Сестра (СИ) - Гончарова Галина Дмитриевна (книги без регистрации полные версии .txt) 📗
— Она меня любила…
— Любила ли? Или говорила, что любит?
Ответа Алексей не знал. Смотрел в окно, вспоминая, как красивая девушка превращалась в раненое животное — и осознавал, что это всегда будет с ним.
Предавать, интриговать… да будь он проклят — этот путь государя! Страшно это…
Так они втроем рассвет и встретили. Спящими вповалку на широкой кровати, как есть, в одежде. Алексей и Иван переплели руки, Софья маленьким зверьком приткнулась между ними…
Дети, всего лишь дети, которые впервые поняли, как это — играть человеческими судьбами. И им было больно. Что?то такое умерло в них в эту ночь… Иллюзии?
Возможно.
И даже Софья, хоть и рассталась с ними еще давным — давно, все равно переживала.
Переживал и Артамон Матвеев. На следующий день он узнал и примчался в Кремль, но к царю его даже не допустили. Он бы кинулся в ноги, он бы все исправил, но — увы!
Никто толком ничего не знал. Только что одну из девиц срочно замуж выдали и отослали, а как, за что…
Увидеться с Натальей у него тоже не получилось. Ираклий, хоть и влюблен был в Наталью, но управлять ей не позволил. Молчи, женщина. Твое дело мужу улыбаться, а не в дела его лезть!
Алексей Алексеевич не отходил от отца, стараясь утешить его в горе. Софья же…
Софья о чем?то активно шепталась с Иваном Морозовым. А что Иван разговаривал после этого со Степаном Разиным, которому ходу в Кремль не было…. Так что же? Не разговаривать с ними теперь?
Алексей Михайлович тоже переговорил с дочерью. Софья не отрицала ничего и не запиралась.
Наталья?
Было, было…
Алексей, когда записочку от нее получил, пришел к сестре, посоветоваться. Почему с ней? А с кем еще? С ней, да с тетушками — иного выбора и не было. Не к отцу же с таким пойдешь, сердце разбивать…
Почему потом пошел?
Так тетушки и уговорили. Лучше один раз все прояснить, чем такие интриги за отцовской спиной плести. Мерзко это…
С этим Алексей Михайлович был полностью согласен. Мерзко и гадко. Идти на смотрины ему совершенно не хотелось, но надо было.
Так что в назначенный день девушек вывели в залу — и Алексей Михайлович пошел вдоль строя.
Лица, лица, лица…
Круглые и вытянутые, серьезные и встревоженные, карие, голубые, черные, серые, зеленые глаза, светлые и темные косы бегут по роскошным платьям… пройти бы, не поднимая глаз, а лучше выгнать всех… И в груди тяжко и вспоминаются черные очи, и голос грудной слышится, и улыбка ее нежная… Наташенька, что ж ты так со мной, любовь моя поздняя, нечаянная? Неужто чем виноват перед тобой?
Софья бы намекнула батюшке, что не там он вину ищет, да не стоило его добивать.
Раз прошел Алексей Михайлович, словно во сне дурном. И два прошел. А на третий раз вдруг выхватил из толпы знакомые синие глаза.
Ясные — ясные, словно небо летнее.
Только раз он такие глаза видел, только у одной женщины.
И коса снопом золотым по платью бежит. А лицо…
— Фимушка?
И не царь стоял в тот миг перед девушкой, нет. Мальчик шестнадцати лет, которого мечтой поманили, да отобрали ее. Чудо ли это?
Или время вдруг назад поплыло?
Царь пошатнулся — и если б девушка его под руку не подхватила — на колени упал бы. Перед этой?
Перед той, давно забытой? Прощения просить, умолять, все бы отдал тогда — лишь бы поняла. Лишь бы простила, поверила, что не хотел он зла, просто отстоять ее не сумел! И вдруг увидел в синих глазах нечто такое, что разжались когти в груди…
А Любава просто пожалела Алексея Михайловича.
Как любого обычного, немолодого, усталого мужчину. Как человека. Раненная жизнью сама, она понимала, когда другим больно — и ему тоже так было. Шел, тосковал…
Такое у него было в глазах, что страшно становилось.
— Меня Любовью крестили, государь…
Тихо — тихо, так, что кроме соседок и не слышал никто. Да и те отшатнулись, словно испугались чего.
— Любушка…
Два человека рядом. Понимание?
