Еретическое путешествие к точке невозврата - Крюков Михаил Григорьевич "профессор Тимирзяев" (книги бесплатно без онлайн .TXT) 📗
– Как что?! Вызывай его! Это наш последний шанс!
– Но…
– Никаких «но»! Ты можешь придумать что-нибудь другое? Да скорее же!!! Сейчас оно разнесёт и эту дверь! Ему плевать на серебро и руны!
– Ну… хорошо, – нерешительно сказал Вольфгер, – я попробую, но не знаю…
Он взял из рук гнома книгу, перелистал несколько страниц, нашёл нужное заклинание и, запинаясь от волнения, прочитал его.
Тут же с негромким хлопком перед ними появился уже знакомый Вольфгеру человек в тёмной одежде с бородкой клинышком.
– Ну, в чём дело на этот раз? – с ноткой недовольства в голосе спросил он, как будто возникать в полночь в подземелье незнакомого замка для него самое обычное дело.
– Там! – ткнул дрожащим пальцем на дверь Рупрехт.
– Что «там»? Потрудись изъясняться более отчётливо, мастер гном!
– Чудовище… – простонал гном, – я его вызвал, случайно… А теперь не могу загнать обратно!
– Ах, вот как… – протянул человек с бородкой, – чудовище? Любопытно… – и он положил руку на засов.
– Осторожно! – взвизгнул гном.
– А, да, действительно, – спокойно сказал человек, – вам лучше отойти подальше.
Дождавшись, пока все отойдут в дальний угол приёмной алхимика, незнакомец резко отодвинул засов и шагнул в сторону. Дверь распахнулась и грохнула об стену. В проёме появилась туша чудовища, по которой пробегали разноцветные волны. Человек, склонив голову набок, несколько секунд с неподдельным интересом рассматривал зверя из Иномирья, потом осуждающе покачал головой и поднял руки. С его ладоней потекли ленты зеленоватого пламени, которые устремились к зверю и тонкой плёнкой растеклись по его туше. Не издавший до этого мгновения не единого звука зверь пронзительно и резко зашипел и задёргался. Бездымное пламя стремительно окутало его, оно вгрызалось в тушу, истончало конечности, разъедало бугристую кожу. Отвратительное лицо посередине паучьего туловища исказилось гримасой злобы и боли. Тварь отступила назад, но человек шагнул за ней, не опуская рук. Несколько мгновений – и всё было кончено, туша мягко обтекла на пол грудой слизкого праха. Неизвестный могучий маг не убирал пламя с рук, упорно и терпеливо дожидаясь, пока и эти жалкие останки монстра сгорят дотла.
Пол в лаборатории раскалился, камень стал малиновым и потёк. Только когда последний дымок от сожжённого монстра рассеялся под потолком, незнакомец опустил руки.
– Ну, вот и всё, – буднично сказал он, – вашей твари больше нет, а мне, пожалуй, пора. В следующий раз будьте осторожнее, потому что меня может и не оказаться на месте, и ваш вызов останется без ответа.
– Подождите! Куда вы? – воскликнул Вольфгер, – позвольте вас спросить…
– Не сейчас, – мягко улыбнулся незнакомец, – ваш путь ещё не окончен, идите по нему, не сворачивая. А в конце я сам найду вас и отвечу на все вопросы, обещаю. Пока же прощайте.
И незнакомец исчез.
Неудачливые заклинатели стояли посредине разгромленной лаборатории и молча смотрели друг на друга. Наконец, гном прервал молчание:
– Если Берлепш узнает – убьёт! Апчхи!
Глава 21
13 декабря 1524 г.
Настало утро казни.
Предыдущим вечером Вольфгер спросил, кто пойдёт смотреть на экзекуцию. Карл заявил, что насмотрелся на казни на десять жизней вперёд, испытывает к ним отвращение, и если господин барон не будет возражать, он не пойдёт. Ута сказала, что постарается спрятать голову под подушку, чтобы не слышать криков жертв, а эльфийка просто пожала плечами. Вольфгеру идти тоже не хотелось, но он чувствовал, что обязан в последний раз взглянуть в лицо Штюбнера и, если получится, обменяться с ним парой слов. А вот гном объявил, что смотреть казнь пойдёт обязательно и не уйдёт с площади до самого конца. Ута осуждающе посмотрела на него, но Рупрехт сделал вид, что не заметил её взгляда.
