Немёртвый камень (СИ) - Кисель Елена (читать лучшие читаемые книги .txt) 📗
И с видом аптекаря, отмеряющего миллилитры ценнейшего лекарства, наполнил стоящую на столе кружку с резвящимся у отбитого края розовым слоником. Водкой.
Бутылка перед ним была наполовину пуста, но рядом стояла еще одна — полная. Ковальски явно настроился душевно провести вечер.
Гиацинт понял, что понятие «абсурд» отныне приобретает для него новый смысл.
— Ты же… — начал он опасливо от порога, — ты же не пьешь.
— М-м, тебе это кто-то сказал?
— Хет…
— А-а. Он прав, — и Ковальски сделал залихватский глоток из кружечки со слоником.
— А что же ты тогда…
Ковальски пожал плечами и попытался посмотреть сквозь кружку, но она была непрозрачной, и это испортило дело.
— Пытаюсь ассимилировать к данной территории, как сказал бы Нольдиус. Кристо и Дара спят, я освободил их от этой обязанности… в конце концов, они целестийцы, так что их, кажется, не надо… ассимилировать. И диссимилировать тоже.
О-о, готов, — с дрожью понял Гиацинт. Под ложечкой засосало от чувства вины: ну, ладно, я порвал с Целестией, но зачем же так ему про Лорелею, в лицо…
— Я тогда пойду разбужу Кристо, — пробормотал он, буквально помирая от неловкости ситуации. — Вам… тебе нельзя.
Макс усмехнулся, созерцая кружку глазами художника.
— Чтоб ты знал — половина моих американских знакомых… тех из них, кто был в курсе насчет моих русских корней… были уверены, что я конченый алкоголик. Черт возьми, мне приходилось их убеждать, что пью я исключительно по ночам. Днем — ничего безобиднее страсти к матрешкам и балалайкам.
— Я… э-э, пойду разбужу Дару, — Гиацинт понял, что Кристо едва ли справится с масштабами катастрофы.
— Угу, и похоронишь мой авторитет папочки. В смысле, кому нужен пьющий отец, с которым приходится возиться как с младенцем? Лучше сядь и попытайся не сойти с ума, пока я буду выносить тебе мозг пьяной исповедью.
— А ты… будешь?
— Скорее всего, — безмятежно ответил Макс. — Насколько помню предков, это у меня в крови.
Ничего хорошего предложение не сулило, но Гиацинта все еще давило чувство вины, да и потом, Ковальски просто нельзя было бросать в таком состоянии. Друг-контрабандист рассказывал, что во внешнем мире люди даже прыгают с крыш просто так, и за два месяца Гиацинт сам понял, что тут многие не в себе.
Потом, ему просто было жутко любопытно. И отчасти лестно, когда бывший соперник перестал наконец запираться и заговорил как с равным. Ну, а нетрезвый Ковальски — определенно такое стоит повидать…
— Куда направишься? — спросил Макс, как только Гиацинт осторожно присел напротив.
Тинторель замялся. Ответ у него был. Просто в этот момент из-под стола появилась вторая кружка — с синим зайчиком и отколотым краем. Макс, сосредоточенно щурясь, набулькивал в кружку из бутылки, и Гиацинт понял, что просто посидеть на стульчике не удастся. «А почему бы и нет? — прошептало в ухо любопытство. — Хоть узнаешь, каково это».
— Вообще-то я думал попутешествовать по этой стране, — начал он, осторожно принимая у Макса емкость. — Я уже говорил — есть другие поселения целестийцев. Они разбросаны по стране, и туда нелегко попасть… но я попытаюсь их отыскать. Это очень интересно — то, как они там живут. И причины у всех разные — чтобы уйти из Целестии. И там вместе маги, люди… иногда даже высшая нежить, представляете! Конечно, немного сложно путешествовать с Сакуром, у него бывают свои причуды… но люди здесь добрые. Меня даже хотели на днях угостить!
Гиацинт умолчал о том, что угощение было сродни нынешнему. Но Макс, кажется, понял сам и слегка приподнял свою кружку. Чокаться было глупо: синий зайчик и розовый слоник на кружках к этому не располагали.
— А жить у меня есть на что, здесь же очень ценятся… знаете, целестийские металлы… — бывший Оплот пригубил водку, обжег себе горло и на секунду скривился из-за слишком резкого запаха: ирисовка — дело другое. Хотя ничего, понравилось. Ему все тут нравилось. — И камни. Только нужно их как следует прятать и не болтать на каждом углу, а так здесь всё довольно просто, ну, конечно, если есть знакомые, которые объяснят тебе правила. Я, знаете, с детства читал внешнемирские книжки, мечтал увидеть этот мир, может, пожить в нём… ну, до того, как к нам пришел Аметистиат с Печатью. И да, тут столько всего…
— То есть по родине ты не скучаешь.
