Идущая - Капшина Мария (электронные книги без регистрации TXT) 📗
Можно найти покой в глуши, в подвижничестве, но высокое счастье подлинного аскета в глазах Нанжина составляло несколько бледную альтернативу суетному прозябанию столичного сибарита. Скрепя сердце, он пожертвовал посмертной славой ради элитного чая и доступа к крупнейшей в мире библиотеке.
Комфорт можно купить, но нельзя купить покой и мир, потому что Совет — два десятка лучших рыцарей Арнакии — задирист, как стайка ребятни. Не далее как летом едва удалось растащить мало не за шкирки л-Тренглара и л-Конша, вздумавших завершить давнюю вражду священным судебным поединком. Удача ещё, что поединок — священный. Кому, как не Мастеру, разбирать подобные дела. И кому, как не ему, примирять этих бойцовых петухов, когда кровная месть за любого из них сожжёт под конец целую область…
За одиннадцать лет Мастером Нанжин утвердил свое место в Совете, заставив ещё внимательней прислушиваться к слову Арна и, казалось бы, упрочил нейтральное положение Арнакии во всех внешнеполитических дрязгах. Страна, наконец, поняла, что торговать выгоднее, чем проигрывать войны, и даже перестала, пусть и оставаясь лоскутным одеялом, разлезаться на клочки под ногами. Хотя менее пёстрой не сделалась: слишком уж обильна эта земля буйной дворянской кровью, да ещё говорами. Встретится купец из Кунена с купцом из Ирлгифа — изъясняться станут, поди, на эрлике, а не на благородном арнакийском, одном из четырех священных языков. Оттого так выходит, что эрлик понятен всей Центральной равнине, а говоры Арнакии несхожи, словно братья, выросшие в разных странах. На священном же арнакийском языке разговаривают ныне разве что книжники, да и те предпочтут эрлик, если не стоит над ними Мастер с палкой.
А палка у него была знатная. Послушники-ачаро шептались, что самой ценной реликвией храма является вовсе не оригинал одной из четырёх священных Книг, созданный руками Оректа и Мальвиша. Была палка почти в рост человека — не палка, а посох. Набалдашником служил шар из кости, который искусная резьба уподобила ядрышку грецкого ореха, иссечённому извилинами. Один из ачаро утверждал, что Мастер и спать ложится с посохом, укладывая его набалдашником на подушку, а металлический заострённый конец пристраивая в специальную выемку на спинке кровати в ногах. Кто-то из его товарищей рискнул было побиться об заклад, но никто так и не решился прокрасться ночью в спальню Мастера и проверить, так что пари сошло на нет, дав повод лишнему десятку шуток.
О посохе ходил по храму целый ворох баек. Говаривали, в числе прочего, что посох этот магический, а также, что удар набалдашником — смертелен. Причем неважно, насколько слабым будет этот удар, важен сам факт прикосновения к резной сморщенной кости. Откуда пошла эта легенда и насколько она была правдива, не знал и сам Нанжин: ему как-то не доводилось никого бить резной костью. Да и чем-либо другим тоже. Мастер без должного уважения относился к Таго и полагал его неизбежным злом, без которого мир стал бы, с одной стороны, лучше, а с другой, — не столь гармоничен и уравновешен. Все познается в сравнении, и как бы люди узнали о том, что Хофо мудр, не будь у того не отмеченного мудростью брата?
Вопрос, почему Таго — зло, Нанжин вопросом не считал. Таго Сильный, Багровый Дракон — бог войны. Никчёмность же войн Мастер полагал не требующей доказательств. Война — это уничтожение, не дающее ничего взамен. Нанжин не спорил с тем, что следует давать место новому, хотя для него как Мастера недопустимо было исповедовать новомодную ересь. Ереси старый сибарит, тем не менее, верил. Он не верил в то, что лучшим способом исправить плохо выстроенный дом является поджог его. Особенно, если дом новый не существует ещё даже в чертежах. Кроме того, он не умел видеть красоты боя, изящности тактических и стратегических ходов, не верил в обоснованность посылок, обосновывающих необходимость убийства. Он любил чай, книги и свой посох, с которым можно совершать прогулки по городу, любуясь прекрасными зданиями. Во время войны нет времени на чай; здания и книги горят чадным пламенем, а с посоха содрали бы металлическую ажурную оплетку и резную кость диковинного дазаранского зверя слона, чтобы продать за гроши. Нет, Нанжин не желал видеть красоту, экономичное изящество и логичность военных кампаний.
