Приносящая надежду (СИ) - Воронина Тамара (читать книги онлайн бесплатно без сокращение бесплатно .TXT) 📗
– Больно?
Он посмотрел на свою руку.
– Почти нет. И правда через пару недель все пройдет. Я еще поиграю тебе на аллели.
– Мне страшно будет вспоминать, что с тобой сделали из-за нее.
– Почему? Это ведь прошло. Что ж теперь, если меня в детстве отец за украденный компот выпорол, мне всю жизнь на компот смотреть нельзя? А если бы ты это видела, то возненавидела бы компот?
– А ты воровал компот?
– И мед. Я любил сладкое. Очень любил. Меда мог слопать целую плошку. Другой бы кто заболел, а мне еще хотелось. Наверное, рос слишком быстро. Я такой длинный был, тощий, как прут. Вот прутом мне и попало, когда отец меня поймал у мельницы, где я компот уничтожал. Два дня потом ел стоя. Ох братья и потешались!
– А ты?
– Что я? Отец правильно сделал. Воровать-то зачем? Можно было и попросить, дали бы. Мы не бедно жили, совсем нет. Знаешь, показатель жизни крестьян – наличие обуви. Я босиком бегал, только если очень хотелось. У меня всегда были удобные и мягкие башмаки, даже когда нога быстро росла, отец следил за тем, чтоб сапоги не становились мне малы. Мы были добротно одеты, хорошо ели, отец привозил с ярмарки подарки – украшения для матери и Лини, всякие безделицы типа дорогого кинжала для братьев, игрушки затейливые для меня. Я любил головоломки, так у меня всякие были. И еще такие игрушки, из которые можно было собирать разные фигуры, или мебель игрушечную, или дома разные. А такие всего лишь разные плашечки с выступами и выемками…
– Конструктор «Лего».
– У тебя тоже такие были? – обрадовался шут.
– Нет. Когда они у нас появились, я была уже взрослая. У меня другой конструктор был, из него можно было собирать… разные машины. Или мебель. Если честно, я только стул хорошо собирала, остальное было сложно для меня.
– Врешь ты все, просто ленилась. Ну вот, я мог не воровать мед, а прийти к матери и попросить. Она ж понимала, что я расту.
– А ты не просил, потому что мать давала неохотно?
– Она нормально давала. Лена, она обо мне заботилась, как нужно заботиться о мальчишке. Следила, чтоб я мыл уши, вовремя стригла, кормила, стирала одежду и штопала носки… они на мне просто горели. Она шутила, что я такой худой, что все костями протираю. Просто около матери почти всегда была Лини, а она уж не упускала случая назвать меня обузой, проглотом или еще как, вытянуть пониже спины чем придется – веником, тряпкой… ложкой по лбу стукнуть. Я старался ее избегать. Женщин ведь надо уважать… А вот с братьями я даже дрался. Представляешь – мне десять лет, а я на взрослого мужчину с кулаками кидаюсь.
– Они тебя били.
– Естественно. Когда я нарывался. Отец тоже порол иногда, но нечасто, только за дело. Как-то я зачитался и умудрился волка не заметить, он трех овец задрал, когда я соизволил от книги оторваться. Потом одно мясо ели, чтоб не испортилось. Лето было жаркое… Отец меня тогда крепко выдрал, и поделом. И книжку отобрал. В наказание. С тех пор я никогда не выносил книг из дома. И более бдительного пастуха было не найти.
– Отец учил тебя драться, чтоб ты не чувствовал себя совсем уж бессильным против братьев?
– За это он мне по шее мог дать. Учил держать себя в руках. Говорил, что не всегда в жизни люди будут ко мне расположены, и если всякий раз, услышав насмешку или грубость, я буду лезть в драку, то долго не проживу, если не зарежут, то повесят за усердие. Только знаешь… Все равно мне дома было лучше. Когда ушел, почувствовал себя не только свободным, но и очень одиноким. И так до тех пор, пока не встретил тебя и Маркуса. Вот странно, правда? Можно подумать, что дома у меня были любящие родственники и близкие друзья. Но когда я ушел, словно порвалось что-то. Я перестал быть ребенком, наверное. Рано, конечно. Столько лет потом бродил… или бродяжничал, как хочешь, назови. И воровать научился тогда.
– И на аллели играть.
– Ага. Я как-то к менестрелю прибился, он меня и учил. Сказал, что у меня хороший слух, ловкие пальцы, но вот голос так себе. Но и петь учил. Поставил голос. Ставить, правда, нечего особо было, но я хоть не фальшивлю. Правда, потом я и то, что было, потерял: простудился сильно. Я до этого только на карилле играл… это дудочка такая, поменьше флейты, звук попроще… Но мне нравится.
