Чаша и Крест (СИ) - Семенова Вера Валерьевна (читать полностью бесплатно хорошие книги .TXT) 📗
Главы командорств сидели, как всегда, спокойно. Но мне очень не нравилось выражение лица Ронана. Он то и дело опускал веки, словно не желал смотреть никому в лицо, потом снова надменно вскидывал подбородок.
— Бывший командор Круахана, магистрат рассмотрел ваше дело. Ущерб, причиненный вами благу Ордена, слишком велик…
Фарейра сильно выдохнул. Брагин тонко улыбался, приподняв уголки губ. Ронан снова опустил глаза и больше не поднимал их.
… - слишком велик, чтобы оставить вас в живых. Поэтому завтра, ровно в полдень, на верхней площадке Оружейного замка, вы будете казнены по правилам Ордена. Вам привяжут к ногам ядро и столкнут в море. Хотите ли вы что-то сказать?
— Вы настолько ясно все изложили, Эрмод, что у меня нет вопросов, — Гвендор чуть пожал плечами и усмехнулся.
Зато Рандалин было что сказать. С криком она рванулась с места, как тигрица — снова мне пришло в голову это сравнение с кошачьими родственниками. Она пробилась до самых первых рядов, где подоспевшие воины охраны схватили ее за руки. Она вырывалась и била их ногами по лодыжкам с такой яростью, что ее с трудом удерживали четыре человека. Ее волосы высыпались из прически, она сорвала белый парадный плащ и пыталась, ломая ногти, содрать с камзола орденские знаки.
— Нет! Вы же обещали! Вы клялись мне! Да будьте вы прокляты! Вы и ваш ужасный город! Пусть он уйдет на дно океана! Ничего не пожалею, чтобы мое проклятие исполнилось!
Магистры переглянулись с легким смятением.
Такое же мучение, которое было на искаженном лице бьющейся в чужих руках Рандалин, моментально отразилось на лице Гвендора, только он быстрее овладел собой.
— Не надо… Рандалин… — сказал он вполголоса.
Она медленно приходила в себя — скрученная в пружину, бьющая по вискам ее боль постепенно успокаивалась во всем зале, и наименее устойчивые младшие воины, на кого она обрушилась, придавливая к земле, невольно выдыхали с облегчением.
— Запомните, мой драгоценный отец, — прошипела она, не сводя глаз с Ронана. — В тот самый миг, когда вы упадете на землю, захлебнувшись в своей крови, я испытаю наивысшее счастье.
— Я тоже, Рэн, — сказал Великий Магистр одними губами. — Я тоже.
Рандалин шагнула в темноту, тщетно пытаясь что-либо разглядеть. Мрак вокруг был настолько густым, что в нем ничего не просматривалось даже после сумрачного коридора, освещаемого тусклыми коптящими факелами.
Она постояла пару мгновений, чтобы привыкнуть, но глаза ее упорно не желали свыкаться со стопроцентной темнотой.
— Почему здесь так темно? — спросила она в пространство. — Есть здесь кто-нибудь?
На мгновение у нее мелькнула мысль, что Ронан решил таким образом от нее избавиться, заперев в самой темной и недоступной темнице, где потеряются все следы и напоминание о ней. Дрожь пронизала ее насквозь, и она даже не сразу отреагировала, когда услышала голос из темноты:
— Просто это самая темная из камер Эмайны. Здесь всегда содержались преступники перед казнью, чтобы иметь возможность остаться наедине со своей совестью. Не бойтесь, Рандалин, скоро появится луна, и будет не так темно. Идите сюда — десять шагов вперед.
Голос звучал так же спокойно, как на придворном балу в Круахане. Она задрожала еще сильнее — но уже не от страха, и шагнула вперед. Ронан не обманул ее — но лучше бы он сделал это. Лучше бы он навеки заточил ее в мокром подземелье с крысами, чем она слушала бы этот спокойный голос и понимала всю неизбежность происходящего.
— Гвендор, — сказала она хрипло.
Она шагнула вперед и споткнулась на каком-то шаге, так что была вынуждена сесть прямо на пол.
Голос из темноты прозвучал чуть насмешливо и печально:
— К сожалению, Рандалин, я не могу вам помочь. Хотя я к темноте уже привык и вижу вас очень хорошо. А вы меня нет. Наверно, это к лучшему, правда? По крайней мере, я постоянно к этому стремился — чтобы видеть вас и следить за вами всегда и всюду, но чтобы вы при этом меня не видели. Вы скажете, что я эгоист, да?
