Битва вечной ночи - Дарт-Торнтон Сесилия (книги без регистрации txt) 📗
Ашалинда стояла недвижно, как алмаз в глубине горы, словно не слышала слов возлюбленного. Лангот более не застил ее внутренний взор — словно вдруг взяли и отдернули занавеску.
Теперь все вдруг прояснилось.
Там, где доселе клокотала тупая боль, вдруг появилось четкое изображение. Здесь-то и находился прежде источник боли — рождение и смерть, тайный портал, родник, из которого брался лангот, безжалостно завладевший Ашалиндой.
Высокая серая скала, похожая на руку великана, а к ней прислоняется тонкий обелиск цвета лепестка розы. Оба сверху прикрыты плоской плитой, похожей на притолоку. Рядом — гранитная впадина, а в ней питаемый маленьким родником черный пруд.
— Я вижу Ворота Поцелуя Забвения, — пробормотала она. — Они как будто взяли да и высветились прямо в воздухе.
Ангавар рядом с ней внезапно затих — так замирает дикий зверь, почуяв в порыве ветра запах охотника.
Наконец он спросил ровным, тщательно контролируемым тоном:
— А дорогу к ним?
— Нет, еще нет. Но теперь я узнаю Ворота, если увижу их. И я непременно их отыщу.
— А как он выглядит, этот проход в Фаэрию?
Теперь голос Ангавара звучал почти небрежно.
Девушка рассказала ему все, что помнила. В голосе Ангавара сквозила отчаянное, острое беспокойство, тоска столь неукротимая и ужасная, что Ашалинде даже сделалось страшно.
— Наверное, ты хочешь попасть туда как можно скорей? — спросила она. — Быть может, нам сразу отправиться отсюда в Аркдур на корабле? Пусть тебе сейчас и нельзя покидать Эрис, мы могли бы отыскать Ворота и открыть их, чтобы твои подданные свободно ходили туда и обратно.
Лицо Ангавара потемнело. Он задумался, но потом покачал головой.
— Нет. Да и вообще вполне может статься, за это долгое время три прядки твоих волос были унесены ветром, смыты дождями или их утащили дикие звери.
— Неужели Ворота могут закрыться сами по себе?
— Вполне. Однако пока ничто не подтвердилось доподлинно, у нас остается шанс все-таки вернуться в Королевство. И конкретно сейчас я предпочту жить с этим шансом, чем рисковать испытать жестокое разочарование. Спешить ни к чему. Последний день вечности ближе не станет.
— Но пока мы мешкаем, шансы все уменьшаются — дождь, ветер и диких зверей Аркдура не остановишь. Возможно, в эту самую секунду они растаскивают последние волоски.
— Нет.
Ну конечно же — она недооценила могущество Ангавара. Своим влиянием он запросто мог остановить разрушительное действие сил природы. Уголки губ девушки дрогнули в улыбке. Западный ветер — его ласка, капли дождя — его поцелуи на моих устах…
Внезапно воображаемую картинку, четко вырисовывавшуюся на фоне бледно-желтой стенки шатра, пересекло неясное серое пятно. Рваная чернота разбила изображение на куски. Ашалинда встряхнула головой, борясь с наваждением. На лице девушки появилась смутная и мечтательная печаль.
— Ворон, — пробормотала Ашалинда.
— Что еще с ним?
Ангавар снова нахмурился.
— Он улетел, — с запинкой нерешительно отвечала она, — и все-таки некоторым образом остался с нами. Полетит ли он в Фаэрию, когда откроются Ворота? Ну, по крайней мере теперь он не может потребовать у Эсгатара Белой Совы второй услуги. Хранитель Ворот уже исполнил первую просьбу Моррагана и закрыл Ворота. Не его вина, что я случайно оказалась внутри самих ворот, ни в Королевстве, ни за его пределами. Теперь, когда Морраган утратил обличье Светлого, уж верно, Эсгатар не обязан выполнять второй приказ? А даже если и обязан, у Моррагана больше нет голоса. Теперь можно будет снова открыть все остальные Ворота и более никогда не закрывать их! Светлые и люди снова будут свободно общаться меж собой, как в былые времена!
