Божьи воины. Трилогия - Сапковский Анджей (книги онлайн бесплатно серия .txt) 📗

– Страждущим действительно надо облегчить положение, – сказал он. – А вы, господин Рейнмар Хагенау, не пожелаете ли помочь?

– Разумеется. – Рейневан тоже поднялся. – Конечно же, господин фон Сагар.

Они вышли вдвоем.

– Два колдуна, – пробурчал вслед им Буко. – Старый да младый. Чертово семя…

Лаборатория чародея располагалась на самом верхнем и определенно самом холодном этаже башни, и если б не то, что уже опустилась тьма, из окон наверняка был бы виден большой участок Клодской котловины. Как оценил профессиональным глазом Рейневан, лаборатория была оборудована по-современному. В противоположность магам и алхимикам старшего поколения, обожавшим превращать свои мастерские в барахолки, заполненные всяческой рухлядью, современные чародеи предпочитали лаборатории обустроенные и оборудованные по-спартански – только самое необходимое. Кроме порядка и эстетики, такой подход имел еще и то преимущество, что облегчал бегство. Чувствуя опасность со стороны Инквизиции, современные алхимики сбегали из лаборатории по принципу omnea mea mecum porto [377], не сокрушаясь по поводу оставленного имущества. Маги традиционной школы до конца защищали принадлежащие им чучела крокодилов, засушенных рыб-пил, гомункулюсы, заспиртованных змей, безоары [378] и мандрагоры. И кончали жизнь на костре.

Гуон фон Сагар вытащил из сундука оплетенный соломой кувшинчик, наполнил два кубка рубиновой жидкостью. Запахло медом и вишнями. Это, несомненно, был кирштранк [379].

– Садись, – указал он на стул, – Рейнмар фон Беляу. Выпьем. Делать нам нечего. Готовых камфарных мазей против ушибов у меня в достатке, это, как ты понимаешь, лекарства, которые в Бодаке в большом ходу. Лучше идет, пожалуй, только отвар, облегчающий похмелье. Я пригласил тебя, потому что хотел поговорить.

Рейневан осмотрелся. Ему понравился алхимический инструментарий Гуона, радующий глаз чистотой и порядком. Ему нравились реторты и атанор [380], нравились ровненько уставленные и снабженные красивыми этикетками флакончики с фильтрами и эликсирами. Но больше всего его восхитил подбор книг.

На пюпитре покоился, видимо, читаемый – Рейневан сразу узнал, в Олесьнице у него был точно такой же, – экземпляр «Necronomicon'a» Абдула Альхазреда. Рядом на столе разместились другие известные ему чернокнижеские гримуары – «Grand Grimoire» и «Statuty» папы Гонория, «Clavicula Solomonus», «Lbber Yog-Sothothis», «Lemegeton», а также «Picatrix», знанием которого не так давно похвалялся Шарлей. Были и другие знакомые ему медицинские и философские трактаты: «Ars Parva» Галена, «Canon Medicinae» Авиценны, «Liber medicinalis ad Almansarum» Раза, «Ekrabaddin» Сабура бен Саала, «Anathomia» Мондина да Луцци, «Zohar» каббалистов, «De principiis» Оригена, «Исповедь» святого Августина, «Summa…» Фомы Аквинского.

Были тут, разумеется, Opera Magna [381] алхимических знаний: «Liber ucis Mercuriorum» Раймунда Луллия, «The mirrour of alchimie» Роджера Бэкона, «Heptameron» Петра ди Абано, «Le livre des figures hierogliphiques» Николя Фламеля, «Azoth» Василия Валентина, «Liber de secretis naturae» Арнольда де Вильяновы. Были и истинные раритеты: «Grimoriun verum», «De vermis misteriis», «Theosophia Pneumatica», «Liber Lunae» и даже пресловутый «Черный Дракон».

