Чаща - Новик Наоми (онлайн книги бесплатно полные .txt) 📗
Вдвоем нам удалось собрать достаточно магии, чтобы снять заклятие. Солдаты заворочались, встрепенулись, освобождаясь от каменных оков, встряхнулись, вдруг ощутив, что вернулось и время, и дыхание. Некоторые недосчитались пальцев; там, где от истуканов откололся кусок-другой, остались шрамы точно оспины. Но это были закаленные в боях воины, умеющие управиться с пушками, которые ревели ужаснее любого заклинания. Они было опасливо отодвинулись от нас, но затем заметили Солью: уж его-то они узнали.
— Что прикажете, господин? — неуверенно спросил один из солдат.
Солья захлопал глазами — и столь же неуверенно оглянулся на нас.
Все вместе мы зашагали в Ольшанку. Над дорогой все еще висела пыль: слишком много народу по ней проехало и прошло вчера. Только вчера. Я пыталась об этом не думать: вчера шесть тысяч человек промаршировали по этой дороге — сегодня их уже нет. Они лежат мертвыми в траншеях, и в главном зале, и в подвале, и на длинных винтовых лестницах. В облаке пыли я словно различала их лица. Кто-то из ольшанцев заметил нас издалека. Борис выехал нам навстречу на телеге и подвез нас до города. Мы устроились на задке, раскачиваясь в такт колесам, точно мешки с зерном. Из всех песен о сражениях и войнах я готова была до бесконечности слушать только эту: скрип да цокот лошадиных копыт, словно барабанный бой. Все эти истории наверняка заканчивались одинаково: кто-то усталый возвращался домой с поля битвы, чудом избегнув смерти, — вот только эту последнюю часть отчего-то никто никогда не пел.
Жена Бориса Наталья уложила меня спать в бывшей комнате Марты — в маленькой солнечной спаленке, где на полке устроилась потрепанная тряпичная кукла и лежало детское лоскутное одеяльце. Марта теперь жила собственным домом, но эта комнатка все равно помнила ее и ждала: теплая и гостеприимная, она приветила и меня, а Наталья коснулась ладонью моего лба, прямо как мама, уговаривая: засыпай, спи спокойно, чудовища не придут. Я закрыла глаза и притворилась, что ей верю.
Проснулась я только вечером — теплым летним вечером, с приходом мягких синих сумерек. В доме царила знакомая уютная суета: кто-то стряпал ужин, кто-то возвращался после дневных трудов. Я устроилась у окна — и долго сидела там не двигаясь. Эта семья была куда богаче моей; у них весь второй этаж был отведен только под спальни. Мариша бегала в огромном саду с собакой и четырьмя ребятишками чуть постарше ее; на ней было свежее льняное платьице, уже заляпанное травой; волосенки выбивались из аккуратно заплетенных косичек. А вот Сташек сидел у двери, наблюдая за детскими играми, хотя среди ребят был и парнишка его возраста. Даже в крестьянской одежде Сташек разительно отличался от обыкновенных детей: плечи прямые, а лицо серьезное, словно в церкви.
— Нужно отвезти их обратно в Кралию, — заявил Солья. Маг отдохнул, отоспался, и к нему отчасти вернулась его возмутительная самоуверенность: он устроился среди нас как ни в чем не бывало, точно с самого начала был на нашей стороне.
Стемнело; детей уложили спать. Мы сидели в саду за стаканчиками прохладного сливового бренди, и я чувствовала себя так, словно притворяюсь взрослой. Вот так же и мои родители рассаживали гостей на стульях и шаткой скамье в тени деревьев и вели степенные разговоры про родню и про виды на урожай, а мы, дети, весело носились вокруг, собирали ягоды или каштаны или просто играли в кошки-мышки.
Я вспомнила, как мой старший брат женился на Малгоше: еще вчера они как ни в чем не бывало резвились с нами, а теперь вот разом посерьезнели и присоединились к родительским посиделкам. Прямо колдовство какое-то, одно слово; я втайне надеялась, что меня оно никогда не затронет. Мне было ужасно непривычно сидеть там, за столом, со взрослыми, а уж тем более рассуждать о тронах и убийствах, совершенно серьезно, как будто это все настоящее, а не просто строчки из песен.
А уж когда они все заспорили, я почувствовала себя и вовсе не на месте.
— Нужно немедленно короновать принца Сташека и установить регентство, — рассуждал Солья. — Эрцгерцог Гидны и эрцгерцог Варши, по крайней мере…
— Эти дети никуда не поедут, кроме как к своим дедушке и бабушке, — отрезала Кася. — Даже если мне придется посадить их на спину и отнести их туда пешком.