— Нет, туда я не верн… — потом Гиацинт понял, что Макс спрашивает не об этом. — Не скучаю. Знаете, тут все-таки здорово. Просто люди. Просто живут. Улыбаются.
— Воюют и бьют морды, — пробормотал Ковальски, допивая до дна.
— У нас тоже воюют и тоже бьют морды, и у вас стреляют, а у нас магия и нежить, и стоматологов нет, — Гиацинт усмехнулся и снова пригубил. Убрал отросшие волосы со лба. — Да нет, я понимаю, что неправ, вы же тут всю жизнь прожили. Но для меня тут — что-то вроде седьмой дуги радуги, рая по-местному. Именно для меня. Потому что тут никто не будет говорить, что я — Оплот Одонара, что у меня, знаете ли, судьба такая — с этой печатью… и… и пробудить богиню, разделить с ней ее магию… Вы меня можете считать ребенком или эгоистом, но я правда не хочу возвращаться. Не могу видеть Целестию.
— Из-за пророчества Майры и твоего предка… Танейха?
— Из-за… всего. Послушайте… послушай, — он невольно перешел на русский язык, сочтя его более душевным. — Послушай меня. Мне двадцать два. Странствовать я ушёл в шестнадцать, как положено тинторелю. И у меня были… мечты, желания, и планы были, а потом — на пороге нашего замка Аметистиат с этой Печатью, и всё, как отрезало. Матушка будто обезумела, всё повторяла — каким великим я стану, как прославлюсь… Оплот, Оплот — и ничего! Ничего! Для! Себя! Ты же тоже от этого бежал, разве нет? Когда на тебя все… будто у тебя на лбу написано: «Я — Оплот Одонара, надейтесь на меня, пожалуйста, у меня ж такая особая судьба!» Кому мне объяснять, что нет особой судьбы и всей этой чепухи? Что я просто жить хочу? Что я в колодце смертоносцев видал и бессмертую славу, и любое бессмертие, потому что я хочу — просто — жить! А у нас такое не принято.
Водка на вкус показалась не сильнее воды. С чего бы это. Ковальски молча налил еще, подвинул на стол тарелку с нарезанным сыром. А ведь это я ему мозг выношу, подумал Гиацинт. Хотя — а что б нет, а?
— У нас такое не принято. Это волшебство… проклятое… я когда родился — я знал, что мама может сделать что угодно. И любой человек может обратиться к магу… артемагу… если нет денег — то может, кто-то сжалится… Магия. Каждый день. И если случается что-нибудь…что-нибудь страшное… мы тоже ждем чуда от них. От магии. А маги ждут чуда от Витязя или от кого-нибудь еще. И так хорошо просто жить и знать, что можешь на кого-то это перевалить… пока ты сам не стал тем, от кого ждут чуда. Ха.
Он треснул кружкой об стол так, что чуть не расколол то ли кружку, то ли стол. Ковальски, впрочем, слушал благодушно, открывая вторую бутылку.
— А у вас тут… честнее, да. Нету — и нету, — водка действовала на неокрепший организм, речь Гиацинта сначала была неровной от эмоций, а вот теперь он запинался по другой причине. — И сам всё решаешь. Ты вот, например, верил в чудеса?
У Макса дрогнула рука, и струйка водки пробежала мимо кружки.
— Я?! — он отставил бутылку, потом задумался и произнес: — Я не верил, я был в курсе их существования.
Очередная порция алкоголя пошла Гиацинту не в то горло. Пока он кашлял, Макс напряженно рассматривал сыр на тарелке.
— Лет с девяти знал. После отцовской смерти, знаешь ли, вывел формулу. Чудеса существуют, но каждый человек творит их в своей жизни сам. И не на пустом месте. Знания. Реакция. Чем больше умеешь — тем лучше. Первое — умей приспосабливаться. Второе: других чудес не бывает. Санты нет, волшебники передохли давным-давно. Я не верил: я знал это. До той самой секунды как…
— Ты встретился с Кристо, Дарой и клыканом.
Наверное, каждый в Целестии уже в курсе этой встречи, спасибо Хету. Макс покачал головой.
— Подумаешь, двое детишек с паранормальными способностями и мутант, смахивающий на «чужого»… нежить, браслет, радуга… мелочи. Нет, я… встретил кое-что другое.