– Я горжусь тем, – он отпил немного кирштранка, – что побеседовать со мной пожелал сам знаменитый Гуон фон Сагар, которого я ожидал бы встретить где угодно, но не…

– Но не в замке раубриттеров, – докончил Гуон. – Что ж – рука судьбы. На которую я, впрочем, отнюдь не в обиде. У меня здесь есть все, что я люблю. Тишина, покой, безлюдье. Инквизиция, вероятно, обо мне уже забыла, забыл, надо думать, также преподобный Гунтер фон Шварцбург, архиепископ магдебургский, некогда страшно на меня взъевшийся, твердо решивший расплатиться со мной костром за то, что я избавил страну от саранчи. Здесь у меня, как видишь, лаборатория, я немного экспериментирую, немного пишу… Порой, чтобы глотнуть свежего воздуха и отдохнуть, выезжаю с Буко на разбойничий промысел. В общем…

Чародей тяжело вздохнул.

– В общем, жить можно. Только вот…

Рейневан вежливо сдержал любопытство, но Гуон фон Сагар явно был расположен откровенничать.

– Формоза, – поморщился он. – Что она такое, сам видел: siccatum est faenum, cecidit flas [382], пятьдесят пять годков стукнуло бабе, а она, вместо того чтобы слабеть, прихварывать да готовиться сойти на тот свет, постоянно требует, кобыла старая, чтобы я ее трахал; не переставая утром, вечером, днем, ночью и всякий раз самыми изощренными способами. Желудок и почки, псямать, я себе афродизияками вконец доконаю. Но приходится старуху ублажать. Не покажу себя в постели, потеряю ее расположение, а тогда-то уж Буко меня отсюда выкинет…

Рейневан не комментировал и теперь. Чародей быстро глянул на него.

– Буко Кроссиг пока что мне повинуется. Но недооценивать его было бы глупо. Это, несомненно, хват, но в своих скверных делишках порой бывает так предприимчив и хитер, что аж скулы сводит. Сейчас, например, в афере с Биберштайнувной он, вот увидишь, чем-нибудь блеснет, убежден. Поэтому я решил тебе помочь.

– Вы мне? Почему?

– Почему, почему. Потому что мне не по душе, чтобы Ян Биберштайн начал осаду Бодака, а Инквизиция выкопала мое имя в архивах. Потому что о твоем брате, Петре из Белявы, я слышал только самое лучшее. Потому что мне не понравились летучие мыши, которых кто-то напустил на тебя и твоих друзей в Цистерцианском бору. Tandem потому, что Толедо alma Mater nosnra est [383], и я не хочу, чтобы ты плохо кончил, друг ты мой по искусству магии. А плохо кончить ты можешь. С Биберштайнувной что-то тебя связывает, этого ты не скроешь: не знаю, давний ли афект или с первого взгляда, но знаю, что amantes amentes [384]. В пути ты был на волосок от того, чтобы схватить ее на седло и пуститься галопом, и тогда вы оба погибли бы в Черном лесу. Сейчас тоже, если ситуация усложнится, ты готов схватить ее в охапку и спрыгнуть со стены. Я очень ошибаюсь?

– Не очень.

– Я сказал, – чародей улыбнулся краешками губ, – amantes amentes. Да, да, жизнь – это настоящая Башня шутов. Кстати, ты случайно не знаешь, какой сегодня день? Вернее, что за ночь?

– Не очень. У меня немного перепутались даты.

– Дело не в датах. Все врут календари. Важнее то, что на сегодня приходится осеннее равноденствие, Aequinoctium autumnalis.

Он встал, вытащил из-под стола покрытую резьбой дубовую скамейку примерно в два локтя длиной и немного больше локтя высотой. Поставил у двери. Из шкафа достал глиняный, обтянутый телячьей кожей и снабженный этикеткой горшочек.

– Здесь, – указал он, – я храню довольно специфическую мазь. Приготовленную по классическим рецептам смесь. Recipe [385], как видишь, я выписал на листке. Паслен сладкий, паслен черный, борец, лапчатка, листья тополя, кровь летучей мыши, цикута, красный мак, портулак, дикий сельдерей… Единственное, что я изменил, так это жир. Рекомендуемый «Grimorium Verum» жир, вытопленный из некрещенного еще младенца, я заменил подсолнечным маслом. Дешевле и дольше сохраняется.

– Неужели это, – Рейневан сглотнул, – неужели это то, что я думаю?

– Дверь лаборатории, – чародей словно не услышал вопроса, – я не замыкаю никогда, в окне, как видишь, нет решеток. Мазь я ставлю сюда, на стол. Как ею пользоваться, ты наверняка знаешь. Советую использовать экономно, она дает побочные эффекты.