– Ты об этом вспоминаешь, чтобы не думать о том, как легко создал такой мощный щит?
– Да, – после паузы ответил он. – Мне страшно. Я не знаю, что со мной происходит и как я делаю то, что делаю.
– Вот теперь ты меня понимаешь! – злорадно усмехнулась Лена и поцеловала его в щеку. Шут чуть-чуть улыбнулся. Только ей.
Дорога шла сначала лесом, потом лугом, и было это так щемящее и банально красиво, что они замолчали, невольно любуясь этой незатейливостью природы: небом с облаками вверху, травой и цветами внизу и пыльной лентой дороги. Лена поглядывала на Гарвина, но тот вроде держался, даже лицо порозовело. Гару деловито бежал рядом с их лошадью, не отвлекаясь ни на какую живность. Он очень хорошо понимал, когда надо спешить, а когда можно и расслабиться. Разве они сейчас не делом заняты? А делу время. Потеха все равно когда-нибудь будет. Или хотя бы пряник дадут. Интересно, дадут ли пряник? Должны дать.
Нет, в сознание Гару Лена не проникала. Так, повоображала, о чем может думать собака. В том, что собака может думать, она не сомневалась никогда, а Гару сто раз подтверждал эту ее уверенность. И думать он умел, и хитрить умел, и прикидываться то глухим, то голодным, то усталым, то несчастным, и тогда следовало гладить его, чесать пузо или шею и давать пряники. Или косточки. Или вообще хоть что-нибудь. Простая и естественная жизнь. Требуя так мало, он отдавал всего себя. Даже с вивернами дрался. Даже позволял выдирать колючки из хвоста и из-под хвоста, и если Лена аккуратно разбирала его густую шерсть, то мужчины особенно не церемонились и на обиженное взлаивание не реагировали.
После полудня устроили привал, перекусили, не тратя время на готовку чего-то горячего, да и готовить было не из чего, никто не отвлекался на охоту. Ничего, в ужин оттянутся, эльфы не оставят их голодными.
Когда стемнело, Лена уже не знала, во что превратилось ее седалище. Какой бы толстой ни была попона, лошадиный хребет выпирал из нее все сильнее с каждой милей. Но останавливаться не имело смысла: эльф, бежавший рядом все той же ровной рысцой, сказал, что не больше чем через два часа они будут на месте и стоит потерпеть еще немного неудобств, что бы потом получить горячую ванну, массаж, хороший ужин и мягкую постель. Лена оживилась при слове «ванна», шут и Гару – при слове «ужин». Гару понимал уже все слова, обозначающие еду, знал, что такое перекусить (вовсе не перегрызть пополам палку), заморить червячка (совсем не перевернуть коробочку с приготовленными для рыбалки червями на камень и подождать, пока они сдохнут от солнца), пожрать (это когда еды много, но все голодные)…
Гарвин начал валиться набок, и сопровождавший его эльф мгновенно оказался на лошади у него за спиной, поддержал, прижал к себе.
– Все в порядке, – сообщил он Лене. – Он не потерял сознание, просто устал. Совсем чуть-чуть осталось.
Чуть-чуть растянулось на полчаса. Это не был город, не была деревня. Не зря имелось выражение «поселение эльфов». Дома, стоявшие не то чтоб далеко друг от друга, но достаточно изолированно, этакое богатое предместье в фешенебельном пригороде какой-нибудь процветающей столицы там, дома. Но не в России. Для России было все же слишком чисто и тихо. Улицы не освещались – эльфам это было не особенно нужно, а на большой площади горели те самые масляные лампы, которые не дымили. Лена оценила – свет даже не мерцал, был ровным, хотя и не особенно ярким.
С лошади Лену снимал Маркус, точнее, она просто съехала в его объятия. Милит принял Гарвина, у которого натурально подгибались ноги, он скорее висел на Милите, чем стоял рядом с ним. Гару облизнулся. А дальше все было именно так: горячая ванна, душистое мыло, массаж с ароматическим маслом того же запаха, что и мыло, причем эльфийка, растиравшая разогретое тело Лены, уделила несчастному седалищу особое внимание. Она была дружелюбна и насмешлива, отпускала замечания, в том числе и касательно далекой от совершенства Лениной фигуры, на что Лена сонно буркнула: «Зато я человек хороший», чем очень массажистку насмешила.