Да, наверное. И это намного больше того, что они надеялись обрести.
Алексей Алексеевич смотрит чуть удивленно. Неужели получилось?
Сонюшка! Ну и умна ж у него сестрица!
В тот же день Любовь Алексеевна Пронская стала официальной царской невестой — и уж к ее охране отнеслись вовсе не так халатно. Служанки у нее были все свои, от Софьи. Охрана?
Алексей Михайлович поставил своих доверенных людей, да и Милославские тоже постарались. Иван Милославский примчался к Софье, падать в ноги и благодарить — царь, узнав, кому именно обязан своим счастьем, поблагодарил мужчину и пожаловал его золотой чашей с червонцами. Да и к царю Иван стал вхож намного чаще.
Любавушка по секрету призналась Софье, что ей царя уж — жасно жалко, он ведь такой одинокий — и никто его не понимает. Софья покивала, соглашаясь, что быть одиноким, имея аж десяток детей, троих сестер и всяких около — родственников — это просто и посоветовала жалеть его почаще. Сошлись два одиночества!
Алексей Михайлович вообще ничего вокруг не видел, пребывая в розовом тумане. Софья даже удивлялась — как так можно? Но потом поняла. Царь любил жалеть себя, и любил, когда его жалели. Любава же была наделена этим даром в таком количестве, что хоть сцеживай и в чай подливай. Даже Матвеева, который?таки прорвался к царю и упал в ноги, не велел гнать со двора. Просто посмотрел с улыбкой и высказался в духе: 'Неисповедимы пути господни, никогда не угадаешь, где найдешь, где потеряешь'. Понятное дело, Матвеева этот расклад не устроил, но тут грянуло еще более страшное.
Наталью Нарышкину нашли мертвой.
Царь был в шоке, хоть и недолгом. Но злорадство в нем перевесило. Вот, не крутила б хвостом, сидела бы сейчас в Кремле. А так — простите…
Что привело к такому печальному концу?
А вот так. Ираклий, получив деньги на необходимое — целыми днями мотался по Москве. Ведь нанять людей мало, надо их еще вооружить, одеть, обоз снарядить… Царь тоже чуть сжалился и обещал помочь стрельцами — с легкой руки сына. Лучше — Матвеевским полком. Самое то для него…
Одним словом — Ираклий был очень занят. А жена оставалась одна. И не в Кремле, нет. Царь не намекал, что хорошо бы кахетинцу оттуда съехать, но мужчина и сам был понятливым. Снял подворье да съехал — временно.
Сам царевич, получив деньги, да и поддержку, целыми днями то в полку пропадал, то еще где, а Наталья одна оставалась. Вот и упросила молодого мужа ее хотя бы в церковь отпускать.
Ираклий, конечно, согласился. Со служанками, с охраной… только кого это спасло?
Никто даже и не понял, как дело случилось.
Просто шла молодая женщина, улыбалась солнышку летнем, а потом в единый миг за сердце схватилась да и на снег осела. Служанка кинулась, захлопотала, помстилось ей, что Нарышкиной плохо стало — ан нет.
Не плохо…
Между ключиц женщины, брошенный с нечеловеческой точностью, торчал короткий арбалетный болт.
Вот тут?то толпа и взволновалась — убили! УБИЛИ!!!
Охрана искать душегуба бросилась, да только следы на снегу и разыскала, обильно перцем пересыпанные. Собака не прошла чтоб.
Ираклий, как узнал, помертвел весь, царю в ноги бросился. Было что?то такое в Наталье, притягивала она к себе мужчин. Хоть и был на нее Алексей Михайлович обижен, а все ж приказал искать татя.
Искать начали по всей Москве — и очень скоро нашли душегуба. Сенька Жало, прозванный так за пристрастие к тонким узким клинкам, сказал, что нанял его какой?то высокий худой тип, вроде как старик, но точнее он не скажет. Вот перстень запомнился, да. Перстень приметный. И сапоги у мужчины были дорогие — тисненой золотом кожи. Словно и не нашенские…
И тут кто?то вспомнил, что Артамон Сергеевич эту моду любит….
Слово за слово, слух за сплетню — особенно старались те бояре, которых Матвеев утеснял, будучи подле государя. Да и идея его со свадьбой никому не понравилась. Милославские — те зло уже известное, а вот Матвеев — новое, незнакомое. Ровно что слепень не насосавшийся. Голодные?то они завсегда злее сытых?