Он слегка шевельнулся в темноте, и она услышала легкий звон.
— Завтра я точно получу право все время следить за вами. Вы будете на меня сердиться, не правда ли? Скажете, что я не имею право вторгаться в вашу личную жизнь?
— Нет! — прошептала она, задыхаясь. И в этот момент, словно отвечая на ее крик, взошла луна, и из сумрака выступила темная фигура, сидящая на полу всего в каких-то двух шагах от нее. Она рванулась к нему, но почему-то не посмела прикоснуться и застыла совсем рядом, опустившись на пол. Теперь она видела его лицо, пусть в неверном свете луны, на которую то и дело набегали легкие облачка, но все-таки видела. Он был спокойным, даже безмятежным, с его лица совсем ушло то мрачновато-презрительное и насмешливое выражение, которое она знала в Круахане. Даже шрам не портил его красоты, скрываясь в тени.
Он уже не казался ей похожим на Бенджамена. Она не думала об этом. Она любила того, кто был перед ней. Ей было все равно, на кого он похож. Она отдала бы всю свою кровь за него до капли — но никто не предлагал ей сделать это.
— Рандалин, дорогая моя, — его голос прозвучал мягко, — зачем вы пришли? Я сначала так испугался, когда вас увидел. Но потом понял, что вы свободны, вряд ли Ронан посадил бы вас в одну камеру со мной. Он просто зачем-то позволил вам сюда прийти, только не знаю, чего в его поступке больше — милосердия или изощренной мести. Зачем вы приехали в Эмайну, Рандалин?
— Вы еще спрашиваете, — прошептала она. Комок по-прежнему давил на горло, не позволяя свободно вздохнуть. — Нас тут много. Мы все приехали за вами из Круахана — и Торстейн, и Бэрд, и Жерар, и все остальные. Все, кто вас любит.
Гвендор еле слышно вздохнул.
— Позаботьтесь о них, — почти шепотом произнес он. — Если вы можете как-то повлиять на Ронана… я видел на вас орденский плащ, хотя не понимаю до сих пор, как вам это удалось… пусть моя участь минует их, Рандалин.
— Вы так ничего и не поняли? Если бы это помогло, я принесла бы в жертву весь мир, начиная с себя. Что мне судьба остальных?
— А если я очень попрошу вас об этом?
Мы стояли за дверью камеры, Мы могли видеть только еле заметную полоску света, упавшую на пол перед нашими сапогами. Мы могли только слышать, что происходит внутри. И лучше бы мне не слышать этого никогда.
Рандалин неожиданно уронила голову на колени и зарыдала так горько, как я не мог даже себе представить. Подобные ей женщины не могут так плакать. Если они захлебываются в слезах — значит, мир близок к своей гибели.
— Ну пожалуйста, не надо, — услышал я сломленный голос Гвендора. — Рандалин… Я хотел прийти на свою казнь с улыбкой. Зачем вы делаете это со мной?
Она всхлипывала, задыхаясь, держась за грудь из последних сил.
— Г-гвендор… я…до конца п-просила их. Я… на все была готова. Я все равно… я не переживу вас. Я вас… я люблю.
Рука, перетянутая толстым железным браслетом, осторожно прикоснулась к опущенной на колени головке со спутанными рыжими волосами. Он слегка вздрогнул — таким счастьем ему показалось дотронуться до мягких кудрявых волос, которые в свете луны потеряли свой цвет и неожиданно показались серебристыми.
— Послушайте, Рандалин, — он придвинулся вперед, насколько позволяли цепи, и взял ее за плечи. — Забудьте обо мне. Вы сможете испытать радость с кем захотите. Не стоит проливать по мне больше слез, чем уже случилось. Я не заслуживаю этого, поверьте мне, Рандалин… Рэнди… Я все равно умер бы за вас… Не надо обо мне плакать… Ничего не надо… Я этого… я не стою… Рэн… Что вы делаете?
Они сидели на холодном полу камеры, тесно прижавшись друг к другу. Рандалин подняла голову, и их губы соприкоснулись.
Гвендор сделал легкое движение, чтобы вырваться, но это было выше его сил. Они целовались, ловя губами воздух из легких другого, задыхаясь, стирая губами текущие по щекам слезы. Рандалин проводила языком по рубцам на его щеке, забыв обо всем, ничего не понимая, замкнув руки в кольцо на его шее.
