когда хозяин так начинает разговаривать со мной, хочется стать даже не кошкой — мышью, чтобы забиться под шкаф.
Дориан кивает.
— Тогда можно сказать, что это — воровство. У меня. И моего хозяина, — я резко захлопываю крышку шкатулки. — Я забираю украденное назад.
Глаза мага расширяются, он мычит и бьется в путах так, что я пугаюсь и поднимаю курильницу, чтобы оглушить его снова.
— Сиди смирно!
Он затихает. А я думаю — вот что теперь делать с ним? И со всей этой ситуацией?
Совершенно непонятно.
Рассказать Элвину? Он, конечно, разберется с Дорианом, он с чем угодно может разобраться. Но потом мне же и влетит, ой как влетит за попытку побега. Даже если я навру, что Дориан напал на меня на улице и похитил, правда может всплыть.
А если и не всплывет, одну на улицу Элвин меня больше не выпустит.
Нет, нельзя ему говорить. Я должна сама разобраться, раз уж впуталась в это дело.
— Я не буду убивать тебя. Оставлю в таком виде. Завтра слуги найдут тебя и развяжут. Но у тебе только сутки, Дориан. Завтра вечером я расскажу все своему хозяину. И если у тебя есть хоть капля благоразумия, ты успеешь уехать из Рондомиона за эти сутки. Ты меня понял?
Он снова мычит и кивает.
Надо бы сделать что-то яркое на прощание. Порезать ножом слегка или хотя бы дать ему пощечину. Подкрепить свою угрозу. Чтобы запомнил. Чтобы испугался.
Но я словно вижу себя со стороны, и руки опускаются. Издеваться над связанным — низко. Не буду этого делать.
— Прощай, Дориан.
Задуваю свечи и оставляю его одного в темноте.
У башни река, извиваясь, делает резкий поворот и выныривает из-под ноздреватого льда. Здесь, на быстрине, Темес не замерзает никогда.
…Как я удивилась, когда впервые увидела лед на речке два с половиной месяца назад.
Спешиваюсь. Сыро, и холод пробирает до кости. Завтра, вернее, уже сегодня — шестой час утра, последний зимний день.
…А потом новый год и бал.
Я оглядываюсь на прошедший год.
Знакомство с Лоренцо. Долгие влюбленные взгляды, тайные поцелуи, запретный и потому томительно-сладкий роман. Известие о помолвке, побег. Смерть мужа, позор возвращения, азартная игра в кошки-мышки с заезжим магом. И вдруг открытие правды о Риккардо и ужасное служение Черной в забытом храме.
Иной человек и за всю жизнь не познает такого, что я вкусила за эти короткие месяцы. Но судьба не думала останавливаться. Шутка над шутником, война и огненный вихрь, в котором сгорели армия Чезере Фреццо и мое прошлое.
Дорога, насилие, ошейник, ненависть, Рондомион, моя кошачья половина.
Элвин…
Сложный, безумный год. Но я заканчиваю его победительницей.
Смогла постоять за себя, сама разобралась с обидчиком, без вмешательства мужчин. Это ли не доказательство, что я стала сильнее? Что мои желания — не пустой звук и сама я не просто жертва, не безвольная игрушка?
Не смогла сбежать — и к лучшему. Нельзя всю жизнь бегать и скрываться. Если моя судьба, мой вызов ждут в Рондомионе, я встречу их лицом к лицу, как полагается дочери герцога.
Рано или поздно я заберу свою свободу.
Быть может, я напрасно пыталась сделать это за спиной Элвина, вопреки его воле? Он — не такой мерзавец, как сам о себе думает. Должно быть, когда-то давно кто-то или что-то ранило моего хозяина, и он закрылся от мира.
А если так, мое доброе отношение сможет пробудить и отогреть его. Хоть отчасти.
И он сам даст мне свободу.
Встряхиваю головой. Это будет позже. А пока впереди новый год. И бал во дворце княгини фэйри, на Изнанке мира.
Я подхожу к обрыву. Там, где кончается припорошенный снегом берег, начинается сырая тьма. Если заглянуть в нее, можно увидеть, как внизу свет месяца пляшет в переливах водных струй.
Громко булькнув на прощание, шкатулка из красного дерева уходит в воду.
Intermedius
Джованни
По заброшенному дому плыл запах — дурманящий, чуть сладковатый, вкрадчивый. Он приходил с тонкой струйкой дыма, тайком, исподволь, чтобы забрать разум. В детстве Джованни так и представлял себе эти струйки из курильниц — ядовитыми змеями. Сети, тенёты — опутают, утянут на самое дно, где рыбами ходят уродливые желания.
…А мать показывала, как правильно толочь высушенные стебли и листья, в какой пропорции мешать с липкой темно-зеленой смолкой, как лепить маленькие круглые шарики. И все рассказывала, как называется каждое растение и в какую пору его нужно собирать и как готовить, чтобы несло силу…
И еще рассказывала истории. Как Хозяйка Жизни и Смерти создала мир и Четырех владык стихий себе в помощь. Как правила возлюбленным своим творением, возрождаясь в человеческом теле, — правила справедливо и мудро. Как Четверо в неумеренной жажде власти предали свою создательницу, пошли войной и изгнали, пусть и сами полегли в битве. Как их последователи убивали служителей Хозяйки и рушили ее храмы. Как однажды Она возродится и вознаградит своих верных служителей.
Странные сказки его детства…
Однажды он спросил у матери — почему эти травы. Датура — ядовитая дрянь, что лучше и не трогать лишний раз. Или сальвия — ароматная, чуть сладковатая, от которой приходят странные видения. И смола хаиши, после нее впадаешь в буйство и не можешь спать сутками.
«Так надо», — ответила Изабелла, повернув лицо. На безупречной оливковой коже нарывами выделялись первые чешуйки — предвестники будущего уродства.
Еще надо было учить гимны. И, таясь от соседей, выбираться из дома ночью, чтобы, вернувшись под утро, прятать заляпанные воском и кровью балахоны…
Иногда он спрашивал себя — когда страх и отвращение полностью вытеснили любовь?
В тот день, когда она на его глазах заколола на алтаре щенка — смешного, толстолапого, с обвисшими ушами и влажным носом? Нет, тогда он еще любил ее. Рыдал, умолял остановиться, но любил.
И в тот день, когда она обняла его на прощание, отправив в поместье Риччи, он еще любил ее, пусть Хаос уже оставил на ней метку — люди на улице шарахались и крестились, если сеньора Вимано проходила без маски.