— Но, милая моя девочка, ты просто не понимаешь… — начал было Солья.
— Я не твоя милая девочка, — огрызнулась Кася, да так резко, что он умолк. — Если Сташек теперь король — что ж, прекрасно: его величество попросил меня отвезти его и Маришу к родне его матери. Вот туда они и поедут.
— В любом случае, до столицы отсюда слишком близко. — Саркан раздраженно прищелкнул пальцами, давая понять, что разговор окончен. — Да, я понимаю, что эрцгерцога Варши не порадует, если короля приберет к рукам Гидна, — желчно заявил он, едва Солья вдохнул поглубже, собираясь запротестовать, — но мне дела нет до его амбиций. В Кралии и раньше было небезопасно, а теперь лучше не стало.
— Но ведь опасно везде, — недоуменно перебила я их. — Надолго нигде не укроешься. — На мой взгляд, они спорили о том, построить ли дом на том берегу реки или на этом, не замечая на ближайшем дереве отметки паводка — выше того места, где предполагалось быть двери.
— Гидна на океане, — не задержался с ответом Саркан. — В стратегическом отношении северные замки очень удачно расположены, там можно долго держать оборону…
— Но Чаща все равно придет! — воскликнула я. Я это знала. Я смотрела в лицо Лесной королеве — и всей кожей ощущала ее неумолимую ярость. Все эти годы Саркан сдерживал Чащу, точно буйную реку за каменной плотиной; он оттягивал и направлял ее силу в тысячи ручьев и колодцев, разбросанных по долине. Но плотина до бесконечности не выстоит. Сегодня, на следующей неделе, в следующем году — но Чаща прорвется сквозь преграду. Она вернет себе все эти колодцы и ручьи и с ревом устремится вверх по горному склону. И, напитавшись этой новообретенной силой, пройдет через горные перевалы.
И противостоять Чаще некому. Армия Польнии повержена, армия Росии обескровлена — а Чаща вполне может себе позволить проиграть одну-две битвы, а то и дюжину. Она укрепится здесь и там, она разбросает семена, и даже если Чащу оттеснят через один из горных перевалов, в конце концов это будет уже не важно. Чаща не оставит нас в покое. Королева не оставит нас в покое. Мы можем сдерживать Чащу достаточно долго, чтобы Сташек с Маришей успели вырасти и состариться, и даже умереть — но как же внуки Бориса с Натальей, что сейчас резвятся с ними в саду? Или их собственные дети — которым суждено расти под расползающейся тенью?
— Мы не можем сдерживать Чащу, пока за нами в пожаре пылает Польния, — промолвил Саркан. — Росцы перейдут через Ридву, алкая мести, как только узнают, что Марек погиб.
— Мы вообще не можем сдерживать Чащу! — ответила я. — Это пытались сделать до тебя, этим всю жизнь занимаешься ты! Мы должны остановить ее раз и навсегда. Мы должны остановить королеву.
— Да, отличная идея, — Саркан свирепо воззрился на меня. — Если ее не смогло убить лезвие Алоши, ей вообще ничто не способно повредить. Что ты предлагаешь?
Я смотрела прямо ему в лицо: в глазах его отражался тот же вязкий, тягучий страх, от которого у меня сводило живот. Лицо его застыло. Раздражение схлынуло. Саркан опустился на стул, по-прежнему не сводя с меня взгляда. Солья непонимающе таращился на нас, Кася встревоженно наблюдала за мной. Но другого выхода у нас просто не было.
— Я не знаю, — проговорила я дрожащим голосом, обращаясь к Саркану. — Но я что-нибудь да сделаю. Ты пойдешь со мной в Чащу?
Кася с несчастным видом переминалась с ноги на ногу рядом со мною на перекрестке за Олынанкой. В небе разливались бледные розово-серые краски утра.
— Нешка, если я могу тебе хоть чем-то помочь… — тихо проговорила она.
Я покачала головой — и поцеловала ее. Кася бережно обхватила меня руками и осторожно, мало-помалу стала сжимать их все теснее, пока не обняла по-настоящему. Я закрыла глаза и притянула ее к себе. На мгновение мы снова стали детьми, совсем девчонками, такими безмятежно-счастливыми, несмотря на маячащую вдалеке тень. Над горизонтом поднялось солнце и озарило нас. Мы расцепили руки и отстранились друг от друга: она — одетая золотом, непреклонно-суровая, нечеловечески прекрасная; а в моих руках была магия. Я обняла ее лицо ладонями, мы соприкоснулись лбами — и она развернулась уходить.