Сейчас Арнакия похожа на канатоходца, стоящего на одной ноге на канате над площадью, поджав вторую ногу и раздумывая, куда бы её поставить.
Нанжин прошёл по комнате, мягко стукая посохом в ковёр, прислонил резную кость к высокой спинке кресла, тронул маленькую колоколенку на столе, издавшую довольно громкий звон. Сел.
С одной стороны — южной — Кунен привязан к Даз-нок-Рааду хорошей прямой дорогой и двумя неделями быстрой езды. С другой — западной — стороны, Тенойль стоит на границе с Арной, и эти земли даже в спокойное время общему спокойствию не поддаются. С третьей же стороны, северной, с Лаолием напрямую границы нет. Лаолий отделён от Арнакии болотами и пустошами. Воевать в таких условиях неудобно, чему Нанжин искренне радовался.
Ачаро просочился в комнату, поставил перед Мастером поднос, над которым тихо млел чайный запах, и растаял за дверью. Нанжин обеими руками приподнял расписную, илирской работы чашку и, вдохнув, на миг прикрыл от удовольствия глаза с нечеловечески светлой, серебристой радужкой. Причастился красноватого напитка.
Кадар пока молчит: покуда Шегдар допускает, что Совет возможно переманить на сторону Юга, война не начнётся. Кадару и без нейтральной Арнакии есть о чём позаботиться, особенно в настоящее время. И это положение Нанжина из Тлмая, философа, Мастера Арна и неофициального главу Совета городов Арнакии прекрасно устраивало. И совершенно не внушала энтузиазма ни идея воевать с Кадаром и в очередной раз терять юг страны, ни перспектива вести войско через болота или половину Арны, чтобы пытаться напасть на Лаолий. О сборе этого войска и о руководстве толпой самовлюбленных дворян без содрогания думать не получалось.
Нанжин отпил ещё глоток.
Если, согласно обычаю, позволить Возродившейся гостить в храме, то нужно готовить Кунен к худшему. То есть, в идеале, эвакуировать жителей и молить Вечных, чтобы дорогу на Даз-нок-Раад стёр огненный меч Таго. В надежде, что Багровый услышит незнакомого Мастера, а не своего истового почитателя Шегдара. И что обходного пути Кадарец не отыщет.
Выдать Возродившуюся Шегдару или Ксондаку? Тут препятствий было два. Главным препятствием являлась сердечная нелюбовь Нанжина к его святейшеству, которого арнский Мастер полагал истеричным фанатиком и садистом. Если бы Арн столь явно проявил свою готовность подчиняться официальной верхушке церкви, едва ли кто-то поверил бы, что арнский храм Весов святее, древнее и значимее, чем храм Стихий в Аксоте, и репутацию Мастера Нанжина не спасла бы и сама Белая.
Мастер допил чай, но продолжал задумчиво держать чашку в бережных ладонях.
Во-вторых, Нанжин не желал впутывать Арнакию в бесконечные завоевательные войны, как бы их ни называл Шегдар. Выдав Возродившуюся, Арн порвал бы всяческие отношения с Лаолием (хотя совершенно неясно, почему Раир Лаолийский поддерживает Реду) и выказал готовность поддерживать Кадар во всех начинаниях.
Он поставил чашку на стол, поднялся. Прошёл к окну, взяв с собой посох. Стал перед низким подоконником, опустив подбородок на ладони, сложенные на костном шаре.
Выходов оставалось два. Первый — избавиться от Реды. Возможно, однако нежелательно. Несколько послушников в курсе, а значит, убийство гостьи, уже принятой в храме и даже проведшей ночь в его стенах создаст очень неприятный прецедент.
За окном зеленеет сад, где бережно хранят послушники созданное искусным садовником ощущение древнего леса, древнего, но не дряхлого, могучего леса, пропитанного извечной силой, старше которой и среди Вечных будет один лишь Верго. Справа поодаль виднеется угол колокольни. Впереди, чуть левее, — беседка с голубями на крыше. Правее и дальше беседки темнеет густая зелень: там вода. Пруд и огибающий мшистые валуны ручей. Из беседки так хорошо глядеть на пруд и слушать смешливый ручеек, так легко делается на душе и верится в провидение Тиарсе, Дающей имена, Позволяющей вещам быть…