— В обличье Ворона, — сумрачно произнес Ангавар, рассеянно наматывая на палец прядь волос возлюбленной, — большая часть могущества Моррагана и в самом деле исчезла. Но не вся. Кое-как говорить он еще может. Он ведь королевской крови — а нас не так-то легко уничтожить. Если Ворон когда-либо еще встретится с Эсгатаром Белой Совой, то вполне может потребовать повиновения. Хотел бы я отыскать его и лишить такой возможности. Сковать волшебством или взять с него слово молчать. Я бы нашел его, но пока его не поймаешь, открывать Ворота опасно.
— Тогда зачем ты позволил ему улететь?
— Мою руку остановило милосердие. Как мог я, сжалившийся над Ваэльгастом, не сжалиться над родным своим братом? — Казалось, король Светлых смотрел куда-то внутрь себя, прекрасное лицо его стало блеклым, точно зимнее небо. — Мой брат, в чьем падении я сыграл столь роковую роль. — После короткой паузы он продолжил: — Не знаю, как он поступит: улетит ли подобру-поздорову в какой-нибудь дальний лес, где и обоснуется, или же в птичьем уме осталось еще довольно проблесков, чтобы желать вернуться в Светлое королевство. И моя нерешительность играет на него.
Ашалинда смотрела на Ангавара во все глаза, жадно вбирая мельчайшие детали. Он был огнем, а она — свечой, которую поднесли слишком близко. Ангавар притянул нареченную к себе, однако она отстранилась, учуяв исходящий от него слабый аромат корицы. Ангавар не пах ни потом, ни кожей, дыхание его не отдавало луком, а волосы — лесным дымом. Она не могла больше закрывать глаза на правду — он не был смертным.
— Что это ты вдруг отшатываешься от меня? — спросил он полусердито, полуозадаченно.
Девушка замялась, не решаясь встретиться с ним глазами.
— Ты ведь Светлый. А я — нет.
— И что?
Сердце у нее стучало так, точно по груди изнутри колотили дубинкой.
— Как ты можешь любить меня? — Слезы уже подступали к глазам девушки. — Твоему народу все мы, верно, кажемся дикими животными.
— Не говори так! Никогда не говори! — вскричал Ангавар. Голос его внезапно стал грубым и резким. Однако через миг он уже недоверчиво спросил: — Неужели ты сомневаешься во мне?
— Я ведь дочь несовершенного народа. Клянусь, если бы я видела нас глазами Светлых…
— Вот так штука! Похоже, ты и в самом деле сомневаешься в моей любви.
Она наконец подняла на него глаза — и от того, что прочла на лице Светлого, сердце бедняжки едва не остановилось.
— Нет.
— Никогда не сомневайся во мне, Златовласка, — сказал Ангавар. — Никогда.
Горло у Ашалинды саднило так, точно она проглотила свое сердце.
— Мы так давно расстались, — промолвила она, — но я ни на минуту не переставала думать о тебе. День и ночь твое лицо стояло предо мной. Голос твой не умолкал у меня в ушах. Каждый порыв ветра казался твоим прикосновением, каждый сон — напоминанием о тебе. И вот сейчас ты и правда стоишь предо мной, а мне отчего-то страшно. Вдруг я моргну и ты снова исчезнешь? Ах, но каждая частица моего существа кричит и стонет от любви к тебе.
— А моя — от любви к тебе.
Откуда-то из-за шатра доносились невнятные голоса придворных, отдаленное пение, приглушенный стук копыт по траве.
Ашалинда вспомнила Моррагана и слова, сказанные им брату: «Мой клинок с большей охотой остался бы в ножнах ему так уютно в этом вместилище». Очередной пример того, как Светлые умеют искажать правду, лгать недомолвками и иносказаниями, а не в открытую.
Она снова поглядела на Ангавара:
— Морраган дразнил тебя всякими намеками. Но на самом деле он не спал со мной.
— Знаю.
Он обнял девушку, нежно уткнулся лицом в облако ее волос. Черные пряди смешались с золотыми — и Ашалинда утонула, затерялась в этом водопаде. Каждый волосок возлюбленного еще крепче привязывал ее сердце.
Среди народа, к которому принадлежал ее избранник, акт любви обычно считался чем-то вроде приятной забавы, развлечения, а не взаимного празднества вечной страсти. Рассказы о Светлых говорили об этом прямо, начистоту. Обнимать возлюбленного, чувствовать, что плечи его скованы напряжением столь яростным, что он весь дрожал, слышать, как судорожно бьется его сердце — и знать, каких усилий стоит ему обуздывать собственную природу, — все это невыразимо растрогало Ашалинду. Ведь все это давало понять, как высоко он ценит, как сильно любит свою невесту.
