Н 4 (СИ) - Ильин Владимир Леонидович (читать книги бесплатно полностью .TXT) 📗
Потому что ну его к демонам, в самом деле. Тут хотя бы только десять миллиардов.
- Ах! – Изобразив беспамятство и переутомление, Дейю картинно упала на место почище.
- Китаянка померла, - хмуро констатировала Аймара, замерев на секунду.
– Предлагаю закопать. – Не отвлекаясь, трамбовала Ника купюры руками.
- А не, шевелится еще.
- Добить и закопать.
- Да что вы за люди-то такие! – Открыв глаза, прорычала Дейю и вновь взялась за лопату. – Не видите – человеку плохо! Человеку надо помочь! Отнести в дом!
Положить в кровать и укрыть пуховым одеялом!
- Точно, одеяло! – Словно осенило Нику.
- Вот, добрая госпожа, я всегда верила…
- Надо слугам сказать, чтобы наволочки несли – мешки кончаются. – Выпалив и схватив тележку за ручки, побежала Ника на новый круг.
- Еще неделю назад я была уважаемым человеком, - глядя ей в спину, с горечью произнесла Го. – А сейчас? Чем я занимаюсь сейчас? – Грустно обвела она взглядом огромную кучу денег, которая, казалось, не уменьшилась. – Как простая крестьянка,
машу лопатой.
- Неплохо живут ваши крестьяне.
- У нас на праздники часто приносят целые горы ритуальных денег, - пожала плечами Дейю. – На похороны там, в дар духам.
- Это – настоящие. – отметила важный момент Аймара.
- Да ну? – Недоверчиво посмотрела Го на купюры.
В магазине все платилось карточкой, а зарубежные деньги принудительно выменивались на границе Китая. Да и какой был ей интерес до валюты северного соседа?
- Угу.
А вот Аймара цену этим бумажкам знала. Оттого пребывала в странном состоянии чувств, которое еще не совсем было принято разумом.
- А какой курс? – Го подняла бумажку с земли и с интересом присмотрелась к гравюрному изображению моста через реку.
- Один к шести. – Произнесла Инка, и механически перевела в куда более понятный и родной эквивалент.
Выходило сорок тонн золота. Против двух тонн, выделенных от щедрот ее семьей на поиски похищенной старшей дочери.
- А надо делить или умножать?
- Надо копать! - прорычала взбешенная и уязвленная Аймара.
Глава 20
Шум стихийного рынка то взлетал ввысь высокой нотой, то разлетался на сотни голосов, покупающих и продающих, интересующихся товаром и сетующих на мелкий и занудный дождь. Слух то и дело ловил отрывок какой-нибудь истории, и ноги замедляли шаг, пытаясь задержаться и дослушать часть чужой судьбы - но тогда ушедший вперед Федор возвращался и тянул за руку дальше, уводя в тень натянутых поперек торговых рядов пленок и тентов, уверенно раздвигая плечом развешенную в проходах одежду. Однако еще десяток метров – и нить очередного разговора увлекала за собой разум, а глаз сам по себе ложился на товар выставленный перед дородными женщинами, распекающими своих мужей или нерадивых отроков. Иногда продавцы замечали покупателя и замолкали, а мне становилась не интересна тишина, и я сам спешил за братом.
Эти два выходных дня выдались муторными и неопределенными, как момент затяжного прыжка с большой высоты – шаг вперед сделан, и нет более под ногами твердой опоры. Безопасность ныряльщика обеспечивает техничность исполнения,
спокойствие и знание глубины. Любая паника и резкое движение обернется тяжелой травмой или смертью. Но иногда в полет вмешивается сильный ветер, и определенность будущего разлетается вдребезги на десятки вариантов событий,
закрывая обзор цепочками вероятностей перед глазами. А полет, который уже можно назвать падением, все длится, множа опорные точки и подтачивая ресурсы.
Вывод на финишную прямую прошел штатно: князья прибыли к воротам поместья Еремеевых, не зная друг о друге. Трое в точном намерении разрушить помолвку, четвертый абсолютно равнодушный к исходу дела – идеальная конфигурация, чтобы характер, противоречия, личные отношения и интересы присутствующих сдетонировали в монолитный состав, твердо намеренный добиться успеха. Огромный запас амбиций не давал выкристаллизироваться общей мысли похерить все дело – никто из присутствующих попросту не принял бы чужую идею и чужой план, а озвучивать собственный не позволяли приличия.
Хоть и разрушать они, в общем-то, собирались по-разному.
Князь Долгорукий собирался сорвать помолвку обыденно – настроения отца семейства ему были известны, и не было причин, по которым он формально бы выполнил просьбу Игоря, но навредил мне. Не стоит вспоминать об уступках и одолжениях, оказанных мною ему и его семье – вся благодарность и благородство за те моменты были давно законсервированы в дарственный перстень с гербом
Долгоруких, который надо только отдать и попросить что угодно из разумного.
После чего вновь стать ребенком, у которого он был вынужден униженно просить о милости, безвозвратно и позорно отдавая часть богатства клана. То воспоминание будет всегда сильнее любых банков и хороших отношений с его внуком.
Князь Панкратов убил бы отца невесты, списав его смерть на возмутительное хамство (которым могло стать недостаточно вежливое приветствие). Слишком свыкся он с желанием мести, да и мои действия с его высоткой и банкиром вряд ли оставили его равнодушным. Он просто не мог оставить мое поведение без ответа, не смотря на иные выгодные прожекты, судьба которых зависела от добрых между нами отношений – потому что иногда надо ломать выгодные перспективы, чтобы доказать себе и миру о том, что гордость важнее денег, а он не купец, но великий князь. Да, у Еремеевых была защита цесаревича – но распространялась она только на попытки мстить за события на турнире. Безусловно, цесаревич не оставил бы без внимания попытки провокаций и якобы «случайных» трагических совпадений. Но если жених сам просит явится на крыльцо невесты, а отец семьи ведет себя безобразно – то кто же в том виноват? Цесаревич не может прикрывать род от любой глупости, а в действиях Панкратова не было бы изначального злого умысла –
так что смерть Еремеева-старшего ему вполне сошла бы с рук. Не исключаю, что
Нику он при этом все равно сосватал бы, выполняя свое слово и не обращая внимание на чужое горе и слезы.
Князь Шуйский не простил покушения на свою жизнь, но в иерархии их семьи,
повернувшейся с ног на голову, у него не было и шанса пойти поперек слова Артема.
Поэтому он обеспечил появление у ворот князя Давыдова.
Человек, неспособный к спокойной жизни, разрушитель сердец, физических законов и единственный гусар в полку личной охраны императора, Давыдов генерировал вокруг себя такой объем бардака, что сломать сватовство ему не составило бы никакого труда – даже просить об этом не следовало, все получалось как-то само собой. «Подослать Давыдова» на свадьбу – означало превратить торжество в самый черный день для молодых. Никому, к примеру, не нравится, как поднявший бокал князь в тексте своего торжественного тоста растроганно начинает припоминать, как он с матерью невесты смотрел на звезды самым прихотливым образом, и быть может – выдает он сейчас собственную дочь… Или без затей бьет в морду любого, кто в ответ на грозное «гусар?!» неуверенно блеет слово «да». Потому что в Империи только один гусар – остальные его товарищи погибли. Очень неприятный и крайне влиятельный персонаж, которого просто нереально убить.
Многие, как можно догадаться, пытались.
Князь Галицкий… Должен же быть хоть кто-то, приучающий остальных к мысли, что это им просто не повезло, и со мной можно вести дела?