Ночью пришла оттепель, и с низкого скучного неба капал мелкий дождик.
На замковой площади было пусто, только два подпалачика возились около свежеошкуренных столбов виселицы, перебирая в плетёной корзине лязгающие инструменты. Сбоку дымился костерок, на котором булькала кастрюлька с каким-то густым, едко пахнущим варевом. Палача не было видно. По мостовой бродили голуби, ворковали, что-то выклёвывали из щелей между камнями. Птицы были сытые, равнодушные, с тугими сизыми перьями и красными лапками.
Глухо ударили часы на башне. Раз, другой… Испуганные голуби разом вспорхнули, описали круг над площадью и исчезли. С шестым ударом колокола на площадь вступила мрачная процессия.
Осуждённые были одеты в длинные, грубые и запачканные рубахи-саваны. Они шли босиком, руки и ноги были закованы в цепи. За время заключения осуждённые сильно обросли, их грязные, спутанные волосы сбились в колтуны. Штюбнер шёл первым, старясь выглядеть гордо и независимо, но было заметно, что его бьёт озноб. Второй разбойник всё время затравленно озирался по сторонам, словно ища путь к спасению, а третий шёл, тупо глядя прямо перед собой.
Вольфгер шагнул к Штюбнеру, но стражник, шедший сбоку от осуждённых, преградил ему дорогу алебардой и зло процедил: «Осади, твоя милость! Таперича они уже боговы». Штюбнер даже не взглянул на барона.
Комендант замка Вартбург Берлепш, осознавая важность момента, шёл, надутый как индюк, не глядя по сторонам. Обычно вежливый и предупредительный, в этот раз он даже не кивнул Вольфгеру, а только мазнул по нему взглядом и отвернулся. Приближение того таинственного момента, когда по воле одних людей будет насильственно прервана жизнь других, ещё не старых и полных жизни, придавала всем пустяковым подробностям этого утра, последнего для осуждённых, особую значимость. Происходило нечто, разделяющее всех присутствующих на замковой площади на две части: одни, дождавшись окончания казни, вернутся в замок, будут дышать, есть, пить и смеяться, а другие перейдут в какое-то другое, таинственное состояние и останутся лежать под виселицами в грубо сколоченных деревянных ящиках. И вот этот приближающийся момент перехода в одних вызывал непреодолимый животный страх, а в других – брезгливое, болезненное и обострённое любопытство, в котором они постеснялись бы признаться друг другу.
Осуждённых подвели к месту казни, и тут откуда-то появился палач. Оно пошептался с Берлепшем, и казнь началась. Приговор осуждённым зачитывать не стали, не было и священника. Стражники подтащили двоих разбойников к виселицам, и подпалачики привязали их к столбам так, чтобы они могли видеть казнь Штюбнера.
С предводителя банды перекрещенцев сорвали рубаху и опрокинули его на огромное колесо. Он попытался было вырваться, но стражники и подпалачики держали крепко. Пока его руки и ноги привязывали к спицам колеса, Штюбнер лежал, задрав бороду и молча глядя в зимнее небо.
Подпалачики отошли, палач Людвиг взглянул на Берлепша, тот важно кивнул. Палач достал из корзины нож, а подпалачик, наклонившись к паху Штюбнера, сноровисто захватил и оттянул клещами часть его плоти.
Тогда Штюбнер хрипло закричал:
– Братья мои во Христе! Слушайте меня, л-ю-юди…
В этот момент палач коротко и сильно ударил его рукоятью ножа по губам. Штюбнер поперхнулся кровью и замолк.
Палач перехватил нож и, не торопясь, начал, делать надрез за надрезом. Штюбнер завыл неожиданно высоким и пронзительным голосом. Его тело задёргалось, он пытался вырваться, но верёвки держали прочно. Через несколько минут, показавшихся побледневшему Вольфгеру вечностью, подпалачик поднёс клещи к пустой корзине и стряхнул в неё окровавленный комок. Другой подручный ловко снял с огня кастрюльку и передал палачу, который выплеснул её содержимое на рану казнимого. Штюбнер зашёлся криком. Завоняло горелой плотью и смолой.
Палач отошёл, с видом мастера полюбовался раной, закрытой нашлёпкой из застывающей смолы, и взялся за лом. Короткими, резкими ударами он, не торопясь, перебил руки и ноги Штюбнера, переломал ему рёбра и, аккуратно примерившись, нанёс удар поперёк живота.
